Уильям Джевонс - Деньги и механизм обмена
Если большая публика не делает различия между монетами, раз только они одинаковы на вид, то менялы, торговцы металлом, банкиры и золотых дел мастера стараются ознакомиться с этим различием с целью извлечь отсюда выгоду; для этого они часто или сами переплавляют монеты в слитки или вывозят их за границу, где также, рано или поздно, переплавляются. Если много монет теряется при кораблекрушениях или другим путем и значительное их количество уходит за границу вместе с путешественниками и эмигрантами, которых не интересует точная металлическая ценность монеты, то гораздо большая часть звонких денег уходит из обращения благодаря таким лицам, которые в точности знают, сколько они выигрывают от переплавления новой тяжеловесной монеты. С этой целью они из большого количества монет выбирают самые тяжелые и отправляют их в плавильный тигель, а старые, стертые монеты они при всяком удобном случае спускают. В Англии такая процедура практикуется в больших размерах и носит название picking, culling и garbling. Это подтверждает тот всеобщий, господствующий в денежном обращении, закон, который Маклеодом был справедливо назван законом или теоремой Грэшема, по имени сэра Томаса Грэшема, который открыл его 300 лет тому назад. Закон этот гласит: хорошие деньги вытесняются плохими, и далее: хорошие деньги не могут вытеснить плохих[2]. На первый взгляд кажется странным, что, хотя выпущены красивые, новые, полновесные монеты, публика тем не менее предпочитает употреблять старые, плохие. Благодаря этому обстоятельству, оказались тщетными многие благожелательные попытки монетных реформ, что причинило значительный ущерб государствам, потерявшим израсходованные на это суммы, и что повергло в немалое смущение государственных людей, незнакомых с основами учения о деньгах. Во всех других случаях собственный интерес побуждает каждого выбирать лучшее и отбрасывать худшее; в денежной же сфере может показаться, будто, напротив, каждый старается удержать худшее и отбросить лучшее. Секрет открывается очень просто. Вообще говоря, публика вовсе не отказывается от лучших монет и безразлично передает из рук в руки как худшие, так и лучшие монеты, потому что она смотрит на них только как на орудие обращения. Но исчезновение хорошей монеты следует приписать вине тех лиц, которые выбирают наиболее тяжелые монеты с целью их переплавления или вывозят их за границу, собирают в виде сокровищ и перерабатывают в изделия и листовое золото. Закон Грэшема вполне опровергает упомянутое выше мнение Г. Спенсера, что изготовление денег должно быть предоставлено частным фабрикантам. Кто хочет купить мебель, книги или платье, от того можно ожидать, что, насколько позволяют ему средства, он выберет вещи наилучшего качества, потому что он хочет их сохранить. Иное дело с деньгами. Деньги выпускают только для обращения. Монеты нужны не для того, чтобы держать их в своем кармане, а для того, чтобы препроводить их дальше в карман соседа; и потому, чем хуже деньги, тем больше собственный выигрыш. Вследствие этого существует естественная склонность к порче металлических денег — склонность, которая может быть устранена только путем постоянного контроля со стороны государства. Из закона Грэшема вытекают две меры предосторожности для установления и сохранения хороших денег. Прежде всего необходимо, чтобы нормальная монета как можно меньше уклонялась от нормального веса, потому что разница идет лишь в пользу того, кто торгует благородными металлами и вывозит их, и побуждает его воспользоваться представляющейся выгодой. Затем необходимо извлекать из обращения те монеты, которые вследствие долгого употребления стерлись и спустились ниже наименьшего законного веса, ибо, в противном случае, они долго будут циркулировать как денежные знаки. Всякая торговая сделка состоит в обмене товаров равной ценности, и потому деньги должны состоять из таких монет, в которых содержится приблизительно одинаковое количество металла, так, чтобы всякий, не исключая торговцев благородными металлами, банкиров и вообще всех торгующих деньгами, безразлично давал или принимал одну монету вместо другой того же рода. Ясно, что этого не может быть с монетами, служащими только денежными знаками, так как курсовая ценность денежного знака превышает его металлическую ценность, и для всякого, кто употребляет их не как орудие обращения, разница эта является прямой потерей. Вес денежного знака, поэтому, не имеет значения лишь до тех пор, пока публика готова его принимать и отклонение его от надлежащего веса не так велико, чтобы побудить фальшивых монетчиков к подделке. Привычка и трудность точного определения ценности представляют в настоящее время две постоянно действующие причины ухудшения монеты. Так, например, соверен по закону должен иметь не меньше 7,984 грамма веса; на практике, однако, платежи производятся и такими соверенами, металлическая ценность которых уклоняется от законной на 2–4 пенса и даже на 6–8 пенсов. Всякая нормальная монета имеет, следовательно, тенденцию спуститься до уровня денежного знака, который может быть извлечен из обращения только государством.
Закон Грэшема о неспособности хороших денег вытеснить плохие относилась первоначально только к монетам из одного и того же металла, но она справедлива для всякого рода обращающихся на известной территории монет. Так, золото в сравнении с серебром, серебро — с медью, бумажные деньги — с золотом подчинены тому же закону: более дешевое платежное средство остается в обращении, а более дорогое уходит. Весьма поучительный пример представляет в этом отношении Япония. Когда в 1858 году между Великобританией, Соединенными Штатами и Японией был заключен договор, открывавший эту страну, по крайней мере отчасти, для европейской торговли, там существовала в высшей степени замечательная денежная система. Самой полноценной японской монетой был кобанг — тонкая, овальная золотая монета в 6,25 сантиметра длины и 3,1 ширины и весом в 13,33 грамма, с простыми украшениями. В обращении она шла в японских городах по 4 серебряных итцебу, но настоящая ценность ее была 18 шиллингов 5 пенсов (около 9 рублей), тогда как 1 серебряный итцебу стоил 1 шиллинг 4 пенса (70 копеек). Японцы, следовательно, принимали свои золотые деньги в И их настоящей ценности, определяемой отношением ценностей обоих этих металлов в других странах. Первые европейские купцы, конечно, не преминули воспользоваться этим необыкновенным обстоятельством; скупая кобанги по местному курсу, они утраивали свои деньги, пока туземцы не обратили на это внимания и не изъяли из обращения оставшиеся еще кобанги. После этого японское правительство предприняло полное преобразование своей денежной системы, скупив английские монетные мастерские в Гонконге. То, что в такой поразительной форме имело место в Японии, происходило в меньшей степени в Англии и других европейских государствах. Лишь только отношение золота к серебру, установленное законной валютой какой-либо страны, уклоняется на 1 — 2 процента от отношения их рыночных цен, становится выгоднее вывозить один металл, чем другой; так было во Франции, где в промежуток времени 1848— 1869 годов серебряная монета все более вытеснялась золотой, пока последняя не восторжествовала. Подобным же образом определился характер денежной системы в большинстве других государств, а Англия и Соединенные Штаты увидели себя поэтому вынужденными ввести золотую валюту, как господствующую. Весьма вероятно, что уже в Риме во времена республики и императоров обнаружилась вся трудность регулирования обращения серебряных денег наряду с медными, и трудность эта возросла еще более, когда введены были и золотые монеты.
