Торстейн Веблен - Теория праздного класса
Все это, разумеется, не подвергает сомнению тот факт, что новая система приличий более благопристойна, чем смещаемая ею система. Возникающее само собой сомнение является просто-напросто сомнением в экономической целесообразности этой работы по духовному перерождению — т. е. экономической целесообразности в том непосредственном и материальном аспекте, в котором можно с определенной степенью уверенности установить следствия этой замены, рассматриваемые не с точки зрения индивида, а с точки зрения легкости жизни коллектива. Поэтому для оценки экономической целесообразности мероприятий по амелиорации общества нельзя принимать их плоды за чистую монету, даже если эти предприятия преследуют в первую очередь цели экономического характера и если интерес, на основании которого они осуществляются, никак не является ни эгоистическим, ни завистническим. По своему характеру эти экономические преобразования главным образом являются перестройкой в системе демонстративного расточительства.
Однако нужно сказать что-то большее относительно того, какой характер имеют бескорыстные побуждения, и того, по каким канонам осуществляется всякая деятельность такого рода, находящаяся под влиянием образа мысли, характерного для денежной культуры; и это дальнейшее рассмотрение, возможно, приведет к последующему уточнению уже сделанных выводов. Как можно было видеть в одной из предыдущих глав, каноны почтенности или благопристойности в условиях денежной культуры настоятельно требуют, чтобы признаком безупречного в денежном отношении образа жизни было привычное направление усилий на бесполезные цели. Отсюда вытекает не только привычное презрительное отношение к полезным занятиям, а также и то, что сказывается более решительным образом на направленности деятельности любой организованной группы людей, претендующей на добрую репутацию в обществе. По существующей традиции считается дурным тоном быть хорошо осведомленным в подробностях каких-либо процессов, имеющих отношение к физическим жизненным потребностям первой необходимости. Можно похвальным образом обнаруживать количественную заинтересованность в благосостоянии простого люда — в духе пожертвований по подписке, участия в работе управленческих комиссий и т. п. Вероятно, еще более похвальным образом можно проявлять заботу вообще, и в частности о культурном благосостоянии простых людей, — проводить мероприятия по облагораживанию их вкусов, предоставляя также удобный случай для их духовного совершенствования. Однако при этом не следует выдавать близкого знакомства с материальными условиями грубой жизни или же образом мысли людей из низших слоев общества — такого знакомства, которое могло бы направлять усилия членов этих организаций на достижение материально полезных целей. Разумеется, нежелание открыто признавать чрезмерное знакомство с условиями жизни низов проявляется у различных индивидов в весьма неодинаковой степени, однако оно достаточно выражено среди членов подобного рода организаций и оказывает глубокое влияние на стиль их деятельности. Стремление избежать намеков на осведомленность в жизни простого люда, какова была бы непристойна, оказывает совокупное влияние на практику и прецеденты любой организованной группы. Начальные мотивы конкретного мероприятия по-степенно отстраняются ради сохранения доброй репутации — согласно известным принципам, которые в конечном счете сводятся к денежным критериям при определении достоинств. Поэтому в организациях, существующих не первый день, облегчение жизни людям из названных слоев становится лишь официальной целью, а плодотворная деятельность этих организаций постепенно прекращается как недостойная.
То, что справедливо в плане коллективного осуществления такой деятельности, носящей независтнический характер, верно также в отношении работы, проводимой из тех же побуждений отдельными лицами, хотя в этом случае требуется, наверно, сделать ряд существенных уточнений. В индивидах, которые стремятся проделывать какую-то общественно полезную работу, будет обязательно сильна привычка измерять достоинства человека по праздносветским канонам расточительного расходования и неосведомленности в жизни простого народа, будь то в области производства или потребления. Забудь индивид о своем общественном положении, обрати он свои усилия на непристойную результативность, здравомыслие общности — представление о должной благопристойности — тут же отвергнет его работу и поставит его на место. Подобный пример наблюдается в отправлении посмертных дарственных завещаний, сделанных людьми, расположенными к общественной деятельности, с единственной (по крайней мере официально) целью — облегчить человеческую жизнь в каком-то конкретном отношении. Объекты, на которые чаще всего распространяются завещания такого рода в настоящее время, — это школы, библиотеки, больницы и приюты для инвалидов и сирот. При этом официально считается, что даритель имел в виду одну цель — улучшить человеческую жизнь в том или ином отношении, и в завещании обозначается, в каком конкретно. И все же, как неизменное правило, при выполнении названного в завещании деяния появляется немало других, часто несовместимых с изначальным мотивов; они и определяют то фактическое назначение, по которому в конце концов используется изрядная часть выделенных в завещании средств. Например, пусть определенные денежные средства выделены как фонд на строительство приюта для сирот или дома для инвалидов. В таких случаях отвлечение средств на доставляющее почет расточительство настолько обычно, что не вызывает ни удивления, ни даже осудительной улыбки. Значительная часть денежных средств тратится на сооружение здания, облицованного каким-нибудь эстетически неприемлемым, но дорогостоящим камнем; далее, здание покрывается нелепыми и неуместными деталями — с тем расчетом, чтобы его зубчатые стены с башенками, массивные порталы и стратегические подъездные пути наводили на мысль об известных варварских приемах ведения войны. Интерьер строения обнаруживает такое же всепроникающее влияние канона демонстративного расточительства и канона хищнической доблести. Окна, например, сооружаются скорее с намерением внушить случайному зрителю, созерцающему их с внешней стороны, мысль о высокой денежной престижности, а вовсе не с целью наиболее эффективного размещения по их очевидному назначению — на благо и для удобства находящихся внутри бенефициариев; эта деталь интерьера тоже должна быть подчинена несвойственному ей, но властному требованию денежной красоты.
Нами, конечно, не предполагается, что даритель не осудил бы все это, осуществляй он контроль за исполнением своей воли лично; оказывается, однако, что в тех случаях, когда имеет место такое личное управление благотворительным предприятием — когда руководство осуществляется путем прямых расходов и личного надзора, а не по завещанию, — цели и методы управления остаются теми же. Бенефициариям, как и посторонним наблюдателям, покой и тщеславие которых не затрагивается, вовсе и не понравилось бы иное распоряжение денежными средствами. Никого не устроит, чтобы руководство предприятием осуществлялось с намерением употребить имеющиеся средства наиболее экономно и эффективно, непосредственно по изначальному физическому назначению фонда. Все лица, причастные к данному предприятию, является ли их интерес непосредственным и эгоистическим или лишь созерцательным, сходятся в едином мнении: некоторая значительная часть расходов должна идти на высшие цели, на удовлетворение духовных потребностей, обусловленных привычкой завистнического сравнения по критериям хищнической доблести и денежного расточительства. Все это говорит лишь о том, что каноны соперничества и денежной репутации настолько пронизывают здравый смысл общности, что от них нельзя уйти или уклониться даже в тех благотворительных мероприятиях, которые официально мотивируются исключительно независтническими интересами.
