И. СМИРНОВ - А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ?
Сказанное не является апологией плутократии. Конечно, если нефтяные скважины принадлежат частным компаниям, они обычно лучше управляются и приносят более высокий доход, но не следует думать, что экологический ущерб при частной собственности на нефтепромыслы обязательно уменьшится. При отсутствии жёсткого контроля со стороны независимого природоохранного ведомства он вполне может и возрасти. Это подтверждает опыт и России, и Нигерии. Да и здравый смысл свидетельствует о том же.
АФРО-РОССИЙСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ИНВЕСТИЦИОННОГО
ПРОЦЕССА
Мы уже говорили, что иностранные инвестиции в экономику Нигерии ничтожны. Но правил нет без исключений. Известная корпорация «Роял Датч/Шелл» стяжала в Нигерии дурную славу. И дело тут не только в горящих газовых факелах (совсем как в России!) и многократных разливах нефти, которые погубили значительную часть дельты реки Нигер. Дело ещё в далеко зашедшем сращивании англо-голландско-американской корпорации с нигерийскими клептократами, особенно с той их частью, которая носит погоны. В 1990-х годах, когда у власти находились Бабангида и Абача, протесты местного населения против разрушения среды его обитания подавлялись с помощью военной силы. Причём военные совершенно одинаково действовали и в тех случаях, когда протесты вызывала деятельность государственной нефтяной компании НННК, и когда оказывались задеты интересы иностранных корпораций, особенно «Шелл». В обоих случаях они стреляли. Точное число погибших в ходе этих карательных операций неизвестно, но, по-видимому, счёт
идёт на многие сотни. Здесь мы видим, как экологические преступления с неотвратимостью порождают преступления в общеуголовном смысле слова. Очевидно также, что современные торговцы «чёрным золотом» унаследовали некоторые характерные черты негоциантов, в своё время торговавших «чёрным деревом».
В России нефть добывают не инофирмы, а свои, российские, компании. Исключение составляет шельф вблизи северо-восточного побережья Сахалина, где нефтепромыслами владеет иностранный консорциум с участием уже хорошо известной нам по Нигерии компании «Шелл». Однако добыча нефти там пока невелика, хотя ущерб природе уже значителен. Но, может быть, российские компании ведут себя лучше иностранцев? К сожалению, это не так.
Загрязнение окружающей среды начинается уже на стадии бурения скважин. Нитраты, свинец и кадмий обнаруживают на расстоянии до 2 км от буровой. Обваловка шламовых амбаров (таких амбаров в одном Нижневартовском районе Тюменской области более 7 тыс.!), выполненная из неустойчивых западносибирских грунтов, часто разрушается. Нефть и отходы бурения стекают в ручьи и реки.
Большой вред наносят открытые газонефтяные фонтаны, выбрасывающие нефть и газ иногда до месяца. Число таких фонтанов достигает 7-9 в год. Некоторые фонтаны могут выделять до 1 млн кубометров газа в сутки. Часто нефть и газ при этом возгораются. Ликвидация последствий фонтанирования сводится к выжиганию основной массы разлитой нефти и засыпке загрязнённых площадей грунтом[29].
Все эти безобразия начались в советский период при государственной форме собственности и продолжаются в настоящее время после приватизации нефтяных компаний. Можно с уверенностью сказать, что и новейшая тенденция к обратной национализации (путём конфискации — «Юганскнефтегаз», или путём выкупа — «Сибнефть») ничего не изменит. Как видно, форма собственности не имеет никакого значения. Что действительно важно, так это наличие (или отсутствие) независимой природоохранной службы, а также давления общественности. Вот в этом отношении дела в России обстоят очень плохо. Государственная природоохранная служба у нас и в 1990-х годах была очень слаба и часто шла на уступки виновникам разрушения природной среды, а при восшествии Путина на престол её вообще упразднили. А давление общественности слабо не только из-за нашей с вами пассивности, но и из-за малолюдности севера Западной Сибири — нашего главного нефтедобывающего региона. По-настоящему оседлых жителей там немного, и притом их образовательный уровень невысок (а потому их легко обманывать). А от рабочих
и служащих нефтяных компаний и членов их семей трудно ожидать участия в природоохранных действиях.
Однако транспортировка российской нефти ещё вреднее, чем её добыча. Россия — единственная страна мира, где существуют официально утверждённые нормативы потерь нефти и нефтепродуктов при их перекачке по нефтепроводам, а также с железной дороги на нефтебазу и с нефтебазы на танкер. Во всём остальном мире нормой считается отсутствие потерь. Особенно много нефти разливается у нас в результате аварий на так называемых промысловых и межпромысловых трубопроводах небольшого диаметра. Общая длина российских нефтепроводов составляет 350 тыс. км (почти 9 экваторов!), а число прорывов и «свищей» на них ежегодно оценивается в 50-60 тысяч (!). Разумеется, официальные данные о числе аварий всячески занижаются. Чтобы авария стала достоянием гласности, нужен либо особо крупный разлив нефти, который скрыть нельзя, либо прорыв около населённого пункта, либо попадание нефти в крупную реку. В остальных случаях дело удаётся замять. Ведь в Западной Сибири приходится всего по одному инспектору на целый район (а районы там огромные), да и в других местах положение не лучше.
Достоверных сведений о размерах утечки нефти нет. Но наименьшая оценка ежегодных потерь составляет 3 млн т, а наибольшая — 20 млн т. В результате хищнической добычи и транспортировки нефти в Западной Сибири загублено уже не менее 1/3 оленьих пастбищ. В Надымском районе Тюменской области совместными усилиями нефтяников и газовиков уничтожено 3,5 млн га лесов, на берегах Оби — более 700 тыс. га. В районе Самотлорско-го месторождения сильно загрязнённая нефтью территория превышает 10,5 тыс. га. Там почти отсутствует растительность. 250 рек и 1200 ручьёв бассейна Оби потеряли рыбохозяйственное значение из-за загрязнения нефтью. Среднегодовое содержание нефтепродуктов в воде Оби составляло во второй половине 1990-х годов 12-19 предельно допустимых концентраций (ПДК), а в воде Иртыша — 35-39 ПДК[30].
Мы видим, что и в Нигерии, и в России прибыли нефтедобывающих компаний включают значительную криминальную составляющую. Если бы не совершались экологические преступления, эти прибыли были бы куда ниже.
В России сторонники государственного регулирования, изобличая то, что они объявляют свободным рынком, любят выдвигать такой довод: при свободном рынке добыча сырья выгоднее любой другой экономической деятельности. Читатель уже помнит, что тот же вывод — но из других посылок — заложен и в пар-шевской теории передела. Однако в действительности добыча сырья становится высокодоходным занятием только в условиях клептократического государства. В таком государстве можно не соблюдать никакие экологические нормы. Доста
