Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?
Злоупотребление рисками в финансовом секторе в совокупности с успешным ослаблением регулирования привели к самому тяжелому кризису за три четверти века – результат, который был предсказуем и предсказывался. Как и всегда бывает в подобных случаях, пострадали в основном бедные слои населения, которые остались без работы и столкнулись с перспективой затяжной безработицы. Последствия кризиса 2008 года для обычных американцев оказались особенно суровыми, учитывая то, что в период с 2007 по 2013 год более 14 миллионов заложенных домов было отобрано, а также то, что серьезно сократились государственные расходы, в том числе и на образование. Агрессивная монетарная политика (так называемая «политика количественного смягчения») была нацелена преимущественно на восстановление прежних цен на фондовом рынке, а не на кредитование малого и среднего бизнеса. В результате она оказалась весьма эффективной с точки зрения восстановления прежнего уровня благосостояния богатых людей, но не сделала ничего, чтобы помочь среднестатистическим американцам или хотя бы создать для них рабочие места. Именно поэтому в первые три года так называемого восстановления экономики после кризиса 95 процентов увеличений в уровне доходов пришлись на долю Одного процента, и именно поэтому спустя шесть лет после начала кризиса средний уровень благосостояния упал на 40 процентов по сравнению с докризисными показателями.
Финансовый сектор сыграл еще одну знаковую роль в процессе обострения неравенства в распределении доходов (и низкой экономической эффективности) как в Америке, так и во всем мире: ранее я уже говорил о том, что вопиющее неравенство является следствием той политики, которую он проводил. Финансовый сектор сознательно продвигал политику, которая ведет к увеличению неравенства, и придумывал целую идеологию для ее оправдания. Разумеется, некоторые представители финансового сектора заняли оппозиционную позицию; было много и тех, кто придерживался философии разумного эгоизма. Но в общем и целом финансовый сектор лоббировал идею о том, что самостоятельное функционирование рынков ведет к исключительно положительным результатам, и по этой причине государство должно либерализировать рынки и способствовать приватизации. Он также настаивал на том, что прогрессивное налогообложение необходимо ограничить по причине того, что оно лишает стимула участников рынка. По версии финансового сектора, необходимо было сконцентрироваться на борьбе с инфляцией, а не на создании рабочих мест. И после того как череда подобных решений со стороны финансового сектора привела к Великой рецессии, единственная забота о бюджетном дефиците вылилась в сокращение государственных расходов, от которого пострадали простые американцы. Такая политика со стороны финансового сектора лишь усугубила экономический спад.
ПрозрачностьШироко известно, что рыночные экономики функционируют наиболее эффективно при условии их прозрачности – ресурсы распределяются максимально разумно только при условии доступности достоверной информации. И хотя рынки, в особенности финансовые, могут выступать в поддержку прозрачности в отношении других, сами они делают все возможное, чтобы не быть слишком прозрачными. В конце концов, в случае существования предприятия в условиях прозрачности и конкурентных рынков его прибыль стремится к нулю. Спросите любого предпринимателя: работать внутри такого рынка – сомнительное удовольствие. Приходится бороться, чтобы удержаться на плаву. Практически отсутствует потенциал роста. Именно поэтому они так заботятся о конфиденциальности и бережно хранят секреты бизнеса. Это вполне естественно и понятно. В этом случае государство должно выступать в качестве регулятора и компенсировать подобные тенденции, чтобы обеспечить прозрачность и конкурентоспособность рыночной среды. Но этого не происходит, если государство зависит от бизнеса и, в особенности, от финансового сектора. С этой точки зрения я глубоко разочарован тем, что произошло в администрации Клинтона. Такое вполне можно ожидать от администрации правого толка, но точно не от той, которая заявляет о том, что ставит интересы людей во главу угла. В статье «Ошибки капиталистов» я объясняю, каким образом администрации Клинтона и Буша создали стимул для «фальсификации цифр». К сожалению, и администрация Барака Обамы не сумела воспользоваться кризисом 2008 года для того, чтобы повысить прозрачность рынков, закрывая глаза на торговлю внебиржевыми деривативами, – разрушительную силу в ситуации кризиса, – наложив на нее лишь некоторые ограничения.
Роль экономистаСписок виноватых, приводимый в главе про «анатомию убийства», содержит еще одну категорию – экономистов. Это все те многочисленные эксперты, которые утверждали, что рынки имеют склонность к саморегулированию, которые подвели так называемую интеллектуальную базу для оправдания политики дерегулирования, вопреки множественным историческим примерам, доказывающим несостоятельность идеи нерегулируемых и недостаточно регулируемых финансовых рынков, и вопреки прогрессу в экономической теории, которая объясняет, почему финансовые рынки должны регулироваться. Эти выводы из экономической теории акцентируют внимание на несовершенстве информации и конкуренции, существующих во всех секторах экономики и особенно внутри финансовой системы. Кроме того, когда некий рядовой бизнес терпит неудачу, последствия затронут его владельцев и их семьи, но едва ли целую экономику страны, в отличие от ситуации краха какой-либо отрасли. Как говорили наши политические лидеры и сами банки, мы не можем допустить, чтобы рухнули крупные банки. Но в таком случае они должны регулироваться в обязательном порядке. В противном случае получается пари, в котором рискует лишь одна сторона: если они выигрывают, они получают прибыль, если проигрывают, расплачиваться будут налогоплательщики.
Законопроект Додда – Франка, предусматривающий реформу в финансовом секторе, никак не затронул рискованный аспект крупных банков. По сути, мы только усугубили положение дел теми действиями, которые предпринимали для борьбы с кризисом: мы одобряли, а иногда требовали слияния банков, и теперь концентрация рыночной силы даже выше, чем была до кризиса. У этой концентрации есть неприятное следствие: она ведет к концентрации политической силы, настолько очевидной, что эффективное регулирование банковской системы становится невозможным. Единственный удачный момент, связанный с законопроектом, заключался в том, что он ограничивал полномочия финансовых учреждений, застрахованных государством, выписывать деривативы – печально известные финансовые продукты, которые привели к краху AIG[23] и оказанию государством крупнейшей в истории планеты финансовой помощи. И хотя по-прежнему нет единого мнения насчет того, являются ли деривативы разновидностью «азартных игр» или же инструментом хеджирования рисков, нет ни одной достаточно веской причины для того, чтобы их выписывали кредитные учреждения, в особенности те, которые застрахованы государством. Однако в 2014 году Конгресс, транслируя, по-видимому, интересы самого Ситибанка, без единого слушания аннулировал и это положение в законопроекте!
