Сергей Глезеров - Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя
Результаты раскопок на расстрельном месте в Нижней Шальдихе. Сентябрь 2009 года. Фото Е. Безносюка
Бойцы поискового батальона на привале. Фото Е. Безносюка
Панихида на расстрельном месте в Нижней Шальдихе, 1 октября 2009 года. Фото Е. Безносюка
Как отмечает Надежда Астахова, понятия «реабилитация» и «жертва политических репрессий» введены для осужденных именно по 58-й политической статье. У некоторых расстрелянных в Нижней Шальдихе, как у Василия Колегова, добавлялись еще и уголовные статьи. В этой ситуации человека реабилитировали по 58-й и рассматривали, был ли состав преступлений по остальным статьям. Если не находили, то приговор отменяли и дело прекращали, а человек считался полностью реабилитированным. Дела тех, кто проходил только по уголовным статьям, вообще не пересматривались, – это совсем иная процедура. Даже если в их действиях и нет состава преступления, для доказательства этого нужно новое заседания военного трибунала с обвинителем, защитником и т. д.
Вот почему большинство из расстрелянных в Нижней Шальдихе по сей день числятся «вне закона». Среди предъявленных им обвинений значились паникерство, трусость, утрата военного имущества, измена родине. Однако под последнее понятие в ту пору могло подойти что угодно. Многие пострадали, например, за то, что у них в кармане находили немецкие листовки, которые бойцы подбирали и использовали для самокруток и прочих бытовых нужд из-за нехватки бумаги.
Долгие годы местные жители сторонились печального «расстрельного места» на канале. Однако времена меняются, Нижняя Шальдиха стала превращаться в богатый дачный поселок, и здесь появились новые люди.
«Когда мы ставили памятный крест, то еще не знали, что ближайшие земли вдоль канала, где тоже были расстрельные места и могли быть захоронения, уже проданы в частное владение, – рассказывает Евгений Безносюк. – Новые хозяева очень негативно восприняли крест, находящийся рядом с их землей, и всячески стали нам препятствовать. Они и знать не хотят, что строят свои дома на костях, что будут жить на расстрельных местах. Настаивают на том, чтобы мы перенесли останки и крест в другое место. Но местный приход и жители деревни категорически против. Мое убеждение – это памятное место должно быть сохранено».
«Я не уверена, что в следующий свой приезд в Нижнюю Шальдиху смогу добраться до места памяти своего дедушки, – говорит Надежда Астахова. – Вокруг ставят сплошной забор, ведется активное строительство, а подход с реки блокируется сточными канавами и оврагами. Я разговаривала с владельцами земельных участков, объясняла ситуацию, но они и слышать ничего не хотят о том, чтобы как-то обеспечить доступ к кресту. А ведь им была известна история этой земли.
Перед тем как начать строительство, они не стали вызывать специалистов, которые могли провести поисковые работы, и нет никакой гарантии того, что фундаменты их домов не стоят на расстрельных ямах. Глава администрации Кировского района Николай Петрович Емельянов лично пообещал мне не допустить перекрытия доступа памятнику и оказать всяческое содействие»…
На территории Ленинградской области это первое подобное найденное и отмеченное место, связанное с расстрелами по приговору военного трибунала. А ведь во время войны при каждой дивизии был трибунал! Как отмечает в книге «22 июня. Анатомия катастрофы» исследователь Марк Солонин, всего за годы войны военные трибуналы Красной армии осудили свыше 994 тыс. советских военнослужащих, из них 157 593 человек было расстреляно. «Десять дивизий расстрелянных!» – восклицает историк.
«Очень вероятно нахождение такого же расстрельного места неподалеку от Нижней Шальдихи, рядом с деревней Назия, где тоже находился особый отдел НКВД, – говорит Надежда Астахова. – Один из старожилов помнит, что солдат также уводили на расстрелы в ближайшую рощу».
Между тем памятный крест в Нижней Шальдихе уже стал для деревенских жителей местной святыней. «Мы включили это место в генплан Путиловского сельского поселения – как место памяти жертв репрессий, – пояснил Евгений Безносюк. – Здесь будет мемориал. Когда в Путилово будет восстановлена верхняя часовня, в ней будут храниться списки казненных на канале вместе с именами расстрелянных в 1937 году священников Тихвинской церкви в селе Путилово, а также всех репрессированных по Шлиссельбургскому уезду».
На чертовых высотах
…Здесь, на Синявинских высотах, всякий раз кажется, что война была как будто вчера. Тут все копано-перекопано уже по несколько раз, а земля все равно продолжает хранить в себе трагическую память. Весной, пока еще не поднялась высокая трава, здесь все особенно напоминает о войне. Следы окопов, траншей, воронок.
«Чертовы высоты», «проклятые болота» – какими только эпитетами не награждали тогда, в дни войны, солдаты и военачальники эти гиблые места. В этих краях пытались прорвать блокаду в 1942-м, здесь, на замерзших болотах, оставшихся от довоенных торфоразработок, сумели пробить вражеское кольцо в январе 1943-го. Но и после прорыва блокады в январе 1943 года Синявинские болота остались ареной страшных боев.
Летом 1943 года началась очередная боевая операция, но и тогда ни Синявинская гряда, ни Мустоловские и Келколовские высоты, ни Мгинский железнодорожный узел не были взяты нашими войсками. Бои шли на одном и том же месте – среди торфяных топей, вокруг высот, занятых немцами. Батальоны и полки одних дивизий заменялись другими по несколько раз, ходили в атаки, отражали контратаки, и практически снова на одном и том же месте…
Тогда здесь творился настоящий ад. Теперь эти места имеют совершенно мирный вид, и добраться сюда от Петербурга можно за считанные полчаса. Сначала по накатанной трассе Мурманского шоссе, возле диорамы – поворот на Кировск, затем небольшой отрезок по шоссе, ведущему на Мгу. Вот и указатель – «Синявинские высоты». Дорога уходит в поле…
Последний раз мне довелось побывать здесь лет пять назад, в середине 2000-х годов. За прошедшее время тут многое изменилось. Прежнюю ухабистую грунтовую дорогу, тянувшуюся к мемориалу через не существующее ныне село Синявино, покрыли асфальтом. Правда, он уже весь покрылся морщинами и выбоинами. Но самое главное – на высотах несколько лет назад появились корпуса птицефабрики.
Нашим гидом по местам весенней «Вахты памяти» стал командир поискового отряда «Меридиан» Максим Чичварин. Отряд «Меридиан» небольшой – десять человек, существует три года. Все его участники, в основном, работающие люди. Поисковой работе отдают свои выходные и отпуск. И, по их признанию, ничуть не страдают от этого. Наоборот – их наполняет значимость совершаемого дела, сопричастность к событиям, в которых участвовали деды, а у кого-то уже и прадеды.
«Фактически здесь было всего две высоты, известные под номерами «43,3» и «57,2» – рассказывает Максим Чичварин. – На первой из них находится теперь птицефабрика, на другой – мемориал „Синявинские высоты“. С фабрикой – интересная история. Она открылась года два назад, а до этого, согласно закону, они обеспечили проведение поисковых работ на месте будущего строительства. Три года там работал поисковый отряд „Уголек“, и каждый сезон по полторы-две тысячи бойцов поднимали с этой высоты».
Бои шли страшные. Нашим бойцам приходилось здесь очень тяжело. Немцы были гораздо лучше подготовлены и в тактическом плане, и по вооружению. Здесь все перепахано войной, причем очень глубоко. Высота «43,3» несколько раз переходила из рук в руки. Когда немцы четвертый раз отбили ее, то насчитали на ней порядка восьмидесяти наших подбитых танков.
Поисковики на Синявинских высотах. Фото автора, май 2012 года
«Три года отряд простоял здесь, и поднял, по моим подсчетам, от четырех до шести тысяч человек. Но сколько бы «Уголек» ни работал, всех он вынести отсюда не смог. Ведь следы войны уходит на глубину до шести метров. Когда после поисковиков сюда пришли экскаваторы и стали копать котлованы, начал твориться настоящий кошмар. Говорят, многие строители просто отказывались тут работать. Представьте: едет трактор, толкает перед собой землю, и перед ним снаряд крутится. Если хотите, покажу наглядный пример – под забором птицефабрики и сейчас лежит набитый тротилом кусок от огромного корабельного снаряда со взрывателем. И никому нет дела», – говорит Максим.
Мы идем вдоль чистых, аккуратных корпусов птицефабрики, пространство между которыми залито новеньким асфальтом. Такая же свежая дорога ведет и к воротам. Все – под камерами видеонаблюдения. Как только мы приблизились к забору, к воротам уже подъехал на машине начальник охраны: проверить, что за гости. Но поскольку мы ничего не нарушали, развернулся и уехал. А мы так и остались ходить под прицелами видеокамер.
