«Адам Смит» - Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях
А ведь наш человек с зеленым козырьком спрашивает, куда идет мир, как оно все будет, — и гармония человека и природы становится важным вопросом, причем вопросом не только духовного характера.
Никто ничего не имеет против такой гармонии. Когда экология впервые вышла на сцену, промышленность ухватилась за нее как за возможность новой рекламы: каждый фильтр для воды продавался вместе с рекламными буклетами о необходимости очистки наших рек и озер. В один прекрасный момент стало ясно, что больше тратится на барабанный бой по поводу очистки, чем на качество самого оборудования. Промышленность начала догадываться, что прежнее кредо общества «чем больше, чем лучше» начинает потихоньку сходить на нет. Union Carbide убрала свой знаменитый слоган: «В каждом доме есть немножко Union Carbide!» Они-то хотели, чтобы вам виделись пластиковые вещи и обертка для сэндвичей, а вместо этого «немножко Union Carbide» значило для потребителя то, что ветер сменил направление, опять потянуло со стороны завода, закрывайте двери и окна, вы же помните, во что обошлась нам прошлый раз чистка портьер. Президент Никсон произнес Экологическую речь, и кто-то из его спичрайтеров вставил в текст очень удачную цитату из Т. Элиота. «Вычистим воздух! вымоем небо! вычистим ветер!» — этим путем мы и пойдем, сказал президент, даже не сознавая, что продолжение той же драматической поэмы звучит так: «Камни разложим один от другого и вычистим их!.. Вычистим камень, вычистим кости, вычистим мозг, вычистим душу, все очистим, очистим!» Это вовсе не экология — это кровь убийства во храме[36].
Но в то время как все согласны с тем, что человек и природа должны жить в гармонии, немногие соглашаются с тем, что значат эти слова, или с тем, какой ценой такая гармония должна быть достигнута. Не изменилось само сознание, сам образ и ход мыслей. Парафразируя экономиста Кеннета Боулдинга из Колорадского университета, человек в течение всей истории жил в условиях «ковбойской экономики» с ее «бескрайними равнинами», всегда отличаясь «безответственным, эксплуататорским, романтическим и жестким поведением». Потребление было «линейным», т. е. материалы брались из как бы бесконечных месторождений, а отходы свозились на как бы бездонные свалки. Но мы переходим к «экономике космического человека». Земля становится ограниченной, как космический корабль, а потребление должно стать «замкнутым» — для того, чтобы сохранить то, что мы имеем, ресурсы должны возобновляться внутри системы. Вода и воздух всегда были бесплатными, и немногие понимают, что мы подошли к порогу, за которым «ковбойская экономика» неизбежно изуродует окружающую среду нашей планеты. В своей книге «Замкнутый круг» биолог и эколог Барри Коммонер пишет, что нам нужно пересмотреть представление об истинной ценности обычного капитала, накапливаемого в ходе функционирования экономической системы, — мы еще не знаем, чего этот капитал стоит на самом деле.
Для того чтобы по-настоящему оценить возможности экономической системы в производстве благосостояния, необходимо принимать в расчет влияние функционирования этой системы на ценность ее биологического капитала. Ухудшение экологической обстановки показывает, что по мере накопления условного (обычного) капитала, как это имело место в Соединенных Штатах с 1946 г., ценность биологического капитала снижается. Но поскольку полезность обычного капитала, в свою очередь, зависит от существования биологического капитала, т. е. экосистемы, то при уничтожении последней полезность первого также падает. Таким образом, невзирая на кажущееся процветание, в реальности система движется к банкротству. Деградация окружающей среды представляет собой ключевой — потенциально фатальный — скрытый фактор в функционировании экономической системы.
Все это означает, что у нас даже нет истинного представления о том, насколько хорошо или плохо все идет. Параллелью высказываниям Коммонера звучат аргументы британского экономиста Эзры Мишана. Если глава семьи и кормилец умирает раньше положенного природой срока от отравления ртутью, ДДТ или от радиации и вследствие этого ему и семье не приходится платить по медицинским счетам, разве не следует добавить в уравнение потери заработной платы за недожитые годы? Они тоже должны иметь стоимость, даже если мы проигнорируем такой фактор, как человеческая скорбь от потери близкого.
Как считает Коммонер, интенсивное загрязнение окружающей среды в США началось с технологической трансформации системы производства после Второй мировой войны. Производство, основанное на новых технологиях, оказалось более прибыльным, чем старые технологии, которые были вытеснены. Более новые и более вредные для окружающей среды технологии стали приносить более высокую прибыль. Мы, конечно, могли бы выжить за счет новых систем и технологий, нацеленных на утилизацию отходов и мусора, рекультивации земель, замены синтетических пестицидов биологическими, многократного использования материалов и сокращения потребления энергии. Это обошлось бы примерно в $600 млрд — четверть стоимости всех имеющихся в стране основных средств.
Если изложить это на языке, принятом в сообществах аналитиков, то такой «долг природе» означал бы внезапное появление в балансе обязательства, о котором мы и не подозревали. Наверное, она раскрывалась бы где-то в примечаниях, набранных мелким шрифтом. У нас был очень прибыльный отчетный период, но завод разрушается на глазах. Мы, конечно, можем построить новый, но нам очень долго придется относить затраты на прибыль.
Да, но зато у нас будет новенький сверкающий завод. Разве это не хорошо? Нет, во всяком случае, не по тем критериям, по которым мы выдаем оценку «хорошо». Конечно, если мы выжили, то это уже хорошо. И, может быть, нам даже удастся сделать так, чтобы жизнь не становилась еще более нездоровой. Это тоже хорошо. Но мы-то измеряли и измеряем наше «хорошо» через «прибыльно» или «неприбыльно». Новые капитальные вложения должны — на определенном этапе — увеличить прибыль. Вот почему студенты в моем классе так растерялись, когда им был задан вопрос: в чем состоит цель компании. Хорошо — это прибыльно, прибыльно — это когда новая технология, и эта новая технология грязная, но прибыльная. Убивать китов очень выгодно до полного их исчезновения, поскольку мы амортизируем только корабли, радары, глубинные бомбы и гарпуны. Мы не амортизируем китов, и, кстати, как вы собираетесь восстанавливать китов?
Но выплата долга природе не повышает ни производительности, ни прибыльности. Так что компания, скорее всего, не будет выплачивать этот долг до тех пор, пока общество не вынудит, не соблазнит или еще каким-либо образом не заставит ее это сделать. Дело в том, что представление о таком новом «хорошо» слишком далеко от представлений, которые всех устраивали на протяжении сотен лет «ковбойской экономики».
Эта истина верна не только для США и не только для капитализма. Управление целлюлозно-бумажной промышленности, входящее в состав Министерства лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности СССР, имеет дело с теми же проблемами. У него, Управления, свои квоты и планы, ребята в министерстве обожают эти планы перевыполнять, а чокнутые экологи, как назло, множатся словно грибы. Вот строки из отчета профессора Маршалла Голдмана о загрязнении озера Байкал, самого старого в мире озера и самого большого по объему хранилища пресной воды. Директора завода в Братске спрашивают, почему не был установлен новый очистной фильтр. Его ответ: «Слишком дорого. Министерство лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности старается вкладывать как можно меньше средств в строительство заводов по производству бумаги и пиломатериалов, чтобы добиться хороших показателей рентабельности капиталовложений. Они достигаются отказом от строительства очистных сооружений».
Аргумент о том, что ресурсы планеты не бесконечны, неизменно выливается в призыв к прекращению роста — как населения, так и промышленного производства. Но развитие промышленного производства — это один из основополагающих принципов как капитализма, так и социализма. Когда Хрущев говорил, что похоронит нас, он, по сути, хвастался экстенсивным ростом своего промышленного производства. А рост нашего ВНП всегда объявлялся триумфом нашей системы. (Оставим пока в стороне вопрос о том, что, собственно, измеряет ВНП. А измеряет он только количество. Это значит, что если кто-то идет в магазин и покупает тройной замок для дверей из-за всплеска преступности, то ВНП идет вверх, хотя качество жизни катится вниз. Кстати, есть люди, считающие, что нам следует количественно оценивать и это качественное понятие.)
Самой серьезной атаке идею роста подвергла группа ученых из Массачусетского технологического института во главе с Деннисом Медоузом, который создал математическую модель мировой системы со всеми сложными связями между населением, количеством продовольствия, природными ресурсами, загрязнением и промышленным производством. Группа Медоуза выдала уравнение апокалипсиса: миру придет конец менее чем через 100 лет, если только не появится «воля», которая заставит нас начать «контролируемый упорядоченный переход от роста к глобальному равновесию». Даже новые технологии, такие как атомные электростанции, утверждала группа, вряд ли помогут. Затем группа удвоила объем имеющихся ресурсов и внесла поправку на то, что рециркуляция позволит сократить потребности в ресурсах на четверть. Однако даже столь оптимистические допущения подвинули день Страшного суда не далее 2100 г. Рост прекратится, сказали ученые, если не одним образом, так другим. «Другим» означает коллапс промышленности вследствие истощения ресурсов, затем коллапс снабжения продовольствием и коллапс системы здравоохранения.
