Бретт Стинбарджер - Психология трейдинга. Инструменты и методы принятия решений
Я попросил Эрика выполнить простой эксперимент. Он должен был поменять стулья, принеся домашний стул в офис, а офисное кресло – к домашнему компьютеру. Эрик снова рассмеялся и отказался, говоря, что ему нужно ортопедическое кресло на работе, потому что он очень много времени проводит за своим столом. Но предложил, однако, купить такое же кресло для дома, заметив, что это давно пора было сделать.
Несколько недель спустя Эрик позвонил мне и сообщил, что эксперимент прошел успешно. Его домашняя торговля шла хорошо. Он добросовестно следовал своим торговым сигналам, сообщил он несколько загадочно, и делал деньги. Я объяснил Эрику, что это имело смысл. Когда он дома чувствовал приступ боли в спине, то активировал очень сильные, эмоционально болезненные и вредные воспоминания о том несчастном случае из детства. Он больше не торговал с кушетки, наблюдая себя и рынок с нейтральной позиции. Вместо этого погружался в некоторое, отнюдь не нейтральное, место на своей карте воспоминаний. Простого изменения контекста – где и как он сидел – было достаточно, чтобы переместить его по шкале сознания и получить совершенно другие результаты торговли.
Изменение поведения путем изменения контекста
Найдите контекст, который поддерживает проблемную поведенческую модель, и измените этот контекст. Это простая формула, используемая психотерапевтами в традициях Эриксона. Удивительно, но даже пожизненные, чрезвычайно укоренившиеся модели могут быть изменены с помощью правильных изменений контекста.
Спустя несколько месяцев после того, как я начал работать в медицинском центре в Сиракузах (штат Нью-Йорк), мне позвонила директор программы профессий здравоохранения. Проблема у нее возникла в связи с поступлением нескольких жалоб на расовые трения среди новичков: во время занятий, требовавших совместных усилий, белые студенты избегали работать с чернокожими студентами. Очевидный подтекст заключался в том, что чернокожие студенты были якобы менее квалифицированны и способны, чем их белые коллеги, поэтому могли лишь тормозить группу.
Эта тенденция к изоляции проявлялась также и на уровне общения в классе. Белые и черные студенты сидели обособленными группами и редко общались. Каждый считал, что другая группа получает несправедливые преимущества; негодование нарастало. Чтобы уменьшить напряженность, директор попросила меня поговорить со студентами о расизме. Она хотела, чтобы я побудил группировки к сотрудничеству.
Как вы, конечно, уже догадались, я очень сомневаюсь в способности таких разговоров произвести серьезные и длительные изменения в отношениях и поведении. Лекция на заданную тему, где я говорю, а студенты сидят и пассивно слушают, не сделала бы ничего, чтобы помочь им начать воспринимать друг друга по-новому. Действительно, они продолжали бы воспринимать мир так, как привыкли, поскольку действовали бы в привычном для себя студенческом контексте.
Я согласился на эту беседу, но с одним ключевым условием. Директриса должна была позволить мне устроить для группы тест по содержанию лекции и засчитать его как важную часть программы всего семестра. Она с готовностью согласилась.
Прежде чем начать читать классу лекцию, я рассказал о двух изменениях в основных правилах: 1) после окончания лекции по ее материалу будет проведен тест; 2) отметка за тест будет засчитана как полный экзаменационный балл для включения в итоговый средний балл за семестр. Затем небрежно добавил:
– О да. Совсем забыл. Мы изменим и правила оценки. Самый низкий балл, набранный одним из студентов, и будет тем баллом, который получат все. – Класс застонал, и я быстро добавил: – Но вам разрешается помогать друг другу и обмениваться ответами. Мы сделаем это групповым тестом. Если вы будете сравнивать свои ответы, это не будет считаться списыванием.
Лекция шла, как обычно, и студенты покорно писали конспекты. В конце лекции я объявил, что у них 20 минут на то, чтобы просмотреть информацию, прежде чем браться за тест.
В течение нескольких мгновений никто не двигался. Они не знали, как учиться группой. Это было совершенно новым контекстом для теста.
Затем почти одновременно студенты задвигались на своих местах и начали лихорадочно проверять ответы. Белые студенты сидели с черными студентами и наоборот. Никто не хотел стать тем, кто получит самый низкий балл и утянет за собой всю группу. В конце упражнения все достигли 100 %-ного результата. Они преуспели как группа благодаря сотрудничеству. Каждый служил ресурсом для всех остальных; никто не был балластом.
Уходя, я предложил, чтобы эта форма учебы использовалась в будущем, потому что всем, очевидно, она пришлась весьма по душе. К концу семестра директор программы связалась со мной и радостно сообщила, что так и произошло. Чтобы укрепить начавшиеся изменения, она добавила в учебный план несколько групповых заданий, в которых все получали самый низкий балл, достигнутый любым отдельным студентом. Как только две группы студентов начали общаться и сотрудничать, стали завязываться дружеские отношения и появились новые модели взаимодействия. Даже самые обидчивые студенты стали сотрудничать с теми, кого они раньше отталкивали, поскольку теперь личный интерес и интересы группы совпали.
Травма и шкала настройки
Большинство методов, проиллюстрированных мною, предусматривало при введении новой поведенческой модели перенос личности человека из одной точки его шкалы настройки в другую точку. Иногда перемещение по шкале происходит спонтанно; иногда требуется хорошо подобранное по времени вмешательство.
Предположим, однако, что можно не только перемещаться в пределах шкалы сознания, но и фактически расширять ее. Что, если люди могут увеличивать чувствительность и диапазоны своих приемников так, чтобы получать доступ к другим станциям и даже программировать новые? Это, я думаю, является самой захватывающей перспективой для прикладной психологии и, в частности, для психологии трейдинга. Люди могут создавать новые модели, программируя их в определенных местах своей шкалы, и затем настраиваться на эти частоты всякий раз, когда захотят.
Такое программирование новых частот действительно происходит, но нередко в негативном ключе. Я люблю задавать слушателям моего краткого курса психотерапии – молодым специалистам в области психиатрии и психологии – следующий вопрос: «Какой метод позволяет быстрее и эффективнее всего вызвать изменение в человеке?» Начинающие психотерапевты обычно заходят в тупик, иногда предлагая наугад различные подходы к психотерапии, о которых они читали.
Ответ, объясняю им я, – травма. Травма является самым эффективным и действенным механизмом изменения. Через травму один-единственный сильный эмоциональный эпизод может вызвать изменения в восприятии человеком себя и окружающего мира на всю оставшуюся жизнь. Травма – исключение из правила о консолидации. Единственного события, если оно достаточно сильно, достаточно, чтобы перепрограммировать шкалу настройки. Сигнал, произведенный таким событием, настолько силен, что распространяется на другие частоты, забивая их сигналы. Фактически это пугает, травмированный человек остается со шкалой, настроенной на единственную частоту.
В своей книге «Эмоциональный мозг» (The Emotional Brain) Джозеф Леду предложил идеи, которые полезны для того, чтобы понять нейрофизиологию травмы. Большая часть воспринимаемой людьми информации проходит через их высшие когнитивные функции, выполняемые корой головного мозга. Действительно, с корой головного мозга связаны многие мыслительные и логические функции ума. Однако эпизоды, вызывающие сильное беспокойство, обходят кору и обрабатываются в более низких, более примитивных структурах, таких как мозжечковая миндалина. Миндалина тесно связана с моторными функциями и производством гормонов, вызываемых стрессом. Когда травмирующие события обходят нормальное рациональное понимание и проходят обработку в миндалине, возникает сильный импринтинг. Более поздние события, подобные первоначальной травме, могут вызывать такую же реакцию у миндалины, вызывая ассоциативные воспоминания и сильное возбуждение, связанные с посттравматическим синдромом.
Рассмотрим простой пример. Я всегда любил водить машину и в прошлом, во время отпуска, с легкостью проводил за рулем по 15 часов. Несколько лет назад, однако, мне довелось ехать пассажиром из Сиракуз в Итаку (штат Нью-Йорк), где я тогда жил. Водитель свернул направо на местную дорогу и оказался прямо перед движущимся навстречу автомобилем. Я сидел на переднем сиденье, где, к сожалению, не работал ремень безопасности. Когда автомобили столкнулись, меня сначала бросило головой в заднее стекло, затем наша машина перевернулась. Первое, что я помню после удара, это как смотрю из окна и вижу, что с моей головы на землю капает кровь. Рядом стоит медик и рассказывает, что меня «вырезают» из машины с помощью кусачек. Затем меня осторожно погрузили на носилки и в санитарную машину с подозрениями на повреждение позвоночника.
