«Адам Смит» - Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях
— Что это?
— Окантовка для окна.
— Ну и как, хорошо здесь работать?
— Наверное, будет хорошо, когда все войдет в норму.
— А вы купили бы такой автомобиль?
— Конечно, не будь они такими дорогими — а вообще-то хорошо сконструированная небольшая тачка.
— А вам не хотелось бы работать на себя, скажем, в автомастерской?
— Не-а… В автомастерской у них нет льгот и страховок.
— Послушайте, не хочется вам мешать, но вот те два автомобиля сошли с конвейера без окантовки для окон.
— А они все сходят без чего-нибудь — конвейер движется слишком быстро. Производительность труда, короче.
— Это теперь так называется?
Я мог бы привести и больше записей из нашего восхитительно ненаучного исследования Лордстауна, но они все примерно одинаковые. Наши люди предпочитают иметь больше свободного времени, а не пахать сверхурочно. Но их жены работают, потому что семьям нужен дополнительный доход. Да, они посоветовали бы своим братьям работать здесь — некоторые, кстати, и работают. А бригадиры достали всех. Саботаж? Да ладно. Приварили пивные банки к бамперу с внутренней стороны? Ну, пара-тройка горячих голов здесь, конечно, есть, но это же ерунда, дружище, Vega — это же наш хлеб с маслом, чем больше мы их продадим, тем лучше для нас. А если бригадиры будут чересчур доставать, то ребята найдут себе другую работу. Где-нибудь еще. Ребята почему-то абсолютно уверены, что работа найдется.
Мы спрашивали людей постарше — стала ли другой нынешняя молодежь? Они ответили:
— Конечно. Они не мирятся с тем, с чем мирились мы.
Один из наших тамошних любимцев с неизменной прической Доблестного Принца сказал:
— Я не собираюсь надрываться ради кого-то. Я не делаю этого, даже работая по дому, даже ради себя.
Хочу предупредить. Для того чтобы всерьез относиться к таким исследованиям и отчетам, сделаны ли они журналистами или социологами, нужно быть агностиком. Действительно ли люди, которые согласились разговаривать с нами, являются представительной выборкой из 10 000 человек? Помимо прочего журналисты и социологи — вербальные и концептуальные типы. Они у себя дома и лампочку не смогли бы поменять, поэтому их подсознательные чувства таковы: «Как люди могут это выносить? Я бы здесь работать не стал». Они же не спали в старших классах школы, когда сестра Мария Тереза бубнила им о поэзии Уордсворта, и не мечтали о заводе как избавлении от этих мук. Мой компаньон Билл однажды написал для New York Times Magazine статью о рабочих, и несколько абзацев из нее были использованы неким социологом для научной работы. Когда Билл затем занялся исследованиями для своей книги и рылся в научных источниках, к которым относился с положенным трепетом, то обнаружил, что источники цитируют его самого: второй социолог процитировал первого, с соответствующими сносками, третий второго, со сносками к сноскам, и так далее — стая гончих плакала бы в растерянности. Это не значит, что такую работу вообще нельзя сделать. Это значит лишь то, что необходимы серьезные, глубокие, хорошо профинансированные усилия с участием опытных статистиков, модами, медианами и прочим — чтобы все было на месте.
Ладно, возражения против статистики принимаются, но ведь ощущение-то есть, ощущение, что происходит Что-то еще, что мир может и не вернуться к Дню независимости, к царствованию Эйзенхауэра, к спокойной жизни. Ключевые фразы выше были взяты из ксерокопии с ксерокопии, сделанной с ксерокопии конфиденциальной записки кого-то там на заводе Форда. Ключевые фразы ниже — уже с берегов реки Чарльз[31]. Лордстаун — самый большой и самый лучший пример промышленной Америки, а Гарвардская школа бизнеса — это Уэст-Пойнт[32] капитализма. По крайней мере, в этом друг друга уверяют обитатели этой школы. Во всяком случае, это заведение является одним из самых серьезных сообществ старых друзей-соучеников в наши времена. Если кто-то из бывших бизнес-школьников проколется в большом и жестоком мире, ему нечего бояться: другой бизнес-школьник обязательно придет на выручку, которую они потом назовут слиянием, рекапитализацией, синергией или как-нибудь еще. Так вот, этот Уэст-Пойнт капитализма тоже подбросил мне пару-тройку сигналов насчет того, что там — на горизонте.
Согласен, сигналы эти поступили в необычный момент. Пару лет назад маленькие жадные негодники из Финансового менеджмента не могли дождаться, когда же они дорвутся до своих первых пяти миллионов (о чем я уже говорил). Им на смену пришла новая волна маленьких жадных негодников — и старая мечта все так же популярна, однако там, во внешнем мире, вторжение в Камбоджу в аккурат совпало с моим визитом во время весеннего семестра. Ощущение, что в мире что-то не так, пробилось даже через плотные облака сребролюбия в трех моих студенческих группах. Вокруг Гарвард-сквер все граффити стали политическими. Никто уже не писал на стенах «Элоиза любит Абеляра». Вместо этого на треть длины здания красовались огромные буквы: «ДЖОН ХЭНКОК[33] БЫЛ РЕВОЛЮЦИОНЕРОМ, А НЕ МЕРЗАВЦЕМ, ТОРГУЮЩИМ СТРАХОВЫМИ ПОЛИСАМИ!» Конечно, это было на «колледжевой» стороне реки Чарльз, где стиль жизни все-таки иной: бороды, усы, дешевая джинса — почти такая же единая форма, как серые фланелевые куртки и штаны цвета хаки поколением раньше. Но за рекой — школа бизнеса, где будущие аппаратчики приходят на занятия в костюмах от Brooks Brothers и белоснежных сорочках, а потому выглядят как какие-нибудь ассистенты и секретари в администрации Никсона.
Конечно, никакого революционного мусора среди предметов школы бизнеса нет. Один из ключевых предметов — контроль: «Контроль связан со сбором, обработкой, анализом и использованием количественной информации в бизнесе». Годом раньше, когда группировка SDS[34] захватила зал в Колледже, а потом полиции пришлось наводить там порядок, Колледж — как заведение — казалось, совершенно растерялся. Однако школа бизнеса заранее разработала План действий в чрезвычайной ситуации — в толстой папке с цветными закладками. В тот период я вел там занятия, и один из преподавателей, явно опасаясь бунта на улицах по образцу Парижа 1789 г., сказал: «На эту сторону реки им не добраться. Мы прежде взорвем все мосты».
Так что это не Последний бастион, это не Университет Боба Джонса или хотя бы Университет штата Юта. Это место, где выращивают аппаратчиков — технологов, которые просочатся на высшие позиции своего поколения. И если произойдет Что-то еще, именно эти типы будут либо возглавлять это «что-то», либо сражаться с ним — а может, постараются оседлать весь процесс, когда все раскрутится как следует.
Итак, сигнал первый: Записки с урока.
Приглашенный преподаватель предлагает сценарий. У вас портфель в $100 млн. (Детский сад.) Конкуренция не слабее, чем в банке Chase Manhattan, когда он отбирает лучших менеджеров. Через определенный промежуток времени менеджеров, чьи портфели показали наихудший результат, увольняют. Лучшие получают дополнительные деньги в портфель плюс соответствующие персональные бонусы.
Компания А — бессовестный загрязнитель окружающей среды, но на ее прибыли это никак не влияет. Компания Б покупает экологически чистое оборудование, которое снижает ее прибыли на годы. При прочих равных обстоятельствах, чьи акции вы купите: А или Б? Предложенный сценарий не столь уж далек от реальности. Ральф Нейдер в рамках Проекта корпоративной ответственности пытался ввести своих людей в совет директоров General Motors — а Гарварду принадлежит 305 000 акций General Motors. Как сообщалось, финансовый директор Гарварда сказал, что будет голосовать за руководство, потому что это «люди нашего типа». После этого как среди преподавателей, так и среди студентов развернулись яростные дебаты. Но сценарий по сути не ограничивается только загрязнением окружающей среды. Те же самые принципы социального инвестирования могут быть применены к подрядчикам министерства обороны, к изготовителям напалма, к компаниям, имеющим филиалы в Южной Африке, и т. д.
Ну ладно. Итак, вы хотите получить доход от своего портфеля — и конкуренция, как уже было сказано, серьезная. Этот результат может повлиять на вашу карьеру. Чьи акции вы покупаете: компании А, загрязняющей среду, но с выгодой для себя, или компании Б, не допускающей загрязнения, но прибылей не имеющей?
Первый студент: Я попытался бы оценить долгосрочные перспективы… Потому что рано или поздно, у компании Б будет лучший имидж.
Второй студент: Но в долгосрочной перспективе ты потеряешь портфель. Я думаю, нужно знать, чего хочет массовый вкладчик. Если это фонд — то что по этому поводу думают вкладчики фонда? Чего они хотят?
(Возгласы недовольства. Класс начинает скандировать: «А или Б, А или Б».)
