«Адам Смит» - Биржа — Игра на деньги
— Так и быть, угощусь, — сказал Гном из Цюриха.
Фразу «Гномы из Цюриха» впервые произнес Джордж Браун, вице-премьер Великобритании. Был 1964 год, и лейбористское правительство только-только протиснулось к власти. Лейбористы ждали этого очень давно и обзавелись целой кучей планов, поэтому они очень расстроились, когда все-таки дорвались до власти и выяснили, что с планами придется подождать — в Англии начинался финансовый кризис. Дело, понятно, было в том, что Они, кто бы эти Они ни были, может, Их вообще была целая международная шайка, внимательно просмотрели торговый баланс Великобритании и ее балансовые отчеты, после чего и решили распродавать фунты стерлингов. Тут уже все спекулянты валютой стали продавать фунты, и вскоре их никто уже не покупал, за исключением Английского банка, который был обязан это делать, а мистер Хейес из Федерального резервного банка в Нью-Йорке вынужден был всю ночь провести на ногах, собирая спецов по финансовой хирургии и готовя массивное трансатлантическое вливание. Тогда-то Джордж Браун и обрушился на Международных Заговорщиков, которые нацелились на то, чтобы прикончить фунт, а заодно и Англию. «Это все Гномы из Цюриха», — сказал он дрожащим от ненависти голосом. Каждое слово Браун произносил медленно и угрожающе, особенно задержавшись на «г» в слове «Гномы», отчего в нем даже появился лишний слог. Таким образом, «Гномами из Цюриха» стали называть Международных Спекулянтов, а также скептиков. Но, как я уже сказал, большинство Гномов находится в Базеле и Женеве, а Гном из Цюриха сидит у меня дома.
— Да, мы скептики, — сказал мой друг Гном из Цюриха. — Мы склонны к недоверию. И мы весьма цинично настроены по отношению к способности людей рационально решать свои дела в течение долгого времени. Особенно если речь о политиках. Политики обещают людям вещи, за которые они не в состоянии заплатить. А мы, Гномы, стоим за Реализм или, если угодно, за дисциплину. Без нас печатные станки всех правительств работали бы без перерыва, всюду началась бы дикая инфляция, и мир очень скоро вернулся бы к натуральному обмену.
Я уже говорил вам, что Гном из Цюриха человек предвзятый.
— Будет кризис или нет, — сказал мой друг Гном из Цюриха, — зависит от того, кто выиграет в соревновании между верой и скептицизмом. Доллар — это настоящая международная валюта. Кое-кто хотел бы верить в это всегда, потому что альтернативы рассыпаются в прах, а международная торговля подорвана всеобщей неуверенностью. Поэтому все государства мира собираются вместе и пытаются изыскать что-то еще, какой-нибудь международный чековый счет. Тем временем недоверие к доллару растет, потому что каждый год наблюдается дефицит торгового баланса.
Когда я слышу слова «торговый баланс» и «дефицит», у меня сразу начинает болеть голова. Мое внимание куда скорее привлекла бы весть о том, что «Ксерокс» упал с 230 до 18, а «Дженерал Моторз» с 74 до 8.
— Погоди, дай-ка разобраться, — сказал я. — Если мы отладим торговый баланс, тогда все надолго поверят в доллар, — во всяком случае, на срок, позволяющий ввести в оборот какую-то международную валюту. Выходит, это нам и надо сделать.
— Было бы неплохо для начала, — сказал Гном из Цюриха. — Но этого никогда не произойдет.
Я же говорил, что этот Гном из Цюриха циник. Насчет всех этих проблем с торговым балансом вы, наверное, и так все уже слышали. В торговле Соединенные Штаты выглядят совсем неплохо: превышение в пару миллиардов от продаж соевых бобов, пшеницы и самолетов над тем, что уплывает за границу, в уплату за «фольксвагены», шотландский виски и медь. Но тут в игру вступают туристы, которых с каждым годом все больше, и расшвыривают за границей доллары, словно опавшие осенние листья. И красивый торговый баланс летит ко всем чертям.
— Очень легко исправить, — сказал я. — Вводим солидный подушный налог в аэропортах для всех, выезжающих из страны.
— Я взвешивал этот вариант, — сказал Шом из Цюриха, — но он неприемлем с политической точки зрения, потому что идет вразрез с правом американцев путешествовать, куда они хотят.
Вы и так гораздо ближе к Судному Дню, чем думает большинство людей. Казначейство предложило ввести тридцатипроцентный налог на иностранные акции, и для американцев стало сложновато вкладывать деньги за границей. Казначейство уже пересмотрело все иностранные долги, а валютные свопы мистера Росы смазаны, как следует. В последнее время вы продаете активы правительства США, так называемые «сертификаты участия» — симпатичный бухгалтерский фокус. Но песок в часах уже вот-вот вытечет, и мы движемся вниз — к серьезной заварухе.
— Как можно уладить эту проблему? — спросил я, мысленно указывая на собственный портфель акций.
— Вы могли бы забрать домой из Германии четверть миллиона своих военных вместе с их женами, — сказал Шом из Цюриха. — Господин Крупп вовсю строит заводы в коммунистических странах. «Фиат» и, между прочим, «Рено» собираются выпускать автомобили в России. Европейцы, как видишь, русских не особенно боятся.
— Но мы твердо постановили оставаться в Европе, — сказал я.
— Немцев ваши войска устраивают, — это куда как лучше, чем четверть миллиона туристов, но вот платить за них немцы не хотят, — сказал Шом.
— Значит, мы остаемся. Что еще?
— Еще? Еще Вьетнам, — сказал Шом из Цюриха. — Заметь, политика меня нимало не интересует. Меня интересуют только деньги. А Вьетнам стоит вам массу золота. Ты же знаешь, что деньги, которые вы тратите там, поступают в Индокитайский банк, принадлежащий французам. Оттуда они идут в Париж и становятся требованием на золото, выставленным Нью-Йорку. А ты знал, что золото загребают себе китайцы?
— Китайцы? Какие китайцы? Как?
— Очень просто. С черного рынка в Сайгоне. Хорошо известно, что даже мыло, распределяющееся среди крестьян, приземляется на черном рынке, не говоря уже обо всем, что разворовывается на складах в портах. Доллары с черного рынка идут в Ханой, куда их отправляют вьетконговские партизаны. Из Ханоя доллары едут в Гонконг, где Банк Китая (коммунистического) обменивает их на валютные фунты. Затем эти фунты представляются для обмена на золото в Лондонский золотой фонд, после чего слитки летят на самолетах пакистанских международных авиалиний из Лондона — через Карачи — в Пекин.
К этому моменту истории я отнесся скептически — уж слишком по джеймсбондовски все получалось.
— Ничего подобного. Обо всем этом писалось в вашей собственной прессе. В журнале «Горное дело», например. Спроси кого хочешь. Спроси Франца Пика.
Франц Пик — специалист по валюте. Моя головная боль резко усилилась.
— Если ты знаешь, как нам выбраться из Вьетнама, — сказал я, — свяжись с президентом Джонсоном. Он с удовольствием послушает.
— Я политикой не занимаюсь, — сказал Гном из Цюриха. — Я занимаюсь золотом. Я мог бы представить и детали, но в данном случае не повредит взглянуть на проблему в целом. У вас самая мощная экономика в мире. Даже Вьетнам не смог причинить ей заметного ущерба — вы тратите на вооружения в процентном отношении меньше, чем еще шесть лет назад. Но в международном плане у вас серьезные проблемы. Поза, в которую вы встали, не соответствует тем ресурсам, которыми вы располагаете. Это не 1948 год Вы уже не можете быть добрым папочкой для всех и вся на этой планете. Очень трудно увязывать вашу позу спасителей человечества с существующим дефицитом вашего торгового баланса. Я думаю, это все потому, что вы действительно спасли мир, а политики, добившиеся этого триумфа, до сих пор находятся у руля. Людям свойственно цепляться за прошлые достижения. Потому-то вы воюете во Вьетнаме, держите войска в Герма- нии и предоставляете миру ликвидную валюту — именно потому, что так делались дела в час вашего триумфа, двадцать лет назад. Но этот триумф был, — двадцать лет назад! — а память человеческая коротка. Весомо только золото. Требования на ваше золото уже в два раза превышают ваши золотые запасы, даже если вы решите оставить свою валюту без золотого обеспечения. Когда возникают денежные долги, то музыку заказывают кредиторы. Посмотри на Англию 1964 года. Прежде чем вы вместе с Ребятами из Базеля бросили им спасательный круг, вы потребовали от них, чтобы они привели себя в порядок — и, замечу, справедливо потребовали. Лейбористскому правительству пришлось увольнять рабочих. Какая ирония!
Голова у меня уже трещала, и я мог только повторять: «Ксерокс, с двухсот тридцати до восемнадцати», — чтобы хоть как-то удержать свое внимание на предмете. Я уже знал, как будет разворачиваться Кризис. Банковский процент поднимется до отметки семь, экономика полетит в мусоропровод, а фондовая биржа рассыплется в прах. Гному прекрасно удалось растревожить меня насчет Кризиса в целом, но мне хотелось знать и детали.
