Рэнди Тараборелли - Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии
– Ну, так что скажешь относительно благотворительности? – спросил ее Конрад, возвращая к разговору. У них были противоположные цели. Она хотела, чтобы он дал ей денег. А он предлагал ей отдать частицу себя. Ей это не было нужно, поскольку участие в благотворительной деятельности Хилтонов не принесет ей никакого дохода.
«Было ясно, что разговор не принесет ничего хорошего», – вспоминал свидетель Хилтона.
– Что ж, дорогая, думаю, ты ясно высказалась, – сказал Конрад, видимо утомленный спором, встал и объявил, что встреча окончена.
– Я тоже так думаю. Хорошо, значит, мы обсудим этот вопрос в другой раз. – Она сказала, что ей пора ехать в Беверли-Хиллз примерить новую шубку из соболей. И добавила, что не очень чувствует его доброе отношение. – Конни, ты хотя бы попросил прощения за некоторые неприятные моменты в нашей с тобой жизни. Ведь они не всегда происходили по моей вине.
«Мы с Конни переглянулись, он высоко поднял брови, как бы говоря: «Какова?!» – и вздохнул».
– Прости меня, Жа-Жа. За все неприятности, какие я тебе причинил. Я действительно об этом жалею.
«Я чувствовал, что он говорит искренне, от всей души. Это было… очень благородно».
Удивленная Жа-Жа спросила:
– Это правда? Ты действительно об этом жалеешь, Конни?
– Да, конечно, – сказал Конрад и устало посмотрел на нее, видимо ожидая, когда она уйдет. – «Ни у одного человека не хватит богатства, чтобы искупить свое прошлое», – процитировал он Оскара Уайлда.
– Тогда хорошо.
– Так. на этом все? – спросил он.
Они уже собирались проститься, но, поскольку, по выражению Конрада, они встретились, чтобы выяснить отношения, Жа-Жа еще не чувствовала себя удовлетворенной. Согласно воспоминаниям Жа-Жа и свидетеля, она подошла к Конраду, подняла к нему лицо и сказала ему на ухо:
– За все эти годы ты ни разу не похвалил меня за мои успехи. – Она говорила без возмущения, а спокойно и твердо, как будто решила высказать ему все, что накопилось у нее в душе. – Так знай же, я сделала себя сама. Ни один мужчина ни черта не сделал для меня. Каждый день моей проклятой жизни мне приходилось бороться за выживание. Так что, пожалуйста, перестань меня судить! – Она взяла свою сумочку. – Вот теперь – все!
И с гордо поднятой головой вышла из кабинета.
Глава 4
Баррон, Эрик и Франческа
– Разумеется, для меня гостиничный бизнес очень важен, – говорил Баррон Хилтон репортеру, давая интервью для Ассошиэйтед Пресс в своем солидном доме в Холмби-Хиллз. – Но больше всего – семья.
Можно было бы заметить, что его отец не всегда ставил семью на первое место, хотя и придавал ей большое значение. Он всячески заботился о своих сыновьях, но даже они подтвердили бы, что он уделял им не так много времени, как им хотелось бы. Но он был деловым человеком, поглощенным созданием своей империи, ему всегда не хватало времени. Империя была уже построена, но Баррон не пожелал идти той же дорогой, что и его отец. Он многому научился на ошибках Конрада и предпочитал все делать по-своему. Так, ему удалось поддерживать счастливый брак с замечательной женщиной, навеки ему преданной. «Для меня в ней весь мир», – сказал он о Мэрилин в 1977 году, мужем которой он был уже тридцать лет.
Хотя Баррон и Мэрилин всегда жили на широкую ногу, им удалось уберечь детей от негативного влияния роскоши. Дети их вовсе не были избалованными. Он усвоил опыт жизни Конрада и использовал его в своей семейной жизни. Самому Баррону приходилось собственными силами прокладывать дорогу, ему ничего не преподносилось на серебряной тарелочке, поэтому он приучал своих детей не зависеть от будущего наследства, а самостоятельно строить свою жизнь, и начать это как можно раньше.
В 1977 году дети Баррона и Мэрилин уже подросли: Баррону-младшему было двадцать десять лет, Анне – двадцать восемь, Стивену – двадцать семь, Дэвиду – двадцать пять, Шэрон – двадцать четыре, Ричарду – двадцать два, Дэниэлу – пятнадцать и Рональду – четырнадцать.
– У каждого из них свои особенности, свой характер, – сказала Мэрилин. – Но в каждом я вижу их отца. Они самолюбивы, как Баррон. Любознательны, как Баррон. Конечно, эти черты свойственны и Конни. Так что у нас яблочко от яблоньки Хилтонов определенно далеко не падает.
Влияние Конрада на Баррона, конечно, было заметно. «Баррон получил мощную компанию в виде корпорации «Хилтон» и развил ее в одну из самых по-настоящему знаменитых гостиничных компаний в мире, – заметил Билл Мариотт, глава их конкурента «Мариотт интернейшнл». – Дело в том, что Баррон был прирожденным бизнесменом еще до того, как он вплотную занялся гостиничным бизнесом». Как и Конрад, Баррон прислушивался к внутреннему голосу. Он старался не позволять эмоциям влиять на деловые решения, хотя порой это нелегко давалось. И подобно отцу, он доверял людям и верил в них. Однако в 1970-х ведение гостиничного бизнеса отличалось от того, каким оно было во времена Конрада. «В нем появились настоящие акулы, – сказал один из его друзей, – и Баррону приходилось быть более жестким, чем Конни, потому что время изменилось. Но Баррон шел с ним в ногу и к 1977 году пользовался огромным уважением и авторитетом среди своих коллег».
В 1970-х, когда Национальная комиссия по игорному бизнесу проводила слушания по вопросу легализации этого бизнеса за пределами штата Невада, одним из первых свидетелей она пригласила Баррона Хилтона. В 1971 году корпорация «Отели Хилтон» первой была зарегистрирована на Нью-Йоркской бирже как занимающаяся игорным бизнесом. Встав у руля корпорации, Баррон, которому в 1977 было сорок девять лет, стал одним из самых уважаемых и влиятельных отельеров. В 1966-м, когда он занял пост президента компании, ее доходы составляли около 6,6 миллиона долларов, а к 1977-му они возросли до почти 10 миллионов. К этому времени Хилтон владел или арендовал 148 отелей, включая «Фламинго» и «Хилтон» в Лас-Вегасе. Баррон получал жалованье порядка 150 тысяч долларов в год, но, как обычно, основной его доход составляли дивиденды от акций. В свободное время он любил летать на собственном планере над своим ранчо Хай-Сьерра площадью в 460 тысяч акров. Он планировал на высоте 18 тысяч футов, а бедной Мэрилин оставалось только тревожиться о муже, пока он всей душой предавался любимому занятию. «Парение в воздухе доставляет неописуемое наслаждение», – говорил Баррон.
Жизнь его складывалась отлично. Он был умен и сообразителен и во многом был истинным сыном своего отца. «Он старался быть дружелюбным с персоналом, но, думаю, это ему давалось нелегко, – рассказывала Вирджиния (Джини) Тангалакис, которая в 1970-х работала в корпорации секретарем юриста. – Если вы оказывались в лифте с Конрадом Хилтоном или с Эриком, они расспрашивали вас о вашей семье, о жизни, о детях. Но если ехали в одном лифте с Барроном, он напряженно замечал: «Говорят, сегодня акции пошли вверх. Как вам это нравится?» И вы просто не знали, что на это ответить. Он был более сухим, сдержанным. Помню, у него на стене за письменным столом висел большой портрет маслом Мэрилин Хилтон, и я всегда думала: «Как же он ее любит!»
Брат Баррона Эрик тоже оказался человеком, с мнением которого следует считаться. Он был не таким сухим и официальным, как его отец или брат. «Конрада и Баррона в офисе все называли мистер Хилтон, – рассказывала Джини Тангалакис, – а если входил Эрик, то секретарши и остальные сотрудники называли его по имени: «Привет, Эрик! Как дела?» Или: «Эрик звонит по линии один». Никогда «мистер Хилтон». Он всегда был добродушным и приветливым, что называется, своим парнем».
Эрик и Пэт жили счастливо и растили в Техасе четверых детей.
Конечно, все Хилтоны очень переживали смерть Ники, но продолжали жить, поддерживали между собой хорошие отношения и сполна пользовались преимуществами большого успеха. Только один член семьи обычно отсутствовал и воспринимался некоторыми как полная загадка: это была, конечно, Франческа.
Как всегда, дочь Конрада оставалась в тени. В 1977-м ей было уже тридцать, и она окончательно сформировалась в женщину, являющую полную противоположность своей матери. У нее не было яркой и броской красоты матери и тетки, но она унаследовала их острый ум. «Мне вовсе не хотелось слыть эффектной светской красавицей, так сказать, еще одной Габор, – сказала она Джеральдо Ривере в 1995-м. – Я не хотела походить на… Ну, вы понимаете. Я предпочитала быть самой собой. Они постоянно требовали, чтобы я одевалась в определенном стиле, а я восставала против этого. Это их стиль, а не мой». В отличие от братьев она не разделяла их интерес к бизнесу.
Однажды Франческе Хилтон поручили работать за регистрационной стойкой отеля «Беверли-Хилтон» в Беверли-Хиллз. «Они [клиенты] всегда спрашивают ваше имя, чтобы накричать на вас, если чем-то недовольны, – вспоминает она. – Когда я называла свое имя, они так язвительно говорили: «Ну, понятно!» И я спрашивала: «Вы хотите заказать номер или что?» Другой работы в корпорации Франческа получить не могла, и дело у нее не пошло. Неизвестно, уволили ее или она сама ушла, но проработала она там недолго. Правда, Баррон, Ники и Эрик тоже начинали свою карьеру с таких мелких должностей. Но им была предоставлена возможность показать себя и получить повышение, и в итоге каждый из них сделал блестящую карьеру. Они пользовались поддержкой своего отца, ободряли друг друга. Даже Эрику, занимавшему среди братьев третье место, удалось получить поддержку отца и братьев, которые пробудили в нем желание добиться успеха. Франческа никогда не пользовалась такой поддержкой. У нее была только мать, но на нее невозможно было положиться. Жа-Жа старалась оказывать ей внимание, когда это было нужно, но в основном жила своей жизнью и не желала жертвовать своими интересами ради кого бы то ни было. К тридцати годам Франческа давно уже поняла, что ей не на кого надеяться. Нравится ей это или нет, но она определенно не вписывалась в семейную династию.
