Джонатан Гелдарт - Заметки из пекинской кофейни. Тонкости жизни и бизнеса в Поднебесной
Встретиться в моей кофейне не получилось.
Дорожные заторы в Пекине сегодня еще сильнее, чем обычно. На этой неделе заседают Всекитайское собрание народных представителей и Всекитайский комитет народного политического консультативного совета КНР – это самый важный ежегодный съезд китайского правительства. Везде расставлена охрана, и пробки просто ужасные. По проспекту Чанъань, главной магистрали, идущей мимо площади Тяньаньмэнь и Дома народных собраний, где проходит съезд, проще идти пешком. К счастью, день стоит солнечный и даже нет характерного пекинского смога.
Лижань пришла на встречу в сопровождении тихой и учтивой двадцативосьмилетней невестки, которая квалифицированно исполняет роль переводчика. Лижань и сама очень хорошо говорит по-английски, но хочет, чтобы ее история была донесена предельно точно. Ее невестка безупречно владеет английским и, как выясняется, еще и французским. Лижань, как всегда, хорошо готова к интервью, внимательна к деталям и ведет беседу со скромным изяществом.
– Так о чем бы вы хотели узнать?
Разумеется, я отправил примерный список тем заранее, так что эта реплика – вежливое приглашение к началу интервью. И мы приступаем.
– Расскажите о вашей жизни.
Лижань смеется. Она явно чувствует себя раскованно и свободно. Сидя за чашкой изысканного кофе в одном из лучших отелей Пекина, а может быть, и всего Китая, она приступает к увлекательному повествованию.
– Я родилась в Пекине. Сразу после окончания средней школы меня «распределили» в маленькую деревушку недалеко от Баотоу.
Сегодня Баотоу – один из крупнейших промышленных центров в провинции Внутренняя Монголия, но в те дни его развитие только начиналось. По распоряжению коммунистического правительства Лижань, как и многих ее ровесников, отправили в сельскую глушь, чтобы они применили свои знания на благо сельских жителей.
– Мне повезло – в силу юного возраста это не показалось мне таким уж тяжким испытанием.
У Лижань и правда все сложилось неплохо. Почему – станет понятно ниже. Много молодежи попало в гораздо более суровые и отдаленные места, чаще всего – в нищие области Южного и Западного Китая, такие как провинции Шанси и Юньнань.
– Вместе с 14 товарищами по школе я покинула Пекин и отправилась в маленькую деревушку во Внутренней Монголии. Это был 1968 год. В те дни власти учитывали ваше происхождение, биографию родственников и материальное положение. Я знала, что у меня не очень хорошая ситуация – дед владел землей, а у родителей был небольшой бизнес. И тогда я решила, что чем раньше я соглашусь уехать, тем больше у меня будет шансов получить хорошее распределение. Это было правильное решение, и оно мне помогло. Отправление назначили на декабрь, но я уехала на четыре месяца раньше. Многим пришлось очень тяжело, и вдали от дома они пробыли гораздо дольше. А я провела в деревне всего три года.
Те, кто хорошо разбирается в новейшей истории Китая, понимают, о каком «распределении» идет речь, а для остальных стоит дать небольшой комментарий. Это были времена пресловутых хунвейбинов, которые натворили немало бед во всем Китае, но особенно в крупных городах, и прежде всего в Пекине, где пролилась большая часть крови. Различные фракции «хунвейбинов-красногвардейцев» и комсомольцев соперничали и порой даже воевали друг с другом, стараясь очистить общество от буржуазии и «нежелательных элементов», к которым относилась и «интеллигенция». У крупных и мелких землевладельцев именем революции отнимали собственность и деньги, часто заработанные тяжелым трудом. Семья Лижань как раз попала в категорию обеспеченных людей, совершенно не нужную новому режиму. Многие родители пытались сопротивляться «великой отправке» – они прятали хукоу (документ о прописке) детей, чтобы предотвратить их отъезд. Но уклониться удалось единицам, зато многие, наоборот, пострадали от действий испуганных родителей и оказались в намного более суровых условиях, чем Лижань. Ее поколение лишилось возможности получить нормальное образование, поскольку школы были закрыты до 1971 года. Эта ситуация сильно отразилась на развитии Китая, что до сих пор заметно во многих сферах.
– Когда объявили о распределении, родители спрятали хукоу моего брата. Из 45 учеников в моем классе только одному или двум удалось остаться в Пекине по семейным или еще каким-то особым обстоятельствам. Все остальные должны были ехать. Как я уже говорила, я уехала рано, чтобы облегчить участь своей семьи.
– Как это было?
– Мне повезло: в то время во Внутренней Монголии от женщины и не ожидали никакого особого труда. Мы научились быстро справляться с работой, а в свободное время стали вязать свитера. Их мы дарили местным жителям, выражая таким образом свои уважение и благодарность. Мы не получали денег, но взамен нам часто давали пищу. Это был добровольный обмен. Неполный день работы в деревне был гораздо легче, чем участь, выпавшая моим одноклассникам и многим другим ровесникам, разбросанным по всему Китаю. Потом, в 20 лет, я стала ходить в обычную школу в Баотоу. Четыре месяца до конца Культурной революции я училась там на педагога. Потом три года работала в средней школе в Баотоу – одной из лучших в регионе, а после этого поехала в Тяньцзинь – учиться в Финансово-экономическом университете. Я хотела поступить в вуз, потому что в сравнении со старшими коллегами из школы, где работала, я чувствовала себя малообразованной. Меня вообще не направили бы преподавать, если бы не нехватка учителей после революции. Так что это была моя цель – поступить в вуз.
Кажется, я чего-то не понимаю. Как ей удалось поступить в один из лучших университетов Китая, поучившись в какой-то глуши во Внутренней Монголии?
– Я вам объясню. Дело в том, что школа в Баотоу рекомендовала меня в университет. У них была возможность давать такие рекомендации. Сначала были отобраны 28 преподавателей средних школ, а в итоге из них оставили пятерых – и я оказалось в их числе. В отделе образования в Баотоу провели совещание, оценили работу лучших преподавателей и решили, кого послать в университет. Я прошла отбор! Это была такая радость! Средняя школа активно рекомендовала меня, товарищи по учебе ходатайствовали в отделе образования, а ученики устраивали собрания в мою поддержку.
Я искренне поражен. Из древней и новой истории Китая мне хорошо известно, что на собраниях местных жителей здесь решаются очень многие вопросы. Но я никогда не слышал, чтобы их устраивали для поддержки одного, пусть и весьма одаренного абитуриента, чтобы тот получил возможность поступить в университет. Однако в случае Лижань все так и было. Необходимость в такой мощной поддержке объясняется особенностями того времени, и, чтобы понять их, придется потратить немало времени. Если кратко, то суть в том, что объединения граждан могли влиять на местные власти методами, которые некоторые люди на Западе сочли бы пугающе демократичными.
– Сначала мне казалось, что я недостаточно хороша для работы в школе, и я очень старалась. Работала каждый день до полуночи, а иногда и дольше. Я была учителем рисования и сделала все транспаранты и идеологические плакаты в нашей школе. У моего предшественника просто не было столько сил, чтобы все это сделать. Разницу увидели сразу. Мне повезло – у меня были необходимые навыки и масса прилежания. Я высоко ценила возможность работать учителем – после достаточно тяжелого периода в деревне мне очень хотелось преуспеть.
И это ей удалось. Ее трудолюбие, преданность делу, предмету и школе признали и оценили все вокруг.
– Директор лично пошел в отдел образования рекомендовать меня в университет. И меня выбрали.
Окружающие так симпатизировали Лижань и так искренне восхищались ее трудолюбием и мастерством, что, думаю, вряд ли можно было ожидать другого результата. То есть он был возможен, но маловероятен.
– Я окончила университет в Тяньцзине по специальности «финансы». Педагогический коллектив рекомендовал меня на работу в министерстве финансов.
Я уже упоминал в этой книге, что в то время университеты распределяли студентов на работу, действуя от имени государства. Лижань не стала исключением, и в 1978 году ее заветный хукоу перевели обратно в Пекин (он следовал за ней из деревни в Баотоу в Тяньцзин и затем в столицу).
Она вернулась домой.
– Мой хукоу десять лет был вдали от Пекина.
Над низким кофейным столиком повисла пауза. Я полностью захвачен ее историей. Снаружи ярко светит солнце, блестящие лимузины и такси извергают и поглощают состоятельных клиентов – поток высоких каблуков и кожаных портфелей не кончается. Мы находимся в постреволюционном Китае и размышляем о жизни, истории и переменах.
– У вас интересное имя, – мне кажется, что пришло время сменить тему. – Ван Лижань – это очень необычно. Я знаю, что имена отражают мечты и надежды родителей. Что оно означает?
