Наследие Луны - Гоулмон Дэвид Линн

Тем временем Ли, заметив приближающийся просвет между вагонами, вывернул руль влево. «Форд» снова наскочил на рельс и подлетел на метр. Однако вместо того, чтобы сползти назад, маленькая машина зацепилась за бок несущегося поезда. Вытянув руку в окно, Ли ухватился за перила, не дававшие пассажирам перейти из одного вагона в другой, но тут «Форд» вдруг рвануло вправо. Выругавшись, Гаррисон сделал очередной заход, вновь направив чихающий двигателем автомобиль к вагону. Машинист дал гудок, и состав ускорился. Шансы попасть на поезд и помочь юному Гамильтону быстро улетучивались.

– Твою ж… – заорал Ли, срывая с лица промокшую насквозь повязку.

Он снова вытянул руку в окно, на этот раз удерживая руль раненой ногой. Крепко ухватился за перила и подтянулся, а затем распрямил правую ногу. Ли выдернуло из салона, и он повис на одной руке, а «Форд» на скорости резко рванул вправо, перевернулся и угодил в деревья, высаженные вдоль боковой дороги. Полковник УСС попал в то же положение, что и его бывший ученик Гамильтон некоторое время назад. Правая нога разрывалась от боли, и он знал, что его сил надолго не хватит. Хлынула кровь из разошедшихся швов. Теперь оставалось только сгинуть под колесами поезда. Полковник выругался на себя за слабость, но не гибель волновала его, а то, что он подводит юного Гамильтона.

Пальцы, наконец, разжались, однако Ли не упал. Он с удивлением поднял голову. Выбежавший из вагона Гамильтон в последнюю секунду перегнулся через поручень, схватил полковника за руку и теперь пытался его удержать. Ли был та еще ноша, но Гамильтон упорно тянул. Наконец, свободной правой рукой Ли зацепился за поручень и перевалил на площадку. Некоторое время они лежали без сил, тяжело дыша. Потом Бен, опираясь на пистолет-пулемет, поднялся.

– Прошу прощения, полковник, но генерал Гётц, кажется, уходит.

Ли хотел ухватить Гамильтона за штанину, промахнулся и упал. Выругавшись, он вытащил заткнутый за ремень «кольт» и попробовал подняться. Однако сил уже не осталось.

Бен осторожно открыл дверь, ведущую в соседний вагон, и увидел те самые ящики, которые погрузили в Кито, а потом и Гётца, затаившегося за самым крупным. В стрельбе по мишеням Бен был лучшим в своем взводе. Оставалось надеяться, что за годы, просиженные без дела в Эквадоре, навык не утратился. Однако время шло, а эсэсовец не высовывался.

– Мистер Гамильтон? Я не ошибся? – раздался голос Гётца.

Бен слушал, но не отвечал. Разглядев просвет между ящиками, он прокрался до дальней стены грузового вагона и спрятался за одним из штабелей.

– Мистер Гамильтон, меня зовут Гётц. Я знаю о ваших заслугах, юноша, и хорошо знаком с профессионалом, который вас подготовил. А еще я знаю, что полковник Ли жив. Представьте мое состояние, когда я увидел его за рулем машины, несущейся рядом с поездом, да еще с направленным в мою сторону пистолетом…

– Мне думается, вы наложили в штаны.

Бен говорил нарочито тихо, чтобы создать иллюзию расстояния, а сам в это время перебежал за следующий ящик и залег там.

– Бен!.. Можно я буду звать вас Бен?

Гётц на мгновение высунул голову и тут же убрал ее, однако Гамильтон успел заметить, что очки генерала разбиты. Вот и преимущество: немец хуже видит. Ли приучил Гамильтона в любой ситуации сразу же взвешивать хорошие и плохие стороны.

– Да пожалуйста. Отчего бы не обращаться по имени к человеку, который собирается тебя убить, – сказал Гамильтон, отвернувшись, дабы не выдавать свою позицию.

– К чему спешить, Бен? Сначала выслушай, что я хочу предложить правительству Соединенных Штатов.

Хотелось ответить, но Гамильтон сдержался. Вместо этого он чуть привстал, положил пистолет-пулемет на ящик и затаился, ожидая, когда Гётц высунется в последний раз.

– Чудо, Бен. В этих ящиках скрывается чудо.

Гамильтон знал, что Гётц не будет больше рисковать и генерала придется выкуривать. Он прицелился туда, откуда, как ему казалось, должен был выскочить эсэсовец.

– Было ваше, стало наше, как говорится. Что бы вы там ни держали, генерал, вскоре мы об этом узнаем.

– Не спорю. Но, Бен, помимо ящиков, я предлагаю исследования, которые вот уже пять лет ведут лучшие умы Германии. Без них вам понадобятся годы, чтобы хотя бы наполовину приблизиться к пониманию того, что находится сейчас перед тобой. Повторяю: это чудо.

– Ну хорошо, я вам поверю. Пока. – Бен прицелился выше, откуда, по его мнению, шел голос. – Что же вы предлагаете и с чего вдруг нам должно быть это интересно?

– Все очень просто: знание, которое должно стать достоянием всего человечества и за которое любой, осмелюсь предположить, пойдет на убийство. Прошу тебя, Бен, минуту перемирия. Потом я поднимаю руки и сдаюсь.

Гамильтон задумался. Гётц был невысок ростом, полноват и едва ли стрелял в живого человека, если не считать беспомощных женщин и детей.

– Вот мое оружие. – Эсэсовец пустил по дощатому полу малокалиберный пистолет. – Все, Бен, я безоружен. Теперь я встану и покажу тебе то, о чем ты потом будешь рассказывать внукам.

С поднятыми руками Гётц вышел из-за ящика. В левой руке было пусто, в правой он держал большую сумку. Гамильтон тоже встал, но не сводил пистолет-пулемет с немца.

– Бросьте сумку, – сказал Бен, стараясь держаться как можно спокойнее.

Гётц медленно положил кожаную сумку на ящик, за которым прятался, а затем снова поднял руку над головой.

– Не мог бы и ты опустить оружие, мой юный друг?

– Мне спокойнее, когда ствол метит вам в лоб, герр генерал, – проговорил Бен, выходя из укрытия.

– Поскольку фюрер окончательно отошел от дел, я считаю, что пора сдаваться.

Гётц вышел на середину вагона и медленно опустил руки. Поезд качнуло на повороте, и Бену пришлось перенести вес на левую ногу. Однако, как заметил Гётц, прицел у юноши не сбился ни на дюйм.

– Увы, генерал, мои работодатели предпочитают не брать пленных. У нас другая система отчетности.

Глядя на Гамильтона, Гётц чувствовал себя в высшей степени неуютно.

– Юноша, наши с тобой организации могут заключить сделку. Я готов предложить эти артефакты, а также все полученные нами знания. – Он обвел рукой ящики – рискованное движение, на которое Бен тут же отреагировал, вскинув ствол. – В качестве дополнительного довода скажу, что совсем недавно более двух сотен немецких солдат погибли от рук машин – машин, способных сражаться, как люди. Эти механизмы на многие миллионы лет старше человека. Не желаешь взглянуть?

– Нет, генерал. Может, вы со своими кликушами и уговорите мое правительство и даже найдете тех, кто закроет глаза на злодейства, учиненные вашими головорезами в Европе, но я не из таких. Я собираюсь убить вас, и единственная сделка, на которую я пойду, – позволю вам выбрать свою смерть. Какая вам больше нравится – быстрая или медленная? По мне, так лучше медленная. Думаю, стоит начать с коленных чашечек. Что скажете?

– Да вы с ума сошли, юноша! – Гётц не сводил глаз с пулеметного ствола. – Вы разбрасываетесь знаниями, которые вашему руководству и не снились!

Движением ствола Бен приказал Гётцу отойти от большого ящика, на котором лежала сумка. Внимание юноши привлек странный символ, нанесенный на все ящики в вагоне: четыре круга, один другого меньше, частично перекрывающие друг друга.

Генерал сделал шаг вправо, а Гамильтон вдруг почуял движение за спиной. В то же мгновение из-за ряда ящиков, на которые Бен не обратил внимания, выскочил один из телохранителей Гётца – видимо, все время там прятался. Бен развернулся и выстрелил. пистолет-пулемет выплюнул горсть пуль, которые дугой легли в грудь мужчины. Краем глаза Гамильтон увидел, как Гётц ринулся на него, на ходу доставая длинный и острый клинок, но было слишком поздно. Не успел Бен развернуться и нажать на спусковой крючок, как Гётц вонзил нож ему в живот по самую рукоять. пистолет-пулемет сделал еще несколько выстрелов, но пули лишь ударили по большому ящику.

– Видите, мой юный друг, мы тоже неплохо умеем вести дела.