Новая эра Z - Кэри Майк

– Здесь мы закончили, – говорит он.

– Она все еще пристегнута, – говорит один из его людей.

– Очень плохо, – отвечает сержант. Он оставляет дверь открытой и выжидательно смотрит на одного, потом на другого, пока они не сдаются и не уходят, оставив Мелани в камере.

– Сладких снов, девочка, – говорит сержант. Он захлопывает дверь, она слышит удаляющиеся шаги.

Один.

Два.

Три.

9

– Я сомневаюсь в вашей объективности, – доктор Колдуэлл говорит Хелен Джустин.

Джустин молчит, но ее лицо говорит – Неужели?

– Мы исследуем эти объекты не просто так, – продолжает Колдуэлл. – Вы могли не заметить этого из-за невысокого уровня поддержки, что мы получаем, но наши исследования имеют несоразмерно большее значение.

Джустин продолжает молчать, и Колдуэлл кажется, что нужно чем-то заполнить образовавшийся вакуум. А может, и переполнить:

– Не будет преувеличением сказать, что выживание нашей расы может зависеть от того, выясним мы или нет, почему у этих детей инфекция не развивалась так, как в других девяноста девяти и девятистах девяноста девяти тысячных процента случаев. Наше выживание, Хелен. Вот каковы ставки. Какая-то надежда на будущее. Какой-то способ выбраться из этого беспорядка.

Они в лаборатории, отвратительной мастерской Колдуэлл, в которой Джустин редко бывает. Сейчас она здесь только потому, что Колдуэлл позвала ее. И эта база, и эта миссия находятся под юрисдикцией военных, но Колдуэлл все равно остается ее боссом, поэтому, когда приходит вызов – она должна ответить. Она должна покинуть класс и посетить камеру пыток.

Мозги в банках. Тканевые культуры, в которых угадываются человеческие конечности и органы, образуют скомканные тучи серой грибковой материи. Рука и предплечье – детские, конечно, – вырваны и разрезаны, кожа зажата металлическими щипцами, в нее вставлены желтые пластиковые штыри, отделяющие мышцы от верхних слоев кожи, которые и нужно исследовать. В комнате привычный беспорядок, жалюзи всегда опущены, чтобы держать окружающий мир на клинически оптимальном расстоянии. Свет – абсолютно белый, невероятно интенсивный, пронизывающий, исходит из люминесцентных ламп, висящих под потолком.

Колдуэлл готовит слайды для микроскопа, используя лезвие, чтобы разрезать на пластинки то, что напоминает язык.

Джустин не вздрагивает, не отворачивается. Она старается смотреть на все, что здесь происходит, поскольку является частью этого процесса. Делая вид, что она ничего не замечает, ее прошлое безвозвратно растворяется за горизонтом лицемерия, падая в черную дыру солипсизма.

Господи, она может превратиться в Кэролайн Колдуэлл.

Которая фактически является частью невероятно большого танка под названием «Спасение человеческой расы» еще с первых дней после Катастрофы. Пара десятков ученых, секретная миссия, секретное правительственное обучение – самое крупное предприятие в быстро тонущем мире. Многих позвали, но лишь единицы были избраны. Колдуэлл была одной из лучших, в первых рядах, когда двери перед ней захлопнулись. Неужели это до сих пор не дает ей покоя? Сводит с ума?

Это было так давно, что Джустин успела забыть большую часть деталей. Через три года после первой волны инфекций распадающиеся страны развитого мира ошибочно сочли, что достигли дна. В Великобритании число инфицированных стабилизировалось, и начали обсуждать дальнейшие действия. Маяк собирался найти вакцину, восстановить города и столь желанный всеми статус-кво.

На этой радостной волне были созданы две мобильные лаборатории. Они не были построены с нуля – не хватило бы времени. Вместо этого их соорудили на скорую руку, экспроприировав два автомобиля, принадлежащих ранее Лондонскому Музею естественной истории.

Предназначенные для того, чтобы быть передвижными выставками, Чарльз Дарвин и Розалинд Франклин – «Чарли» и «Рози» – стали огромными передвижными научными станциями. Каждый был длиной с автопоезд и почти в два раза шире. Оба были оборудованы самыми современными биологическими и химическими лабораториями плюс кабины для шести исследователей, четырех охранников и двух водителей. Министерство обороны (точнее то, что от него осталось) также приложило руку к их созданию – оба получили гусеницы, внешние броневые листы толщиной в дюйм и по паре крупнокалиберных пулеметов и огнеметов (на носу и в хвосте).

Великие зеленые надежды, как их прозвали, были оборудованы с таким размахом, какой только можно было тогда себе вообразить. Политики надеялись стать героями грядущего возрождения человечества, произносили речи, стоя на них, и разбивали бутылки шампанского об их борта. Они отправились в путь со слезами и молитвами.

В небытие.

Все развалилось очень скоро – передышка была уловкой, созданной могущественными силами, отменившими друг друга. Инфекция продолжила распространяться, и глобальный капитализм продолжал разрывать себя на части – как два гиганта едят друг друга на картине «Осенний каннибализм» Дали. Никакое количество мастеров пиара не смогут ничего сделать перед лицом Армагеддона. Он прошелся по баррикадам и был таков (получил удовольствие).

Никто больше не видел тех отобранных для секретной миссии гениев. Они остались во втором дивизионе, на скамейке запасных, заняли второй ряд. Только Кэролайн Колдуэлл может спасти нас! Боже, черт тебя побери, помоги нам.

– Вы притащили меня сюда не для того, чтобы я была объективной, – напомнила Джустин своей начальнице, удивившись, что голос ее не становится тише. – Вы взяли меня, потому что вам нужны психологические оценки в дополнение к сырым данным, полученным из вашего собственного исследования. Если же я цель, то я бесполезна. Я думала, что весь смысл был в моем взаимодействии с детской психикой.

Колдуэлл уклончиво покачала головой и сжала губы. Она каждый день использует помаду для создания хорошего впечатления, несмотря на ее дефицит; создает позитивный настрой в мире. В возрасте ржавчины она остается нержавеющей сталью.

– Взаимодействие? – говорит она. – С ним все в порядке, Хелен. Я говорю о том, что за его пределами. – Она кивает на стопку бумаг, сложенных на рабочем столе, рядом с чашками Петри и коробками для слайдов. – Тот лист, что наверху. Это обычные копии запросов в Маяк, что вы отправляли. Вы хотели, чтобы они ввели мораторий на физические испытания объектов.

Нет смысла спорить.

– Я просила вас отправить меня домой, – говорит Джустин. – Семь раз, по разным причинам. Вы отказали.

– Вас привезли сюда для выполнения определенной работы, которая все еще не сделана. Поэтому я предпочитаю не разрывать с вами контракт.

– В этом случае вам придется смириться с последствиями, – говорит Джустин. – Если бы я вернулась в Маяк, возможно, мне удалось бы найти другой способ. Если же вы оставляете меня здесь, вам остается только терпеть небольшие неудобства в лице меня, имеющей совесть.

Губы Колдуэлл сузились в одну тонкую линию. Она дотрагивается до лезвия и передвигает его так, чтобы оно было параллельно краю стола.

– Нет, – говорит она, – дело не в этом. Я определяю программу, и вы играете в ней определенную роль. И эта роль до сих пор очень важна, поэтому мы сейчас разговариваем. Я обеспокоена, Хелен. Вы, кажется, совершили фундаментальную ошибку, осудив нас, и пока вы ее не исправите, она будет заражать все ваши исследования. Вы станете не просто бесполезной, вы превратитесь в обузу.

Фундаментальная ошибка. Джустин искренне сомневается в том, что Колдуэлл сама не совершает их, но торговаться сейчас бессмысленно.

– Разве не очевидно для вас, – говорит она вместо этого, – что детская психика находится в человеческих рамках. Более того, она почти точь-в-точь ее повторяет.

– Это ваш отчет?

– Нет, Кэролайн. Это мои наблюдения. Видимые. Эмоциональные. Ассоциативные. Рабочие.

Колдуэлл пожимает плечами:

– Ну, в рабочие наблюдения нужно включить их первоклассные рефлексы. Те, кто испытывает неутолимый голод при одном запахе человеческой плоти, не совсем вписываются в пределы нормальных человеческих параметров, не так ли?