Филип Дик - Убик (сборник)
– О господи, – сказал Норм.
Уголки его рта опустились, какое-то мгновение он выглядел как обманутый ребенок.
Глава 13
Позже, когда у Барни прошла дрожь в ногах, он вывел Энн на поверхность и показал ей зачатки своего огорода.
– Знаешь, – сказала она, – нужно обладать смелостью, чтобы доставить кое-кому неприятности.
– Ты имеешь в виду Лео?
Он знал, что она хотела сказать; он не собирался устраивать дискуссию на тему того, какие неприятности он доставил Лео, Феликсу Блау и всей фирме «Наборы П. П.» вместе с кэн-ди.
– Лео взрослый человек, – сказал он. – Он с этим смирится. Он поймет, что сам должен справиться с Элдричем, и сделает это.
«В то время как попытка обвинить Элдрича в суде не дала бы результатов, – подумал он. – Об этом говорит мне мое чувство ясновидения».
– Свекла, – сказала Энн. Она присела на бампер автоматического экскаватора и разглядывала пакетики с семенами. – Я терпеть не могу свеклу, так что, пожалуйста, не сажай ее здесь, даже эту мутировавшую, которая зеленая, высокая и кожистая, а на вкус напоминает старую пластиковую дверную ручку.
– Ты не думала о том, – спросил он, – чтобы перебраться сюда жить?
– Нет.
Смутившись, она разглядывала пульт управления трактора, скребя пальцем старую, частично сгоревшую изоляцию одного из кабелей.
– Однако я полагаю, – наконец сказала она, – что время от времени буду заходить к вам на обед. Все-таки вы наши ближайшие соседи.
– Послушай, – сказал он, – эти развалины, в которых ты живешь…
Он замолчал.
«Я уже воспринимаю себя так же, – подумал он, – как и прочих обитателей этого убогого марсианского барака, на ремонт которого специалистам потребовалось бы лет пятьдесят…»
– Мой барак, – сказал он, – может побить твой в любой день недели.
– В воскресенье тоже? Может быть, даже два раза?
– В воскресенье, – ответил он, – нам нельзя. В этот день мы читаем Библию.
– Не шути так, – тихо сказала Энн.
– Я не шучу.
Он действительно говорил серьезно.
– То, что ты сказал о Палмере Элдриче…
– Я хотел тебе сказать только одну вещь, – сказал Барни, – может быть, две. Во-первых, он – ты знаешь, о ком я говорю, – действительно существует, он действительно здесь. Хотя не в таком виде, как мы думали, и не в таком, в каком мы до сих пор с ним сталкивались… может быть, мы никогда не сумеем этого понять. А во-вторых… – Он поколебался.
– Ну, говори.
– Он почти ничем не может нам помочь, – сказал Барни. – Может быть, чуть-чуть. Однако он здесь, с раскрытыми объятиями, он понимает нас и хочет помочь. Он пытается… но это не так просто. Не спрашивай меня почему. Может быть, даже он сам этого не знает. Может быть, его это тоже удивляет. Даже после того, как у него было столько времени, чтобы все обдумать.
«И все то время, которое будет у него потом, – думал Барни, – если ему удастся скрыться от Лео Булеро, от одного из нас, от человека… Знает ли Лео, против чего он выступает? А если бы знал… отказался бы он от своего плана?»
Наверняка нет. Как ясновидец, Барни был в этом уверен.
– То, что проникло в Элдрича, – сказала Энн, – и с чем мы столкнулись, превосходит нас, и, как ты говоришь, мы не можем оценить или понять, чего оно хочет и к чему стремится; оно остается для нас таинственным и непонятным. Однако я знаю, что ты ошибаешься, Барни. То, что является к нам с пустыми, раскрытыми руками, не может быть Богом. Это существо, созданное кем-то еще более совершенным, так же как и мы; Бог не был никем создан, и он ничему не удивляется.
– Я ощущаю вокруг него, – сказал Барни, – некую божественную ауру. Все время.
«А в особенности тогда, – думал он, – когда Элдрич подталкивал меня, пытался заставить меня попробовать…»
– Естественно, – сказала Энн. – Я думала, что ты это понимаешь. Он присутствует в каждом из нас, и в любой высшей форме жизни, такой как та, о которой мы говорим. Его присутствие будет ощущаться еще больше. Однако позволь мне рассказать тебе мой анекдот про кота. Он очень короткий и простой. Хозяйка приглашает гостей, и у нее на кухонном столе лежит великолепный пятифунтовый кусок мяса. Она беседует с гостями в комнате, выпивает несколько рюмочек и так далее. Потом она извиняется перед гостями и идет на кухню, чтобы поджарить мясо… но его нет. А в углу, лениво облизываясь, сидит кот.
– Кот съел мясо, – сказал Барни.
– В самом деле? Хозяйка зовет гостей, они начинают обсуждать случившееся. Мяса нет, целых пяти фунтов, а в кухне сидит сытый и довольный кот. «Взвесьте кота», – говорит кто-то. Они уже немного выпили, и эта идея им кажется хорошей. Итак, они идут в ванную и взвешивают кота на весах. Кот весит ровно пять фунтов. Все это видят, и один из гостей говорит: «Теперь все ясно. Мясо там». Они уже уверены, что знают, что произошло; у них есть эмпирическое доказательство. Потом кто-то начинает сомневаться и удивленно спрашивает: «А куда же девался кот?»
– Я уже слышал этот анекдот, – сказал Барни, – и не вижу связи…
– Эта шутка – квинтэссенция онтологической проблемы. Если только задуматься…
– Черт побери, – со злостью сказал он. – Кот весит пять фунтов. Это чушь – он не мог съесть мясо, если весы верные.
– Вспомни о хлебе и вине, – спокойно сказала Энн.
Он вытаращил глаза. До него, кажется, дошел смысл сказанного.
– Да, – продолжала она. – Кот – это не мясо. А тем не менее… он мог быть формой, которую в этот момент приняло мясо. Ключевое слово здесь – «быть». Не говори нам, Барни, что то, что проникло в Палмера Элдрича, – Бог, поскольку ты не знаешь Его до такой степени, никто не знает. Однако это существо из межзвездной бездны может быть – так же, как и мы, – создано по Его образу и подобию. Тем способом, который Он выбрал, чтобы явиться нам. Так что оставь в покое онтологию, Барни, не говори о том, что Он из себя представляет.
Она улыбнулась ему, надеясь, что он ее поймет.
– Когда-нибудь, – сказал Барни, – мы, может быть, будем поклоняться этому памятнику.
«И не в знак признания заслуг Лео Булеро, – думал он, – хотя он заслуживает – вернее, будет заслуживать – уважения. Нет, мы все как один сделаем то, к чему стремлюсь я, – мы сделаем его олицетворением сверхъестественных сил в нашем убогом понимании. И в определенном смысле мы будем правы, поскольку эти силы в нем есть. Однако, как говорит Энн, что касается его истинной природы…»
– Я вижу, что ты хочешь остаться один на один со своим огородом, – сказала она. – Я, наверное, пойду к себе в барак. Желаю успеха. И, Барни… – Она протянула руку и крепко сжала его ладонь. – Никогда не пресмыкайся. Бог, или кем бы ни было это существо, с которым мы столкнулись, не хотел бы этого. А если бы даже и хотел, ты не должен этого делать.
Она наклонилась, поцеловала его и пошла.
– Ты думаешь, что я прав? – крикнул ей вслед Барни. – Ты считаешь, имеет смысл устраивать здесь огород? Или все это кончится как обычно…
– Не спрашивай меня. Не знаю.
– Ты заботишься только о спасении собственной души! – со злостью крикнул Барни.
– Уже нет, – сказала она. – Я страшно сбита с толку, и все меня раздражает. Послушай…
Она снова подошла к нему, ее глаза были темны и лишены блеска.
– Ты знаешь, что я видела, когда ты схватил меня и отобрал порцию чуинг-зет? Действительно видела, мне не показалось.
– Искусственную руку. Деформированную челюсть. Глаза…
– Да, – тихо сказала она. – Электронные, искусственные глаза. Что это значит?
– Это значит, – ответил Барни, – что ты видела абсолютную реальность. Истину, скрытую за внешними проявлениями.
«Пользуясь твоей терминологией, – подумал он, – ты видела стигматы».
Несколько мгновений она вглядывалась в него широко раскрытыми глазами.
– Значит, такой ты на самом деле? – наконец сказала она, отшатываясь от него с гримасой отвращения на лице. – Почему ты не такой, каким кажешься? Ведь сейчас ты не такой. Не понимаю. Лучше бы я не рассказывала тебе этот анекдот про кота, – дрожащим голосом добавила она.
– Дорогая моя, – сказал он, – для меня ты выглядела точно так же. Какое-то мгновение. Ты отталкивала меня рукой, которой явно не было у тебя при рождении.
И так легко это могло случиться снова. Постоянное Его присутствие, если не физическое, то потенциальное.
– Что это – проклятие? – спросила Энн. – Я имею в виду, на нас уже лежит проклятие первородного греха, неужели это повторяется снова?
– Ты должна знать, ты помнишь, что ты видела. Его стигматы: мертвую искусственную руку, дженсеновские глаза и стальную челюсть.
«Символы его присутствия, – думал он, – среди нас. Непрошеного. Не желаемого сознательно. И нет таинства, через которое мы могли бы пройти, чтобы очиститься; мы не можем заставить его с помощью наших осторожных, хитрых, испытанных временем кропотливых ритуалов, чтобы он ограничился специфическими проявлениями, такими как хлеб и вода или хлеб и вино. Он везде, он распространяется во всех направлениях. Он заглядывает нам в глаза, он выглядывает из наших глаз».
