Академия Шекли (сборник) - Квалья Роберто
Рукавицын сперва завизжал, ровно подраненный заяц, потом вдруг бросился к подёргивающемуся телу Яциса. С неожиданной силой отпихнул его в сторону, зачерпнул ладонью из тёмной лужицы, натёкшей под простреленным глазом, и понёс жуткую добычу к халдейской плите. Путь его отмечал след из багровых капель. Бормоча: «Не только накормить, но и напоить, напоить…», художник начал намазывать кровью лицо Владычицы Ос. Затем обернулся к Самсону и заорал срывающимся голосом:
– Чего вы ждёте, солдатик?! Хватайте, хватайте драгоценности! Обязательно вон те две шкатулки из слоновой кости, там бриллианты. И ещё вон тот большой тубус, в нём подлинник кисти Рембрандта! Шевелитесь, солдатик! Сейчас я произнесу шибболет – и портал откроется.
– Чего-чего ты произнесёшь?!
– Ну, пароль, – раздражённо отмахнулся Рукавицын.
– Какой пароль? – спросил Самсон, поднимая ствол револьвера на уровень лба художника.
– Точка зрения, – ответил Рукавицын, по-детски улыбнувшись. – Константин Константинович был остроумнейшим человеком, упокой, господи, его душу. Шибболет – ТОЧКА ЗРЕНИЯ.
Самсон краем глаза заметил, как после этих слов начала наливаться тёплым медовым свечением и превращаться в толстую не то трубу, не то воронку надгробная плита Владычицы Ос – и нажал на спуск.
Марго он отыскал в кабинете покойного Терпильева, возле пылающего камина. Телеграфистка держала в одной руке чудом уцелевший помещичий бокал, полный самогона, в другой – погасшую сигарету и нетрезвым голосом распевала «Марсельезу» на буржуйском языке.
Самсон подошёл к ней и спросил прямо, не виляя:
– Хочешь со мной в Париж? – и добавил нежно: – Сучка.
– Г’азумеется, мой богаты’гь, – не задумываясь, ответила та. – С тобой – хоть к чё’гту в пасть!
– Тогда пошли! – сказал Самсон и крепко взял её за руку.
Когда, брошенная на полосатую тигриную шкуру, осыпанная дождём из сотен бриллиантов, вдохнувшая ароматы, что струились из окна, выходящего на Булонский лес, Марго расстегнула перед Самсоном Сысоевым поясок (перетянувший её талию так, что казалось: вот она, Владычица Ос – не апокрифическая, взаправдашняя), – смертельная рана в сердце бывшего красногвардейца рассосалась навсегда.
– Пластырь наложен, течь ликвидирована, – мог бы высказаться по этому поводу красный матрос Матвей Лубянко. И напутственно прибавить: – Большому кораблю – большое плавание.
Однако ему было не до того. Матвей Лубянко сидел за барским столом, заваленный по уши внезапно обнаруженными под садовой беседкой ценностями помещика Терпильева, содомита, богатея и чернокнижника, и составлял реестр находок. Работал он скрупулёзно и усердно, ведь записи предстояло передать самому товарищу Троцкому!
Задача была адова. На бессонную неделю минимум.
Бикфордов узел
1
Птер к месту сбора прибыл последним. Так уж у него было заведено; а может, попросту отставал его биологический хронометр. Сложив крылья, Птер рыбкой нырнул в окно и проехался на полированном животе по полу, медленно вращаясь по часовой стрелке. Уткнулся головой в стену, вскочил и чинно со всеми раскланялся. Треща карбоновыми перьями, начал устраиваться в кресле. Крылья, даже сложенные, здорово ему мешали. Крючки на кончиках цеплялись за мохнатую обивку (кресло возмущённо попискивало), хвост топорщился и пружинил… словом, идея усесться оказалась не самой удачной. Коллектив терпеливо ждал. В конце концов, Птер сообразил, что выглядит глупо, выбрался из кресла и прислонился к стене.
– Есть мнение, что я уже здесь, – сообщил он.
– Мы заметили, – сказал Кабальеро, подкручивая кончики усов. – Заметили.
Пони и Чёртов Стальной Кузнечик будто того и ждали, сейчас же приветственно замахали Птеру конечностями. Тот в ответ пощёлкал клювом, после чего прикрыл крылом глаза. Это означало, что он ослеплён красотой Пони и умом Кузнечика. Чёртова и Стального.
– Друзья! – торжественно возгласил Кабальеро, дождавшись окончания ритуальной пантомимы. – Я собрал вас для того, чтобы объявить: мы идём искать человека. Человека.
На минуту воцарилась благоговейная тишина. Лишь тихонько гудели гироскопы в утробе умнейшего по эту сторону Рипейских гор металлического насекомого да покряхтывало кресло, расправляя помятые Птером шерстинки.
Кабальеро, воинственно топорща усы, ждал реакции.
– Смелое заявление. Думаешь, нам это по силам? – скептически спросил Чёртов Стальной Кузнечик.
– Пусть лошадь думает, у неё голова большая, – очень ловко парировал Кабальеро и повторил в своей обычной манере: – Большая.
Взоры немедленно обратились на Пони. Та кокетливо тряхнула каурой чёлкой и притопнула копытцем.
– Я не впо’уне у’ошадь, миленький. Скорей у’ошадка.
Заявление всеобщей любимицы возражений не вызвало. Даже напротив. Птер переступил с лапы на лапу и изрёк:
– Более того, есть мнение, что голова Пони даже несколько меньше твоей собственной, Кабальеро. Саранчук, дружочек, рассуди нас.
Чёртов Стальной Кузнечик, коротко прострекотав, выдвинул узкофокусный оптический рецептор на две трети длины. Сначала в сторону Пони, затем – в направлении Кабальеро.
– Именно так, – важно сообщил он. – Округляя до ближайшего целого – на шестнадцать процентов.
– Не сомневался, – с ироничной усмешкой сказал Кабальеро, – я и не сомневался. Это было иносказание. А может быть, даже силлогизм. Силлогизм. Но сейчас речь не о том. Речь сейчас о том, что я намерен отправиться в поход. Как уже говорилось, искать человека. Уверен, никто из вас не бросит меня в этой ситуации, друзья.
– Есть мнение, что ты уверен правильно, – сказал Птер. – Во всяком случае, я не брошу.
– И я, – сказала Пони.
– Ни при каких обстоятельствах. – Чёртов Стальной Кузнечик переплёл усики в тугой хлыст, что служило подтверждением высочайшей серьёзности его слов. – Но позволь вопрос. С чего ты взял, что мы сумеем его найти? Вернее – найдя, сумеем опознать? Не то чтобы я сомневался в естественности и коммуникабельности нашей лошадки, собственном уме, твоей неутомимости или зоркости Птера… Но для решения столь сложной задачи могут понадобиться совершенно иные качества.
– И навыки, – добавил Птер.
Кабальеро снова покрутил ус, упёр руку в бок, отставил в сторону ножку и заявил:
– Этими качествами и навыками всецело обладает ваш покорный слуга. Я его узнаю. Я почую его. Вот вам крест! Крест.
Пони внимательно посмотрела на руку Кабальеро, потом на другую – упёртую в бок – и уточнила:
– Опять сиу’огизм?
– Скорей метафора, – без особой уверенности ответил Кабальеро. – Впрочем, неважно. Неважно. Потому что выступаем мы немедленно. И вот ещё что: поход будет проходить под девизом «Цивилизованная охота гвардейцев-раскольников».
Он звонко прищёлкнул пальцами. Стены места сбора гвардейцев-раскольников тут же исчезли, истаяли, как сухой лёд на солнце. То же произошло и с окнами, только чуть позже. Несколько мгновений после испарения стен прозрачные параллелограммы ещё висели в воздухе, опираясь лишь на воображение Кабальеро. Но скоро пропали и они. Крыша, привязанная к серебристому эллипсоиду аэростата, рванулась вверх.
– Есть мнение, что сей замысловатый тандем достигнет стратосферы, – сказал Птер, следя за крышей и аэростатом круглым глазом.
Желающих возразить ему не нашлось. Всё-таки Птер был очень крупным специалистом в вопросах машущего и планирующего полётов. Не говоря уже о пикировании.
Эрудированный Чёртов Стальной Кузнечик включил фонарь, без которого, как известно из античной истории, человека нипочём не отыскать, и компания тронулась в путь.
– …А разве крыша сейчас пикирует? – минуту спустя сварливо спросило мохнатое, будто медведь, кресло, в котором так и не сумел устроиться Птер.
Ответа оно не дождалось. Друзья были уже далеко. Пробурчав «шовинисты вы, а не гвардейцы-раскольники», кресло зарысило в сторону ближайшего грибного леса – пастись на рыжиках и рядовках да бегать взапуски с венскими стульями.