Квадратный корень из лета - Хэпгуд Гарриет

– До известной степени. Вообще-то это весьма и весьма крутая математика. Больше у тебя нет вопросов? Наверняка в такой прекрасный денек тебе хочется погулять!

Я слезла с парты. У самой двери я обернулась:

– Еще один вопрос. Почему вы в списке для чтения написали «Навсегда»?

Учительница засмеялась:

– Мне показалось, тебе не помешает почитать что-нибудь для души. А это классика.

Суббота, 23 августа

– Liebling! – Папа сгустился из эфира и тихо постучал в мою комнату.

– Со мной все в порядке, – буркнула я в подушку. – У нас новое рабочее расписание, у меня сегодня выходной.

– Я-а, я помню, – сказал он, ставя чашку чая у моей головы. Я хандрила уже почти неделю, и папа пытался выманить меня из этого состояния «подарочками» – например, разрешил Неду включать его музыку в «Книжном амбаре». Однако в моей комнате папа отыскал меня впервые в жизни. Вот Грей, тот всегда сразу меня находил, когда я дулась где-нибудь в уголке.

Я нехотя разлепила один глаз. Папа оглядывал комнату, подмечая пустоту, уравнения на стене. У стола он задержался, пробежав пальцами по буклетам миз Эдеванми и дневникам Грея, затем снова повернулся ко мне:

– Пришла Соф.

Вот еще!

Папа не отходил, пока я пила чай большими глотками, словно опасаясь, что я выпрыгну в окно, если оставить меня одну.

День обещал стать безумно жарким – воздух уже был душным и сладким, солнце ощутимо припекало. Соф со своим альбомом сидела в тени разросшейся малины, плюща, ежевики и крапивы, которая начала цвести.

– Привет, – вяло помахала я (папа отплыл восвояси) и присела на траву рядом с Соф. Пижамные штаны сразу промокли от росы. Альбом оказался полон зарисовок нашего сада.

– Ты понимаешь, что это настоящие джунгли? – Соф махнула карандашом на одичавший, заросший сад. Умляут выскочил из комнаты и исчез в траве. Цветы пожухли на жаре, повиснув на кустах, как сдувшиеся воздушные шары после праздника. Зимой пляжи Норфолка одеты мрачным снежным саваном, и невозможно поверить, что когда-нибудь придет весна. В саду сейчас царила та же атмосфера неверия и заброшенности.

– Как думаешь, твоя мама согласится к нам заглянуть? – спросила я. У меня нет права просить Соф об услуге, но я знаю, что миссис Петракис захочет помочь. – Показать нам, ну, не знаю, как подстригать кусты?

Я бы не обиделась, если бы Соф послала меня куда подальше и пришла единственно за этим. Или она пришла к Неду, а папа что-то недопонял?

– А ты ее сама попроси, – предложила Соф. – У нее овощной лоток на ярмарке.

Ах, ярмарка, деревенская гулянка с конкурсами пирогов и гонками на ослах в честь уходящего лета… В отличие от остального Холкси, у меня для этого всегда были праздники деда, а ярмарка знаменовала наступление осени. Новое начало.

– Пойдем со мной, – так тихо сказала Соф, что я едва расслышала.

– Ты меня приглашаешь? Я думала, ты на меня сердишься.

– Сердилась, – Соф встретилась со мной взглядом и добавила: – И до сих пор сержусь немного. Втихую бросить рисование, бросить меня – знаешь, как это обидно? Хуже, чем когда тебя бросают в романтическом смысле! Но я уже разобралась – ты же отца потеряла.

Я заморгала от такого ляпа:

– Деда!

– Нет. Я говорила с Недом, Грей был тебе как отец. Конечно, твой отец – твой папа, но Грей был отцом и тебе, и ему заодно. Такой всеобщий отец.

– Да, это точно.

Я вздохнула и положила голову на ее плечо. Соф обняла меня, и мы немного посидели, ожидая, когда пройдет неловкость. Может, и никогда. Я рассматривала свои ступни, впервые заметив, как они загорели – и какие грязные. Земля у меня определенно между пальцев. Вишневый лак, с которым я делала педикюр в начале лета, совсем облупился. Я готова была проспать на плече Соф до осени, но она отодвинулась.

– Пойдем, а? Я хочу посмотреть забег свиней и поесть торта – пущусь во все тяжкие и стану есть глютен и молочное! И сахар! А еще там будут скульптуры из овощей! Ну пойде-е-е-м! – взмолилась она. – Не идти же мне одной!

– А как же Мег? И эта… – Я не сразу вспомнила имя ее последней подружки. – Сьюзи? Неужели Нед с вами не пойдет?

– Мег там будет, со Сьюзи я уже рассталась, Нед репетирует с «Фингербандом». Я просто хочу пойти с тобой. – Она ткнула меня карандашом, и я нехотя хихикнула.

– С «Фингербандом»?! А как же «Парки юрского периода»?

– Мне нравится репетировать, – задумчиво произнесла Соф. – Спеть на вечеринке тоже было прикольно, но в целом я предпочитаю оставаться за кулисами. Не выношу, когда на меня все смотрят.

Она передернула плечами. Я оглядела ее футболку в золотых пайетках, брюки с гавайским узором и объемный начес на макушке. Я не знаю, удастся ли нам сохранить нашу дружбу, но точно знаю, что если Соф может одновременно сторониться лучей софитов и одеваться подобным образом, если такие противоречия способны уживаться в одном человеке, мы точно можем быть чем-то большим, нежели просто суммой нашего прошлого.

Без Томаса ярмарка для меня потеряла всякий интерес. Мой гнев на него выгорел, и я уже скучаю по бедламу, который он мог бы устроить.

После забега свиней мы с Соф отправились бродить по деревенскому пустырю, отведенному под ярмарку: стрижка овец, лотки со всяким хламом, самый маленький в мире зоопарк. Издалека доносились пронзительные вопли «Фингербанда». Словно сговорившись, мы с Соф прошли мимо шатра, где проходил конкурс тортов и пирогов.

– Как насчет «Пухленьких красавиц»? – спросила Соф, когда мы подошли к лоткам с едой, где торговали всем подряд, от вегетарианских бургеров из органических продуктов до горячих пончиков. – Сугубо девичья группа, гастролирующая по летним ярмаркам по всей стране. В каждую песню включены аплодисменты.

– При поддержке ду-воп-дуэта «Толстые сардельки»? – Я показала на тележку с хот-догами. Sauerkraut [31] станет бальзамом на мою душу.

Соф покачала головой:

– Самое ужасное, что мы гастролируем на автобусе, затянутом полосатым ситчиком.

– И питаетесь исключительно едой с фермерских рынков.

Соф морщила нос при виде упомянутой еды, пока я не предложила мороженое. Тогда она радостно побежала в очередь за мягким мороженым, а я присела на траву и стала разглядывать мир. Дети тянули родителей за руку, плакала девочка, упустившая в небо шарик. Знакомые из школы и несколько гостей с нашей вечеринки тянули сидр из молочных бутылок и ели курицу по-ямайски и капустный салат из пластиковых корытец. Некоторые махали мне, проходя мимо. Я застенчиво улыбалась в ответ.

А затем, срезая путь по траве, залитый солнечным светом, появился Томас.

Он нес два рожка мороженого: одно простое ванильное, а второе – грозящая опрокинуться радужная башня из шариков и сиропов, усыпанная орехами и вафельной крошкой. Молча нагнувшись, он отдал мне ванильное. Я молча взяла. Мои эмоции были сумбурнее, чем его мороженое, представлявшее собой практически целую тарелку пломбира с фруктами, чудом водруженную на вафельный рожок. Мое сердце – вишенка сверху, и Томас раздавил его зубами.

Я смотрела на него снизу вверх, пока он, заслоняя солнце, рассматривал меня и о чем-то думал.

– Я наткнулся на Соф, – объяснил он наконец, глотая мороженое. – Она сунула мне все это, показала, где ты сидишь, схватила за руку Мег, и они улепетнули, будто сговорившись. Мороженое таяло и текло мне на руки, мусорного ведра поблизости не нашлось, поэтому…

– Спасибо.

– Это всего лишь мороженое. Я тебя не простил.

– О!

На этом Томас сел рядом. От волнения меня бросало то в жар, то в холод – солнце и тень. Он меня не прощает. Я не уверена, что совершила нечто, требующее прощения. Он без слов знает, что ванильный вафельный рожок для меня. Я деликатно покусывала мороженое с краешку, украдкой бросая взгляды на Томаса и соображая, что мы сейчас скажем. Как вернем нашу дружбу. Пожалуй, это все, чего я хочу.