Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери
– Может, вам отдохнуть? – Он подошел к ней и осмотрел ее ушибы. – Вы все еще в шоке, Лилли. Вам надо поспать.
Она выдавила из себя бледную улыбку.
– На том свете отосплюсь. – Поморщившись, она посмотрела под ноги. Слезы жгли глаза. – Забавно, я ведь его едва знала.
– Похоже, он был хорошим человеком.
Лилли подняла глаза и взглянула на доктора:
– А это вообще возможно теперь?
– Что возможно?
– Быть хорошим человеком.
Доктор вздохнул:
– Может, и нет.
Лилли сглотнула и опустила голову.
– Мне нужно выбраться из этого места. – Она вздрогнула, снова всхлипнув. – Я больше не могу это терпеть.
– Добро пожаловать в наш клуб, – ответил Стивенс, посмотрев на нее.
Повисло неловкое молчание.
Лилли потерла глаза.
– Как вам это удается?
– Что именно?
– Жить здесь… мириться с этим дерьмом. Вы кажетесь мне более или менее нормальным.
– Внешность обманчива, – пожал плечами доктор. – Да и вообще… Я здесь по той же самой причине, что и все остальные.
– И это?..
– Страх.
Лилли посмотрела на тротуар, ничего не говоря. Да и что тут можно было сказать? Факелы на противоположной стороне улицы начали угасать, фитили прогорали, и тени в закоулках и проходах между домами сгущались. Лилли пыталась справиться с головокружением, охватившим ее. Ей больше никогда не хотелось засыпать.
– Они скоро выйдут оттуда, – сказал доктор, кивнув в сторону гоночного трека, видневшегося в отдалении. – Как только насытятся этим шоу ужасов, которое Блейк для них состряпал.
Лилли покачала головой:
– Тут и вообще сумасшедший дом, а этот парень безумнее всех остальных.
– Я вот что скажу… – Доктор показал на противоположный конец города: – Почему бы нам не прогуляться, Лилли? Чтобы не встретиться с толпой.
Она горько вздохнула, пожала плечами и пробормотала:
– Мне все равно…
Той ночью доктор Стивенс и Лилли больше часа бродили по холодным улицам, петляя туда-сюда вдоль дальней ограды в восточной части города и около заброшенных железнодорожных путей между стенами. Пока они гуляли и разговаривали, зрители медленно покинули арену и разошлись по своим жилищам; их жажда крови была удовлетворена. Говорил той ночью в основном доктор, тихо, не забывая о навостривших уши охранниках, которые были расставлены по стратегическим точкам баррикады и снабжены оружием, биноклями и рациями.
Стражники постоянно оставались на связи с Мартинесом, который дал своим людям задание следить за плохо просматривавшимися зонами вдоль стены и особенно за лесистыми холмами на юге и на востоке. Мартинес опасался, что шум боя гладиаторов с большой вероятностью мог привлечь ходячих.
Шагая по окраинам города, Стивенс рассказывал Лилли о рисках объединения против Губернатора. Доктор предупредил девушку, чтобы она следила за своим языком, и сам говорил иносказаниями, которые сбивали Лилли с толку. Он говорил о Цезаре Августе, об истории бедуинских диктаторов и о том, как лишения пустынных обществ породили жестокие режимы, государственные перевороты и кровавые восстания.
В конце концов Стивенс снова вернулся к обсуждению печальной реальности эпидемии зомби и предположил, что кровожадные лидеры, скорее всего, были теперь неизбежным злом, побочным эффектом выживания.
– Я не хочу так жить, – сказала наконец Лилли, медленно шагая рядом с доктором по роще голых деревьев. Ветер бросал им в лицо легкую снежную крупу, которая покалывала кожу и покрывала лес тонким слоем инея. До Рождества оставалось всего двенадцать дней, но этого, похоже, никто не замечал.
– Выбора нет, Лилли, – пробормотал доктор, опустив голову и погрузив подбородок в складки шарфа. Он пошел дальше, смотря под ноги.
– Выбор есть всегда.
– Думаете? Не знаю, Лилли. – Некоторое время они шли молча. Доктор медленно покачал головой: – Не знаю.
Она посмотрела на него:
– Джош Хэмилтон ни разу не сделал ничего плохого. Мой отец пожертвовал собой ради меня. – Лилли сделала глубокий вдох и постаралась сдержать слезы. – Это просто отговорка. Человек рождается плохим. Все дерьмо, с которым нам теперь приходится иметь дело… это просто спусковой крючок. Так проявляется истинное лицо человека.
– В таком случае да поможет нам Бог, – пробормотал доктор, скорее обращаясь к себе самому, чем к Лилли.
На следующий день под низкими, стального цвета небесами несколько человек хоронили Джоша Ли Хэмилтона в самодельном гробу. К Лилли, Бобу, Стивенсу, Элис и Меган присоединился Кэлвин Дитс, один из рабочих, который за последние несколько недель сдружился с Джошем.
Дитс был немолодым заядлым курильщиком – возможно, на последних стадиях эмфиземы, – лицо которого напоминало старый кожаный вьюк, брошенный на солнце. Пока Лилли говорила, он стоял в почтительном отдалении от первого ряда друзей, держа в грубых руках кепку с логотипом фирмы «Катерпиллар».
– Джош вырос в религиозной семье, – сдавленно сказала Лилли. Голова ее была опущена, словно она обращалась к мерзлой земле у границы игровой площадки. – Он верил, что все мы отправляемся в лучший мир.
В небольшом парке виднелись и другие свежие могилы. У одних стояли самодельные кресты, на других были аккуратно сложены пирамидками отполированные камни. Холм над могилой Джоша возвышался над землей по крайней мере на четыре фута. Останки пришлось положить в корпус пианино, которое Дитс нашел на складе, – только этот контейнер оказался достаточно велик, чтобы вместить в себя поверженного гиганта, – и Боб с Дитсом трудились несколько часов, чтобы вырыть подходящую яму в промерзшей земле.
– И я надеюсь, что Джош был прав, ведь все мы…
Голос Лилли сорвался и затих. Она закрыла глаза. Из-под век струились слезы. Боб подошел ближе и положил руку ей на плечо. Лилли всхлипнула и содрогнулась всем телом. Продолжать она не могла.
– Во имя Отца… и Сына… и Святого Духа. Аминь, – тихо сказал Боб.
Остальные пробормотали то же самое. Никто не двигался. Поднялся ветер, который принес на площадку целый вихрь сухого, как пудра, снега, щипавшего их щеки.
Боб мягко потянул Лилли прочь от могилы:
– Пойдем, дорогая… давай зайдем в дом.
Лилли не стала сопротивляться и зашагала вслед за Бобом. Остальные молча развернулись, опустив головы. На лицах застыла скорбь. На секунду показалось, будто Меган – одетая теперь в потрепанную кожаную куртку, которую в похмельном посткоитальном бреду дал ей какой-то анонимный благотворитель, – захотела подойти к Лилли, может, сказать ей что-то. Но в итоге кудрявая девушка с грязно-зелеными глазами лишь горестно вздохнула и осталась на расстоянии.
Стивенс кивнул Элис, и они развернулись и пошли по тропинке обратно к гоночному треку, подняв на ветру воротники своих лабораторных халатов. Когда они прошли полпути до главной дороги – отойдя на достаточное расстояние от ушей остальных, – Элис спросила доктора:
– Вы почувствовали?
– Да… – кивнул он. – Ветер разносит… с севера.
Элис вздохнула и покачала головой:
– Так и знала, что эти идиоты привлекут толпу своим шумом. Может, сказать кому-нибудь?
– Мартинес уже знает. – Доктор показал на сторожевую башню позади себя. – Оружие так и бряцает… Да поможет нам Бог.
Элис снова вздохнула.
– Видимо, нам в эти дни скучать не придется, да?
– На того гвардейца ушла половина запасов крови, теперь нам нужны еще доноры.
– Я могу, – сказала Элис.
– Это, конечно, отлично, милая, но второй положительной нам хватит аж до Пасхи. К тому же, если я возьму у тебя еще, придется закопать тебя рядом с этим здоровяком.
– Продолжать искать первую положительную?
Доктор пожал плечами:
– Это все равно что искать крошечную иголку в очень маленьком стоге сена.
– Я не проверяла Лилли и еще одного нового паренька, как там его?
– Скотта? Наркомана?
– Ага.
Доктор покачал головой.
– Его давным-давно никто не видел.
– Мало ли.
Стивенс прибавил шаг, направляясь к бетонным аркам в отдалении. Он по-прежнему качал головой и держал руки в карманах.
– Да… мало ли.
Тем вечером, вернувшись в свою необжитую квартиру над заколоченной прачечной, Лилли впала в оцепенение. Она была благодарна Бобу, который решил на некоторое время остаться с ней. Он сделал ей ужин – фирменную вяленую говядину по-строгановски с макаронами быстрого приготовления, – и они выпили достаточно односолодового скотча Боба и какого-то аналога «Амбиена»[37], чтобы унять беспокойные мысли.
Звуки за окном второго этажа стали тише и словно бы отдалились, хотя Боба они все же насторожили, пока он кормил Лилли. На улицах что-то происходило. Может быть, что-то неприятное. Но Лилли не могла сосредоточиться на далекой суматохе звуков и торопливых шагов.
Она чувствовала, будто плывет, и в ту же секунду, как голова ее коснулась подушки, провалилась в полубессознательное состояние. Голые полы и завешенные простынями окна квартиры расплылись в белом забытьи. Но, прежде чем провалиться в сон без сновидений, она увидела склонившееся над ней лицо Боба.
