Корнелия Функе - Камень во плоти
Она отвернулась.
– Я возвращаю его тебе, – проговорила она. – С одним условием. Спрячь его далеко-далеко, как можно дальше, чтобы я не смогла найти. Если найду – убью.
Не иначе, ему все это снится. Ну конечно. Обычный горячечный бред. Должно быть, он до сих пор лежит в соборе, а ее мотыльки все еще запускают яд ему под кожу.
– Почему? – Одно лишь слово, но он и его-то вымолвил с трудом.
Зачем ты спрашиваешь, Джекоб? Зачем тебе знать, сон это или явь? Даже если сон – так ведь хороший. Она возвращает тебе брата.
Она все равно ему не ответила.
– Приведешь его в здание возле ворот, – бросила она и снова повернулась к воде. – Только поторопись. И остерегайся Кмена. Он не любит терять свою тень.
Яшма, оникс, лунный камень. Джекоб проклинал свою человеческую кожу, когда, опустив глаза, переходил нескончаемую площадь двора. Ведь ни один из этих гоилов не знает, кому обязан своим спасением. По счастью, каждый из них был занят своим делом – кто заложников охранял, кто за ранеными присматривал, – так что он благополучно добрался до карет, и его ни разу не окликнули и не остановили.
Король все еще совещался с офицерами, алебастровые гоилы пока не вернулись. Принцесса подошла к супругу и долго его о чем-то уговаривала, пока тот не внял увещеваниям и раздраженно не повел ее куда-то. Уилл проводил короля глазами, но за ним не последовал.
Пора, Джекоб!
Рука Уилла сама схватилась за саблю, едва Джекоб показался из-за карет.
В салочки поиграем, Уилл?
Оттолкнув двух гоилов, брат кинулся к нему. Раны, похоже, ему уже почти не мешали. Не слишком быстро, Джекоб. Дай ему приблизиться, как ты в детстве делал. Обратно за кареты. Теперь вдоль барака, в котором заперты заложники. Следующее здание – как раз у ворот. Джекоб распахнул дверь. Темные стены, заколоченные окна. Пятна света на грязном полу, будто молоко разлили. В следующей комнате пустые койки для холерных больных. Джекоб притаился за дверью. Все как тогда.
Уилл дернулся от неожиданности, когда дверь за его спиной захлопнулась, и на миг лицо его приобрело то же изумленное выражение, что и в детстве, когда Джекоб вот так же его подлавливал где-нибудь за деревом в парке. Однако ничто в его взгляде не говорило о том, что Уилл его узнал. Это был чужак, хоть и с лицом брата. Но золотой мяч тем не менее поймал. У рук своя память. Уилл, лови! Золотой мяч проглотил его, как лягушка комара, а во дворе каменный король уже строго озирался, разыскивая глазами свою тень.
Джекоб поднял мяч и сел на одну из коек. С золотого шарика на него глянуло его собственное, до неузнаваемости искаженное лицо – почти как в отцовском зеркале. Он не смог бы сказать, что именно заставило его подумать о Кларе – быть может, больничный запах, неистребимо въевшийся в эти стены, совсем не такой и все-таки такой же, как в другом мире, – но на миг, лишь на кратчайший миг он поймал себя на мысли, что золотой мяч можно ведь просто-напросто где-нибудь забыть. Или спрятать на дно сундука в трактире у Хануты.
Что с тобой, Джекоб? Неужто жаворонковая вода все еще действует? Или ты боишься, что твой братец, даже если фея сдержит слово, навсегда останется чужаком с ненавистью в глазах? Ненавистью к тебе.
Она появилась в дверях внезапно, словно в ответ на его мысли.
– Смотри-ка, – сказала она, разглядывая золотой мяч в руках у Джекоба. – Давным-давно, когда тебя и твоего брата еще на свете не было, знавала я одну девушку, которая с этим мячом игралась. Она этим мячиком не только жениха словила, но и свою старшую сестру и потом десять лет ее не выпускала.
Фея подошла к Джекобу и требовательно протянула руку.
Не сразу, но он все-таки отдал ей мяч.
– До чего же жалко, – вымолвила она, поднося мяч к губам. – С нефритовой кожей твой брат гораздо красивей. – С этими словами она подышала на блестящую поверхность мяча, пока золото не затуманилось.
– Ну что? – спросила она, перехватив его настороженный взгляд. – Ты поверил не той фее. Есть кое-что, о чем моя сестрица тебе не сказала. – И она подошла так близко, что он почувствовал у себя на лице ее дыхание. – Всякий человек, дерзнувший произнести мое имя, от этого умрет. Смерть будет долгой, как и подобает мести того, кто сам бессмертен. Тебе остается, быть может, от силы год, но уже очень скоро ты свою смерть почувствуешь. Показать ее тебе?
Она положила руку ему на грудь, и Джекоб ощутил пронзительную боль где-то над сердцем. На рубашке проступила кровь, а когда он ее распахнул, то увидел, что моль у него на груди ожила. Пытаясь ее согнать, Джекоб схватил моль за разбухшее брюшко, но лапки так глубоко впились в его тело, что ему показалось, он сейчас вырвет из груди собственное сердце.
– Говорят, люди зачастую чувствуют любовь почти как смерть, – сказала фея. – Это правда?
Она раздавила моль у него на груди, и там снова остался только розоватый отпечаток. Но сердце все еще колотилось как бешеное.
– Выпустишь брата, когда дымка на золоте исчезнет, – молвила Темная Фея, вкладывая ему мяч обратно в руку. – Тебя и тех, кто с тобой, у ворот ждет карета. Но не забудь, что я тебе сказала. Спрячь его от меня далеко-далеко, как можно дальше.
52. Долго и счастливо до конца дней своих
Высокая башня, опаленные стены. Свежие волчьи следы. Казалось, они уехали только вчера. Но когда Джекоб остановил лошадей под деревьями, позади от колес кареты по первому снегу тянулись две черные колеи.
Лиса стрелой вылетела из кареты и уже слизывала холодную белизну со своих лап, но Джекоб слез с козел неспешно и вытащил из кармана волшебный мяч. На золотой поверхности налета почти не было, в ней отражалось облачное утреннее небо. В дороге Джекоб так часто на мяч посматривал, что Лиса, наверно, давно уже смекнула, в чем дело. Но Кларе он так ничего и не сказал.
Гоилы у ворот фабрики пропустили их без единого слова. Двое суток добирались они до разрушенного замка, и только на последней почтовой станции конюхи рассказали им, что гоилы на свадьбе своего короля учинили бойню, а императрицу умыкнули. Больше никто ничего не знал.
Лиса каталась в снегу, словно смывая со своей шкуры все испытания последних недель, а вот Клара стояла как потерянная и смотрела на башню. Изо рта у нее шел легкий парок, и она заметно дрожала в нарядном платье, которое Валиант купил ей для выхода на королевскую свадьбу. Бледно-голубой шелк был порядком изгваздан, а местами и порван, но ее лицо все еще напоминало Джекобу о мокрых перышках, хотя ничего, кроме тоски по Уиллу, он сейчас в этом лице не видел.
– Развалины? – Валиант вылез из кареты и теперь растерянно озирался. – Что все это значит? – накинулся он на Джекоба. – Дерево мое где?
Выскочивший откуда-то лесовичок подобрал в снегу парочку старых желудей и тут же скрылся.
– Покажи ему дерево, Лиса.
Валиант припустил за Лисой с такой прытью, что чуть не грохнулся в снег. Клара на них даже не оглянулась.
Джекоб подошел к ней. С тех пор как он впервые увидел ее вот здесь, под колоннами, минула, казалось, целая вечность.
– Ты правда хочешь, чтобы я вернулась туда? Одна, без Уилла? – Клара взглянула на него, как умела только она. – Скажи, не бойся. Я больше никогда его не увижу? Так оно и есть. Я знаю, ты сделал все, что мог.
Джекоб взял ее за руку и вложил золотой мяч ей в ладонь. От налета не осталось и следа, и шар сиял, словно маленькое солнышко.
Ты поверил не той фее.
– Ты должна его протереть, – сказал он. – Только как следует, пока себя не увидишь, как в зеркале.
С этими словами он оставил ее одну. Все равно Уилл первым делом захочет увидеть Кларино лицо. «И жили они долго и счастливо до конца дней своих». Если, конечно, Темная Фея не обманет его так же, как ее сестра.
Джекоб раздвинул заросли плюща, что прикрывали вход в башню, и поднял глаза на закопченные стены. Казалось, он видит самого себя, впервые спускающегося с этой верхотуры на канате, что сыскался в отцовском кабинете. А где же еще?
Кожа над сердцем все еще горела, отпечаток моли жег его, как тавро.
Ты заплатил свою цену, Джекоб, – вот только что ты за нее получишь?
До него донесся тихий вскрик Клары.
И другой голос, произнесший ее имя.
Давно уже голос Уилла не звучал так тепло и мягко.
Джекоб слышал их шепот. Смех.
Он прислонился спиной к камням, черным от копоти, влажным от стужи, что прячется в зазорах между камней.
Камень.
Наваждение кончилось. Эта фея свое обещание сдержала. Джекоб знал это прежде, чем раздвинул плющевые заросли. Прежде, чем увидел Уилла рядом с Кларой. Камень исчез без следа, и глаза у брата были голубые. Голубые, как прежде. Голубые, и только.
Ну, теперь иди, Джекоб.
Уилл отпустил Кларины руки и смотрел на него неверящими глазами, словно узрел привидение, соткавшееся из воздуха среди этих заснеженных стен. Но в лице его не было гнева. Не было и тени ненависти. Нефритовый чужак исчез без следа. Хотя он все еще был в своем сером мундире. Он шел к Джекобу, неотрывно глядя ему на грудь, словно все еще видел там кровь после смертельного выстрела гоилов, и обнял его крепко-крепко, так, как в последний раз обнимал еще ребенком.
