Джо Хилл - Страна Рождества
Вик отнесла игрушку на кухню и открыла духовку. Ядовитый черный дым так и хлынул. Испеченные телефоны почернели, как зефиры, упавшие в костер. Она бросила трансформер поверх кучи расплавленного коричневого шлака и снова захлопнула духовку.
Вонь была настолько сильной, что ей пришлось покинуть дом. Она надела мотоциклетную куртку Лу и свои сапоги, взяла сумочку и пошла на выход. Схватила бутылку виски и закрыла за собой дверь как раз в тот миг, когда услышала, как заверещал детектор дыма.
Она прошла всю улицу и свернула за угол, прежде чем поняла, что на ней нет ничего, кроме куртки и сапог. В два часа ночи она брела по большому Денверу в выцветших розовых трусиках. Хорошо, хоть виски не забыла.
Она хотела вернуться домой и натянуть джинсы, но заблудились, пытаясь найти дорогу обратно, чего никогда раньше не случалось, и оказалась на красивой улице из трехэтажных кирпичных зданий. В ночи витали запахи осени и суровый аромат недавно увлажненного асфальтобетона. Как она любила дорожные запахи: асфальт, пекущийся и размягчающийся в середине июля; грунтовые дороги с их июньским благоуханием пыли и пыльцы; проселки, пряные от запаха крошащихся листьев в строгом октябре; песчано-соленый запах шоссе, так похожего на устье реки в феврале.
В это время ночи улица было почти в полном ее распоряжении, хотя в одно из мгновений по мостовой прокатили трое мужчин на «Харлеях». Они сбросили скорость, проезжая мимо, чтобы рассмотреть ее. Но это были не байкеры. Это были яппи, которые, вероятно, крались домой ублажать своих жен после ночного мальчишника в высококлассном стриптиз-клубе. По их итальянским кожаным курткам, синим джинсам из GAP[80] и байкам салонного качества она поняла, что они больше привыкли к пиццериям, чем к брутальной жизни на дорогах. Тем не менее. Они не жалели времени, рассматривая ее. Она помахала им бутылкой виски и свистнула, сунув в рот пальцы свободной руки, и они тут же газанули и умчались — выхлопные трубы у них между ног представились ей поджатыми хвостами.
Она набрела на книжную лавку. Закрытую, конечно. Маленький несетевой магазинчик, одна из витрин которого была оформлена множеством ее книг. Год назад она проводила здесь беседу. Тогда она была в штанах.
Она прищурилась в темноту лавки, близко наклонившись к стеклу, чтобы увидеть, какой из ее книжек там торгуют. Четвертой. Что, четвертая книжка уже вышла? Вик казалось, что она все еще работает над ней. Потеряв равновесие, она расплющилась лицом о стекло, выставив зад.
Ее обрадовало, что четвертая книжка все-таки вышла. Порой она думала, что никогда ее не закончит.
Когда Вик начала рисовать книжки, звонки из Страны Рождества прекратились. Именно поэтому она прежде всего и затеяла «ПоискоВик» — потому что телефоны молчали, пока она рисовала. Но потом, посреди третьей книжки, радиостанции, которые ей нравились, начали исполнять рождественские песни в разгар лета — и снова начались звонки. Она пыталась устроить вокруг себя защитный ров, ров, наполненный бурбоном «Мейкерс Марк»[81], но утопила в нем только саму свою работу
Вик готова была оттолкнуться от окна, когда в книжной лавке зазвонил телефон.
Она видела, как высвечивается он на столе у дальней стены магазина. В тишине теплой ночи, изредка нарушаемой порывами ветра, она слышала его совершенно ясно и знала, что это они. Милли, Лорри и другие дети Мэнкса.
— Мне очень жаль, — сказала она в магазин. — Я не доступна для вашего звонка. Если хотите оставить сообщение, то вам чертовски не повезло.
Она оттолкнулась от витрины, немного сильнее, чем требовалось, и засеменила поперек тротуара. Потом тротуар кончился, ее нога опустилась за край бордюра, и она упала, резко села задницей на мокрый асфальт.
Было больно, но, наверное, недостаточно. Она не могла с уверенностью сказать, виски ли приглушило боль или дополнительная смягчающая прослойка, образовавшаяся сзади от слишком долгого пребывания на диете Лу Кармоди. Ее беспокоило, что она могла уронить и разбить бутылку, но нет, та оставалась у нее в руке, целая и невредимая. Она сделала глоток. У него был вкус дубовой бочки и сладкого уничтожения.
Она с трудом поднялась на ноги, и зазвонил еще один телефон, в другом магазине, в затемненной кофейне. Телефон в книжной лавке тоже продолжал звонить. Затем подключился какой-то еще — на втором этаже здания справа от нее. Потом — четвертый, и пятый. В квартирах над ней. По обе стороны улицы, вверх и вниз по переулку.
Ночь наполнилась хором телефонов. Чужеродная гармония хрипов, чириканий и свистов походила на весеннюю перекличку лягушек. На перезвон колоколов в рождественское утро.
— Убирайтесь к чертовой матери! — крикнула она и швырнула бутылку в свое отражение в витрине магазина на другой стороне улицу.
Стеклянная панель взорвалась. Все телефоны перестали звонить одновременно — гуляки, которых поверг в молчание пистолетный выстрел.
Через полсекунды в магазине заработала охранная сигнализация — электронное дзинь-пиу-чунг и мигающий серебряный свет. Серебряный свет силуэтами высветил изделия, выставленные в витрине: велосипеды.
Ночь поймалась и удерживалась на месте в течение одного пышного, нежного мгновения.
В витрине (конечно) стоял «Роли», белый и простой. Вик покачнулась. Ощущение, что ей что-то угрожает, улетучилось так быстро, словно кто-то щелкнул выключателем.
Она перешла через дорогу, приближаясь к велосипедному магазину, и к тому времени как под ногами у нее захрустело битое стекло, в голове у нее созрел план. Она украдет велосипед и выедет на нем из города. Поедет к хребту Дакота, в сосны и ночь, и будет ехать, пока не найдет «Короткий путь».
Мост «Короткого пути» проведет ее прямо над стенами тюрьмы, в больничную палату, где лежит Чарли Мэнкс. Это будет чертовское зрелище — тридцатилетняя женщина в нижнем белье, скользящая на десятискоростном велосипеде по палате долгосрочного ухода при тщательно охраняемой тюрьме в два часа утра. Она представила, как плывет в темноте между осужденными, спящими в своих постелях. Она подъедет прямо к Мэнксу, опустит подножку, выдернет подушку из-под его головы и задушит грязного убийцу, сжигавшего людей. Это навсегда положит конец звонкам из Страны Рождества. Она знала, что так оно и будет.
Вик просунула руки через разбитое стекло, взяла «Роли» и вывела его на дорогу. Она услышала первый отдаленный вой сирены, тоскливый, мучительный звук, далеко разносившийся в теплой и влажной ночи.
Она удивилась. Сигнализация заработала всего полминуты назад. Она не думала, что копы среагируют так быстро.
Но сирена, которую она слышала, принадлежала не копам. Это была сирена пожарной машины, направлявшейся к ее дому, хотя к тому времени как она прибыла, спасать оставалось не так уж много.
А полицейские машины появились несколькими минутами позже.
Бранденбург, штат Кентукки Весна 2013 г.Напоследок Натан Деметр припас самое трудное: в конце апреля он с помощью лебедки вытащил двигатель из «Призрака» и два дня его восстанавливал, чистил толкатели и заменял головки деталями, заказанными в специализированном магазине в Англии. Двигатель был большой, однорядный шестицилиндровый, объемом в 4257 см3, и, помещенный на верстак, он представлялся неким огромным механическим сердцем… каковым и являлся, решил он. Столь многие из изобретений человека — шприц, меч, авторучка, пистолет — оказывались метафорами полового органа, но двигатель внутреннего сгорания, должно быть, придумал человек, видевший человеческое сердце.
— Дешевле было бы арендовать лимузин, — сказала Мишель. — А ты бы не пачкал рук.
— Если ты думаешь, что я боюсь испачкать руки, — сказал он, — значит, не обращала на них особого внимания последние восемнадцать лет.
— Я думаю, это имеет какое-то отношение к твоей нервной энергии, — сказала она.
— Это кто здесь нервный? — спросил он, но она только улыбнулась и поцеловала его.
Иногда, поработав настолько часов над автомобилем, он растягивался на переднем сиденье, свесив одну ногу из открытой двери, с пивом в руке, и прокручивал в голове те дни, когда они ездили, стелясь над самой землей, по западному полю: его дочь вела машину, устремив взгляд в траву, а по бортам «Призрака» хлопали сорняки.
Экзамен на водительские права она сдала с первой попытки, когда ей было всего шестнадцать. Теперь ей исполнилось восемнадцать, и у нее была своя машина, маленькая спортивная «Джетта», на которой она собиралась проехать всю дорогу до Дартмута, после того как окончит школу. Мысли о том, как она окажется одна на дороге — заглядывая по пути в обшарпанные мотели и подставляя себя взглядам типа за кассой и дальнобойщиков в баре, — заставляли его беспокоиться, подстегивали его нервной энергией.
