Магистраль вечности - Саймак Клиффорд Дональд
Он, наверное, разглагольствовал бы на ту же тему и дальше, но его прервала Нора, триумфально вынырнувшая из кухни с блюдом баранины. Поставив блюдо перед Тимоти, она суетливо заспешила назад к плите. Остальные поторопились занять свои места за столом, а Тимоти принялся нарезать седло барашка ломтями, орудуя ножом и вилкой в своем обычном стиле, то есть священнодействуя.
Дэвид пригубил портвейн. Вино было действительно превосходным, тут Хорас оказался прав. Что ж, в бытовых мелочах, например в том, чтобы выбрать бутылку портвейна, Хорас мог оказаться прав — закон средних чисел подразумевает, что изредка прав бывает любой глупец.
Довольно долго они ели в молчании. Затем Хорас благопристойно вытер губы салфеткой, кинул ее обратно себе на колени и заявил:
— Меня порядком беспокоит наш аванпост в Нью-Йорке двадцатого века. Не доверяю я этому Мартину. Вот уже который месяц пытаюсь вызвать его на связь, а прохвост не отвечает.
— Может, он куда-нибудь временно отлучился, — предположила Эмма.
— Если он уехал, — не унимался Хорас, — то как наш доверенный, он обязан был известить нас. С ним там эта женщина, Стелла. В его отсутствие могла бы ответить она.
— А может, она уехала вместе с ним, — сказала Эмма.
— Не имела права. Пост нельзя оставлять без присмотра ни на минуту.
— По-моему, — вмешался Дэвид, — это не лучший для нас выход — пытаться связаться с ним во что бы то ни стало. Сеансы связи надо бы свести к минимуму просто ради предосторожности.
— В этом отрезке времени, кроме нас, нет никого, кто владеет межвременной техникой, — заявил Хорас. — Подслушивать некому.
— Я бы за это не поручился, — сказал Дэвид.
— Подслушивают нас или нет, какая разница! — воскликнула Эмма, как всегда выступая в роли робкого миротворца. — Нет никакого смысла портить ужин спорами на эту тему.
— Этот Мартин избегает общения с нами, — посетовал Хорас. — От него не дождешься никаких сообщений…
Тимоти положил нож и вилку на тарелку, намеренно звякнув сильнее обычного. И провозгласил:
— Допустим, мы не знаем этого человека и не вполне ему доверяем, и все же он, наверное, соображает, как ему поступать. Ты, Хорас, делаешь из мухи слона.
— Я встречался с ним и со Стеллой несколько лет назад, — сказал Дэвид, — когда ездил в Нью-Йорк двадцатого века за книгами для Тимоти. Помнишь, — обернулся он к самому Тимоти, — именно тогда я привез винтовку и дробовик для твоей коллекции…
— Прекрасные экземпляры, — похвалил Тимоти.
— Но я никак в толк не возьму, — резко заметила Эмма, — зачем держать их постоянно заряженными? Добро бы только эти два ружья, а то все без исключения. Заряженное ружье рано или поздно выстрелит…
— Все должно быть в полном комплекте, — объявил Тимоти. — Думаю, даже ты способна оценить принцип комплектности. Патроны — неотъемлемая часть любого оружия. Без патронов ружье — не ружье.
— Не понимаю я подобного объяснения, — высказался Хорас. — И никогда не понимал.
— Но я-то вовсе не о ружьях собирался сказать! — внес поправку Дэвид. — Извините, что вообще упомянул о них. Я только хотел рассказать вам о Мартине и Стелле. Я же останавливался у них и провел с ними несколько дней…
— И как они тебе показались? — поинтересовалась Инид.
— Мартин — угрюмый тип. Крайне неприветливый. Говорил очень мало, а когда говорил, старался ничего не сказать. Да я и видел его нечасто и то мельком. У меня сложилось впечатление, что мой визит ему не по нутру.
— А Стелла?
— Тоже неприветлива, но на свой стервозный манер. Все разглядывала меня исподтишка, притворяясь при этом, что я ее ни капельки не интересую.
— Кто-нибудь из них двоих опасен? Я имею в виду опасен для нас?
— Нет, не думаю. Просто с ними неуютно.
— Мы стали слишком самодовольными, — произнесла Эмма робким голоском. — Все у нас шло гладко столько лет, что мы поневоле впали в заблуждение, что так будет всегда. Хорас среди нас единственный, кто по-прежнему начеку. И постоянно чем-нибудь занят. Сдается мне, что и остальные, чем критиковать его, лучше бы нашли себе какое-нибудь полезное занятие.
— Тимоти занят не меньше Хораса, — возразила Инид. — Не бывает и дня, чтоб он не копался в книгах или не разбирался в том, что собрали для него другие. А кто собрал? Дэвид, выезжавший в Лондон, Париж и Нью-Йорк, не побоявшийся покидать Гопкинс Акт ради сбора информации…
— Что ж, дорогая, это, может, и так, — откликнулась Эмма, — а ты сама чем занята, скажи на милость?
— Милые родственники, — взял слово Тимоти, — не стоит придираться друг к другу. Инид делает никак не меньше, чем остальные, а то и больше.
Дэвид бросил взгляд на Тимоти, восседавшего во главе стола, спокойного и красноречивого, и в который раз поразился тому, как удается брату ладить с Эммой и ее хамоватым мужем. Сколько бы его ни провоцировали, Тимоти никогда не повышал голоса. Лицо, окаймленное жидкой седенькой бородкой, напоминало святого, а главное — он неизменно являл собой голос разума перед лицом любых бурь, налетавших на семейный корабль.
— Чем препираться, кто вкладывает больше стараний в преодоление мелких трудностей, — произнес Дэвид, — лучше бы признаться, что никто из нас не сделал ничего серьезного для решения проблемы по существу. Почему бы не сказать себе прямо и честно: мы беженцы, мы забились сюда и прячемся в надежде, что нас не найдут? Но нет, мы не хотим в этом сознаться, хоть и не смогли бы придумать ничего другого даже перед лицом собственной гибели…
— А может, кто-то из нас уже нащупывает путь к решению? — заявил Хорас. — И даже если нет, есть же и другие, кто ищет верный ответ. В Афинах, в плейстоцене…
— Вот именно, — подхватил Дэвид. — Мы, Афины, плейстоцен и Нью-Йорк, если Мартин со Стеллой все еще там. И сколько же нас наберется вместе взятых?
— Не стоит забывать, — ответил Хорас, — что нами счет не исчерпывается, должны существовать и другие группы. Три наши общины — по сути четыре осведомлены друг о друге. Но должны быть и другие, связанные между собой так же тесно, как наша четверка, но тем не менее не знающие ни о нас, ни о большинстве других. Это же логично! Революционеры — а мы в известном смысле революционеры — испокон веков разделялись на конспиративные ячейки, и одна ячейка знала о других не больше, чем было совершенно необходимо.
— Со своей стороны, — повторил Дэвид упрямо, — я продолжаю считать, что мы просто-напросто беженцы, улизнувшие из своей эпохи.
К этому моменту с бараниной было покончено. Нора забрала пустое блюдо, а затем вернулась и водрузила на центр стола дымящийся сливовый пудинг. Эмма не замедлила придвинуть пудинг к себе.
— Оказывается, он уже нарезан, — сообщила она. — Передавайте мне свои десертные тарелки. Для желающих найдется и подливка.
— Сегодня я, когда бродил по полям, повстречал Колючку, — сказал Дэвид. — Он, как обычно, играл в свою глупую игру-попрыгушку.
— Бедный Колючка, — высказался Тимоти. — И угораздило же его забраться сюда вместе с нами! Он же тогда просто заглянул в гости, но оказался с нами в минуту отправления. Хоть он и не член семьи, но бросить его было бы негоже. Надеюсь, ему с нами хорошо…
— По всем признакам, он чувствует себя неплохо, — заметила Инид.
— Вряд ли мы выясним, хорошо ему или нет, — объявил Хорас. — Ему же не дано говорить с нами.
— Он понимает больше, чем мы подозреваем, — сказал Дэвид. — Не надо заблуждаться, воображая, что он глуп.
— Колючка — инопланетянин, — констатировал Тимоти. — Жил в соседнем семействе на правах домашнего любимца — нет, это не вполне точно, но состоял с ними в каких-то отношениях. В те дни многие земляне вступали в отношения с пришельцами, и характер таких отношений было не всегда легко понять. По крайней мере, для меня они так и остались загадкой.
— С Генри все было иначе, — заметила Инид. — Он из нашей собственной семьи. Может, родство и дальнее, но он все равно из наших. И отправился с нами, в сущности, добровольно.
