Академия Шекли (сборник) - Квалья Роберто

– Лезь туда! Живо! – скомандовал Мартын.

Аркаша не упирался, его подгоняли ураганно нарастающий вой и хруст ломаемой рампы.

Втроём они пробежали темными захламлёнными коридорами и оказались у запасного выхода. Во дворе взрыкивал мотором широченный «Хаммер» с открытым кузовом. Молчаливый сейчас же полез в кабину, где обнаружился и второй, а также водитель, напряжённо вцепившийся в руль и даже не повернувший головы.

– Быстро в машину! – гаркнул Мартын на бегу.

– Ты чем меня напоил, скотина?! – упёрся Аркаша.

– Потом! Потом объясню! Поехали!

– Ну уж нет! – Аркаша безуспешно пытался оторвать его цепкую лапу от своего рукава. – Я домой пойду!

Мартын неприятно оскалил крупные зубы.

– Дурак! Пешком не уйдёшь! Порвут!

Где-то позади уже слышался дробный топот погони.

– А, ч-чёрт… – Аркаша с трудом перевалился через борт «Хаммера» и, больно ударившись коленом, упал на дно кузова. Рядом мягко приземлился Мартын. «Хаммер» урчал на повышенных оборотах, но не двигался с места.

– Трогай, трогай! – прошипел Аркаша, потирая колено. – Чего ждём?!

Но водитель сидел, будто неживой. Двое друганов спокойно перекладывали на сиденье какие-то металлические коробки.

– Сейчас, сейчас, – успокаивал Мартын, – без команды нельзя…

– Без какой команды? – не понял Аркаша. – Ты же сам говорил – порвут…

И тут один из сидевших в кабине, не оборачиваясь, громко произнёс:

– Мухтар! Голос!

Мухтар?!

Аркаша изумлённо уставился на Мартына. Мать честная! А ведь точно! Никакой он не Мартын! Мухтаром его зовут! Помнилось же, что собачья кличка! И морда совершенно псиная! Как можно было перепутать?

Мухтар снова оскалился, вывалил плоский слюнявый язык, но, вместо того чтобы подать голос, вдруг впился зубами в плечо Аркаши, так что тот заорал от боли.

– Ты что, сдурел?! Отцепись!

Свободной рукой он неловко, без замаха, бил Мухтара по голове, по шее, по носу, но тот лишь жмурился, хрипло рыча, и ничуть не ослаблял хватки.

Дверь клуба распахнулась, и на крыльце появились несколько растрёпанных девиц.

– Вот ты где! – истерически завопила одна из них. – Андрюшенька мой!

Сейчас же из ангара посыпалась всё прибывающая толпа.

– Пора, – спокойно сказал один из друганов… нет, один из хозяев Мухтара. – Трогай!

«Хаммер» рванул с места и, постепенно ускоряясь, покатил по дворам. Толпа девушек бежала за ним, быстро разрастаясь, теряя каблуки и сумочки, срывая тесную одежду, подминая и топча упавших. Аркаша плакал от боли и страха, глядя в эти безумные глаза. Он пытался вырваться, но Мухтар крепко держал его зубами, порой же нарочно нажимал ещё сильнее, чтобы Аркаша кричал и бился в кузове. Толпа тогда сразу густела и ускоряла бег.

Жилой квартал кончился, «Хаммер» вырулил в поле и запрыгал по кочкам. Он походил на комету с огромным хвостом. Двое молчаливых в кабине поднялись во весь рост, откинув крышку люка, будто хотели полюбоваться погоней. Аркаша, наконец, смог рассмотреть их лица. Он закричал в ужасе, визгливо и протяжно, как поросёнок, назначенный на стол, но железо в руках Охотников выплюнуло в толпу первый залп, и вопли его стали не слышны…

Мы шли вниз по многолюдной Тверской, вглядываясь в озарённые тёплым светом лица встречных девушек. Отблески разноцветной рекламы добавляли в макияж карнавальных оттенков, отчего девушки казались красивыми. Было очень холодно, люди за стёклами кафе грели руки, обхватив чашечки с огненным кофе. Нам, обитателям тротуара, при взгляде на них становилось совсем зябко.

– Может, зайдём, жахнем по напёрстку? – предложил я.

– А смысл? – Вовка с отвращением бросил окурок под копыта прогулочной лошади, всем своим унылым видом зазывавшей гостей столицы покататься на ней, кто сколько может.

– Холодно, – пожаловался я. – Жрать охота.

Лошадь вздохнула с пониманием.

– Ну а я тебя куда веду?! – Вовка глянул на меня, как на последнего приезжего, хотя я жил в Москве уже месяца три. – Не здесь же сидеть, бурдой давиться! Потерпи до Охотного! Там ростикс-шмостикс: хрустящая курочка, крошка-картошка, «Клинское», «Туборг» – нормальная еда. А тут что? За пятьсот кровных получишь только суши да от мёртвого осла уши!

Я не спорил. Спорить с голодным Вовкой бесполезно, в такие моменты в нём просыпается инстинкт Сусанина – он начинает водить знакомых по каким-то экзотическим и якобы сказочно дешёвым кабакам. За их счёт. Лучше помалкивать и шагать, пока он мирно настроен на фастфуд.

Мы прибавили ходу, обгоняя сытых иностранцев в солдатских ушанках. Иностранцы никуда не спешили, за углом их наверняка ждал тёплый автобус, поэтому они с удовольствием любовались разгорающимися впереди кремлёвскими звездами.

По мере приближения к Охотному ряду толпа быстро густела. Мы уже не могли никого обогнать, двигались в плотной колонне людей, как на демонстрации. Мне даже показалось, что впереди над толпой развеваются флаги.

– А, чёрт! – Вовка сплюнул. – Опять у них мероприятие! Перегородили всё, хрен пролезешь!

Подземный переход, ведущий к цели нашего путешествия – универмагу «Охотный ряд», был перечёркнут красно-белой милицейской лентой. За ней стояли угрюмые омоновцы с дубинками, под взглядом которых толпа сама собою сворачивала налево, к Госдуме, и попадала в узкий коридор между двумя рядами металлических оград, где её живым галопом прогоняли в направлении Большого театра. Общий поток втянул и нас.

– А куда мы идём-то? – спросил я на бегу. – Нам же в другую сторону!

– Да ладно, – запыхаясь, отмахнулся Вовка. – Перейдём у Большого и вернёмся через площадь Революции.

Но переход возле театра тоже оказался перегорожен пёстрой лентой, как и поворот на Петровку. Колонна, не имея возможности свернуть ни влево, ни вправо, медленно поднималась к Лубянке.

– Нормально, – сказал Вовка, когда мы поравнялись с «Детским миром». – Кажись, загибаемся к Политехническому.

– Я так точно уже загибаюсь! Сколько можно бродить по морозу?!

– Не ной! – Вовка поднял воротник пальто. – Свернём на Никольскую и пойдём в ГУМ. Там, кстати, тоже фастфудовок немерено, а народу меньше.

В конце Театрального проезда длинная шеренга конных милиционеров перегораживала путь колонне, заставляя её поворачивать направо. Широкая змея, изогнувшись, текла в сторону Старой площади. Навзрыд плакал чей-то вконец вымотанный ребёнок, пожилой мужчина остановился, держась за сердце, его толкнули в спину, и он заковылял дальше.

Я понял, что на Никольскую нам не свернуть: колонна упорно ползла вперёд, ничуть не сужаясь и не разбиваясь на рукава. Никольская, как и все последующие переулки, была заперта красно-белой лентой.

– Да ну их в задницу! – не выдержал, наконец, Вовка. – Задрали со своими праздниками! Хоть вообще в центр не выезжай!

– Чего делать-то будем? – спросил я.

– А чего тут делать? Пошли в метро – и домой. Колбасы по пути купим. Водки.

Мы стали выбираться из колонны ко входу на «Лубянскую». Туда же сворачивали многие шедшие с нами. Перед входом толпа становилась гуще, и я не сразу заметил линейку милиционеров, пропускавших людей внутрь по одному и неохотно.

– Документики готовим, граждане! – зычно воззвал сержант. – Регистрацию в развёрнутом виде!

Вовка вдруг резко осадил и, пихаясь локтями, полез назад.

– Чего ты? – спросил я.

– Да просроченная у меня регистрация, – буркнул он. – Прицепятся – не отвяжешься. Лучше обойти…

Я вспомнил, что у меня-то и вовсе никакой регистрации нет, и полез сквозь толпу следом за Вовкой.

Мы медленно брели в гуще колонны мимо Политехнического музея. Какой-то дедок залез на водосточную трубу и, размахивая красным знаменем с надписью «Будьте готовы!», пытался затянуть «Родина слышит, Родина знает…», но его быстро сняли и увели.