Филип Дик - Убик (сборник)
– Никогда не слышал, чтобы пользовались термином «черномазый», – сказал Джо, сразу почувствовав другое отношение к эпохе. «Об этом я забыл», – подумал он.
– Вот Линдберг правильно говорит о Германии, – продолжал Блисс. – Я не имею в виду, как его перевирают в газетах, а то, что он говорит на самом деле. Или сенаторы Борах и Най. Если бы не они, Рузвельт начал бы военные поставки в Англию и втянул бы нас в ненужную войну. Рузвельт из кожи лезет, чтобы отменили статью, запрещающую продажу оружия, он хочет, чтобы мы воевали. Но американцы его не поддержат. Американский народ не собирается воевать в английской или чьей-либо еще войне!
– Следующие пять лет вам вряд ли придутся по вкусу, – заметил Джо.
– Почему? Да весь штат Айова думает так же, как я! А знаете, что я думаю о вас, служащих мистера Ранситера? Из того, что вы говорите, да из того, что я слышал от других людей, выходит, что вы – профессиональные агитаторы. – Билл Блисс взглянул на Джо с нескрываемым вызовом.
Джо промолчал; он смотрел на проплывающие за окном старинные дома из кирпича, дерева и бетона, на диковинные машины в основном черного цвета и размышлял о том, пришлось ли кому-нибудь из группы столкнуться с подобным аспектом реальности 1939 года. «В Нью-Йорке, – подумал Джо, – все было бы по-другому. А здесь Библейский пояс, изоляционистский Средний Запад. Мы бы здесь не прижились, мы бы двинули на Восточное побережье или на Запад». Инстинктивно Джо чувствовал, что сейчас они столкнулись с самой главной для них проблемой.
«Мы просто слишком много знаем, чтобы комфортабельно жить в этом временном отрезке. Если бы мы регрессировали на двадцать, ну тридцать лет, мы, может быть, и приспособились бы психологически; конечно, не велик интерес пережить заново космическую программу «Джемини» и первые полеты «Аполло», но это, по крайней мере, в принципе возможно. Однако, попав сюда…
Здесь все еще слушают десятидюймовые пластинки на 78 оборотов: «Две черные вороны», Джо Паннер, «Мерт и Мардж»…
В разгаре Великая депрессия. Мы в своем времени строим колонии на Марсе, Луне, совершенствуем межзвездные перелеты, а они не могут справиться с пылевыми бурями в Оклахоме.
Нам никогда не принять их мировоззрение, мораль, политику и общественное устройство. Мы для них – профессиональные агитаторы, более враждебные, чем фашисты, более опасные, чем даже коммунистическая партия. Мы самые страшные возмутители спокойствия, каких только может представить себе это время.
Блисс полностью прав».
– Откуда вы все-таки? – спросил Блисс. – Полагаю, не из Соединенных Штатов, или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – сказал Джо. – Мы из Североамериканской Конфедерации. – Вытащив из кармана монету в двадцать пять центов с профилем Ранситера, он вручил ее Блиссу. – Приглашаю вас в гости.
Блисс задрожал, челюсть у него отвисла.
– Это же усопший, мистер Ранситер! – Взглянув на монету еще раз, он побелел как стена: – А дата… тысяча девятьсот девяностый год!
– Не тратьте ее сразу, – посоветовал Джо.
Когда «Виллис» подъехал к кладбищу Невинного Пастыря, служба уже закончилась. На широких белых ступеньках двухэтажного здания стояла группа людей. Джо узнал их всех. Наконец-то они были вместе: Эди Дорн, Типпи Джексон, Джон Илд, Фрэнси Спэниш, Тито Апостос, Дон Денни, Сэмми Мундо, Фред Завски и… Пат. «Моя жена», – подумал он, в который раз потрясенный ее дивными черными волосами, выразительными глазами и броским оттенком кожи.
– Нет, – сказал он вслух, выходя из машины, – она не жена мне, она все это стерла.
«Хотя кольцо, – вспомнил Джо, – она сохранила. Редкое кольцо кованого серебра с жадеитом, которое мы выбрали вместе, – вот все, что осталось. Но как странно увидеть ее вновь. Обрести на мгновение утраченные воспоминания о семейной жизни. Фактически жизни и не было, было кольцо. А когда ей захочется, она сотрет и кольцо тоже».
– Привет, Джо Чип, – сказала Пат холодным, почти насмешливым голосом, оценивающе глядя на него яркими глазами.
– Здравствуй, – неуклюже пробормотал Джо. Остальные в свою очередь приветствовали его, но это уже не имело большого значения, внимание Джо захватила Пат.
– Ты без Хаммонда? – спросил Дон Денни.
– Эл мертв, – сказал Джо. – И Венди Райт мертва.
– Про Венди мы знаем, – произнесла Пат очень спокойно.
– Нет, мы не знали, – поправил ее Дон Денни. – Мы так предполагали, но не были уверены. Я, во всяком случае. Что с ними случилось? От чего они погибли?
– От старости.
– То есть как? – хрипло спросил Тито Апостос, вклиниваясь в окружившую Джо Чипа толпу людей.
– Последнее, что ты сказал, Джо Чип, – заговорила Пат, – тогда, в Нью-Йорке, прежде чем вы с Хаммондом ушли…
– Я помню, что я сказал, – перебил ее Джо.
– Ты говорил про годы. Мол, прошло много времени. Что ты имел в виду?
– Мистер Чип, – возбужденно вмешалась в разговор Эди Дорн, – этот город основательно переменился с момента нашего сюда приезда. Скажите, вы видите то же, что и мы? – Она указала на здание кладбища, служебные постройки, потом на улицу и прочие дома.
– Я не знаю, что видите вы, – ответил Джо Чип.
– Не ломайся, Джо, – раздраженно повысил голос Тито Апостос. – И не морочь нам голову, просто скажи, ради всего святого, что ты здесь видишь. Вот автомобиль, – он показал на «Виллис». – Ты в нем приехал. Скажи, что это? Скажи, на чем ты сюда добрался?
Все замерли, пристально глядя на Джо.
– Это настоящая старая машина, правда, мистер Чип? – брякнул Сэмми Мундо и захихикал. – Сколько же ей лет?
– Шестьдесят два, – ответил Джо Чип после паузы.
– Получается тысяча девятьсот тридцатый, – сказала Типпи Джексон. – Примерно так мы и прикидывали.
– Мы полагали – тысяча девятьсот тридцать девятый, – негромко поправил Дон Денни.
Спокойный, отстраненный, зрелый. Без ненужной эмоциональности. Даже при таких обстоятельствах.
– Установить дату очень просто, – сказал Джо. – Я посмотрел число на газете в своей квартире в Нью-Йорке. Вчера было двенадцатое, значит, сегодня тринадцатое сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года. Французы думают, что они прорвали линию Зигфрида.
– Смех, да и только, – вздохнул Джо Идд.
– Я надеялся, что вы как группа переживаете более позднюю реальность. А оно, значит, вот как.
– Тридцать девятый так тридцать девятый, – скрипучим тонким голосом сказал Фред Завски. – Понятно, что мы все переживаем одно и то же. Как же может быть иначе? – Он энергично взмахнул длинными руками, призывая остальных согласиться.
– Отвали, Завски, – раздраженно бросил Тито Апостос.
Повернувшись к Пат, Джо Чип спросил:
– А ты что про это думаешь?
Пат пожала плечами.
– Нечего пожимать плечами. Отвечай!
– Мы вернулись в прошлое.
– Не совсем так.
– Тогда что? – спросила Пат. – Попали в будущее?
– Мы никуда не попали. Мы там же, где и всегда. Но по некоторой причине – одной из нескольких возможных – окружающая нас реальность обратилась в прошлое. Потеряла сцепление с настоящим временем и сползла к прежним формам, которые существовали пятьдесят три года назад. Она может регрессировать и дальше. Для меня сейчас важнее узнать, не являлся ли вам Ранситер.
– Ранситер, – заявил Дон Денни на этот раз с ненужной эмоциональностью, – лежит сейчас в этом здании в гробу, мертвый, как камень. Это единственное его нам явление, и другого мы не ожидаем.
– Простите, мистер Чип, но слово «Убик» ничего для вас не означает? – спросила Фрэнси Спэниш.
Джо не сразу осознал смысл сказанного.
– Фрэнси видит сны, – пояснила Типпи Джексон. – Она всегда их видит. Расскажи ему сон про убик, Фрэнси. Она расскажет вам сейчас сон про убик, так она его называет. Он приснился ей вчера.
– Я так его называю, потому что он так называется, – со злостью парировала Франческа Спэниш. – Послушайте, мистер Чип, таких видений у меня никогда не было. Огромная рука протянулась с небес, как десница или орудие Божье. Я почувствовала, что с ней связано нечто важное. Рука сложилась в гигантский кулак, я знала, что внутри – огромная ценность, от которой зависит жизнь всех людей на Земле. Я ждала, когда кулак разожмется. И он разжался. Я увидела, что там, внутри.
– Баллончик с аэрозолем, – вставил Дон Денни.
– На баллончике, – продолжала Франческа Спэниш, – было слово, огромные, сверкающие буквы пылали золотым огнем: Убик. Больше ничего. Только это странное слово. А затем рука снова сжалась в кулак и исчезла, словно растворилась в серых облаках. Сегодня, накануне похоронной службы, я подняла словари и проконсультировалась в библиотеке, но никто не знает этого слова, даже на каком оно языке. В словарях его тоже нет. Во всяком случае, это не по-английски, объяснил мне библиотекарь. Есть очень похожее слово на латинском: ubique. Оно означает…
– Везде, – сказал Джо.
