Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 2. В плену стихий
Таким образом добравшись до моря, мистер Уиллоби проник в порт, где хотел наняться на какой-нибудь корабль, но его воспитание подвело его, поскольку чтобы вязать морские узлы и крепить снасти, нужно иметь пальцы, привычные к грубой работе, а китаец, конечно же, не знал ничего, кроме кисточки и туши. Его целью было удалиться от берегов Китая как можно дальше, для чего следовало попасть на корабль, уходивший на запад. Самым «варварским» был корабль «Серафина», имевший портом приписки Эдинбург. На него-то и пробрался мистер Уиллоби, спрятавшись в трюме.
– То есть ты хотел оставить родные края навсегда? Это требует большой смелости, – заметил Фергюс.
– Император не хотеть отпустить моя. Моя бежать или умирать, – отрезал китаец по-английски.
Моряки завздыхали, представив такую беспощадную власть, и умолкли. Наконец воцарилась тишина, которую нарушали только скрип снастей и звуки ночного океана. Мистер Уиллоби смог спокойно допить грог из кружки, стоявшей между его ног. Затем он тронул Джейми за плечо, показывая, что хочет снова говорить.
– Интересно, но вторая жена любила мои стихи, где я описывал чувственную любовь к женщине. Выходит, она желала иметь меня и мои творения, но не понимала того, что требует уничтожить то, что ей так нравится.
По адресу второй жены императора был отпущен ядовитый смешок.
– Я живу в противоречиях: желая сберечь мужское начало, я потерял все то, что имел прежде – честь, средства, родину. Моя родина – это не просто горные склоны Монголии, где растут голубые ели, и не просто южные равнины, и не только реки, полные рыбы. Моя родина – это я сам и мои предки. А сейчас мои родители обесчещены, а на могилы предков никто не приходит! Некому воскурить фимиам перед ними, и некому зажечь свечи. Нет более ни красоты, ни гармонии. Золотые знаки моих стихов ваши невежественные соотечественники принимают за куриное кудахтанье, а я… Кто здесь я? Нищий или шут из балагана стоят выше меня. Но я не умею и не могу позволить, чтобы из моего рта вынимали змей или лягушек, бросая мне жалкие гроши для продолжения жалкой жизни.
Узкие глаза китайца были похожи на пылающие угольки.
– В вашей стране женщины грубы и волосаты! Да, они грубы, невежественны и волосаты! – Перевод Джейми струился ровно, но мистер Уиллоби негодовал. – Никто из них не знает церемоний, ни одна из них не может сравниться изяществом с самой невежественной китаянкой, более того – от них дурно пахнет и они поросли волосами, будто собаки! Но они все равно ругают меня и готовы бросить в меня камень! «Ты – желтый червяк», – говорят они, и ни одна шлюха не хочет спать со мной!
Китаец снова перешел на английский, горько заметив:
– Моя любить женщины, но ваши женщины не стоить любовь!
Возможно, он бы продолжил свой рассказ, но Джейми заметил, как моряки угрожающе насупились, готовые постоять за честь западных женщин, и перестал переводить.
– Мы понимаем тебя, приятель. Я уверен в том, что здесь не найдется мужчины, который бы не бежал в таких условиях, в какие поставили тебя, верно я говорю? – Вскинув брови, Джейми дал понять команде, чтобы она поддержала его слова.
Моряки согласились, да только нерадостно: последнее замечание китайца обозлило их и свело на нет доброе отношение, установившееся после его рассказа. Мистер Уиллоби был назван неблагодарным язычником, не отдающим себе отчета в том, где он находится, а мы с Марсали были вознесены на недосягаемую высоту как представительницы западных женщин, не оцененных переборчивым китайцем.
Когда команда разошлась, ушел и Фергюс, уводя с собой Марсали, предварительно признавшись китайцу, что, если тот будет продолжать в том же духе, быть ему удавленным своей же косой.
Мистер Уиллоби не обратил внимания на адресованную ему угрозу. Стоя под мачтой, он глядел перед собой, блестя глазами и вспоминая свою родину. Джейми предложил мне отправиться спать и подал руку; я согласилась.
Мы уже уходили, когда заметили, что китаец протянул руку к паху и взвесил на руке свои яички, ничуть не возбудившись при этом. Шелк очертил их округлость, и мистер Уиллоби сосредоточенно начал перекатывать их в ладони, задумчиво заметив:
– Есть времена, когда моя думать, что они не стоить родины.
Глава 46
Встреча с «Дельфином»
У меня сложилось впечатление, что Марсали планирует поговорить со мной, но не делает этого из-за ложного стыда или попросту боится это сделать, однако же, кроме меня, на «Артемиде» больше не было женщин, значит, ей пришлось бы обратиться ко мне, так или иначе. Я терпеливо ждала, когда она сделает первый шаг, не желая навязываться молодой девушке, и тепло приветствовала ее по утрам.
Прошел месяц после того, как мы покинули Шотландию, и вот, посреди Атлантического океана, Марсали явилась в мою каюту. Я как раз записывала в свой журнал известие об операции, которую мне пришлось произвести: матросу понадобилось удалить два пальца, которые он расплющил при работе. Марсали, вскинув голову и с вызовом глядя на меня, возникла в дверях:
– Я хочу узнать кое-что, а больше не к кому обратиться. Кабы была возможность узнать у кого другого, я бы так и поступила, потому что вы мне не нравитесь и мой приход вынужденный. Думаю, что вы видите мое отношение к вам, но папа считает вас ведуньей, значит, вы должны знать о таком. Так что если вы и шлюха, навряд ли станете завирать.
Я могла отшить с порога наглую девицу и отбить у нее всякую охоту обращаться ко мне впредь по каким бы то ни было вопросам, но не стала этого делать: было ясно, что поговорить придется и кому как не мне объяснить ей то, что она хочет знать.
– Положим, что это так. – Я отложила перо, давая понять, что готова к разговору. – Но что бы ты хотела узнать у меня?
Марсали убедилась, что я внимательно слушаю ее или хотя бы готова выслушать, и плюхнулась на табурет – других мест в крохотной каюте не было.
– Я хочу знать про маленьких. Что с ними делать?
Я удивилась:
– Разве Лаогера не рассказывала тебе, откуда появляются дети?
Марсали искривила губы в ухмылке, светлые ее брови дернулись от презрения и сдерживаемого смеха:
– Еще чего! Это у нас все знают, даже самые глупые. Мужчина засаживает свою штуковину женщине между ног, а она позволяет ему это, а через девять месяцев появляется маленький, вот так-то. Но мне нужно знать, как этого избежать. Ну, чтобы маленький не появился.
– Я понимаю. Ты не хочешь ребенка, даже будучи замужем, – с интересом констатировала я. – Но большинство девушек твоего возраста не против того, чтобы иметь детей, и даже желают этого.
– Как вам сказать… – засмущалась девушка, разглядывая свои пальцы, перебиравшие оборки платья. – Я хотела бы иметь детей. Чтобы ребеночек был похож на Фергюса, был бы таким же чернявым красавчиком. – По ее глазам было видно, как страстно она этого желает, и тем более мне было непонятно, что привело ее ко мне за средствами предохранения. – Но не сейчас, сейчас я не хочу, – вмиг посуровела она.
– Отчего же? Вы ведь любите друг друга, верно?
Марсали надула щеки.
– Любим, да только… Мы еще не спали вместе, разве что целовались и обнимались за переборками, когда никто не видит. А все папа! Мы выполняем его требования.
– Аминь! – произнесла я, вспомнив суровый наказ Джейми.
– Простите?
– Нет, ничего, не бери в голову. Почему ты все-таки не хочешь иметь детей сейчас?
– Я… я хочу получать удовольствие от того, что буду спать с ним, – одним духом выпалила Марсали.
Я куснула губу, чтобы не брякнуть лишнего.
– Хорошо… Это имеет отношение к твоему будущему мужу, но дети-то тут при чем?
Девушка помолчала и недоверчиво покосилась на меня, оценивая, стоит ли доверять мне свои тайны.
– Фергюс уважает вас.
– Я тоже люблю его и знаю с давних пор. Тогда он был совсем юным, – я все равно не очень понимала смысла в таком длинном предисловии. К чему эти недомолвки?
Внезапно Марсали вздохнула с облегчением и села на табурете свободнее, не горбясь.
– Значит, вы знаете тайну его рождения?
Теперь мне было ясно, отчего она была так напряжена.
– Ты о том парижском борделе? Ну конечно. Он говорил тебе об этом?
Девушка кивнула и гордо заявила:
– Да, на прошлый Новый год. Давно уж.
«В пятнадцать лет один год – это очень длинный период времени», – подумала я.
– Он рассказал мне это, когда я призналась ему в любви. – Марсали говорила глухо и смотрела в пол, слегка розовея. – Фергюс сказал тогда, что моя любовь взаимна, но наш брак невозможен, что мама не позволит ему взять меня в жены. Я тогда удивилась и сказала, что нет ничего страшного в том, что он француз, а я шотландка, а то, что у него нет руки, тоже не является препятствием – вон как матушка любит одноногого мистера Муррея. Фергюс ответил, что я не знаю всего, и рассказал мне о борделе, сказал, что обчищал карманы зевак, пока отец не забрал его к себе на службу.
