Мэри Лю - Победитель
– Ну хорошо, – решаюсь ответить я, – рад, что ты…
– Ты что-то скрываешь от меня, Дэниел, – перебивает он. – Я же чувствую. Что?
– Нет, ничего я не скрываю, – после паузы отвечаю я.
– Ты ужасно врешь. – Иден вырывается из моих рук и хмурится. – Что-то происходит. Я слышал по голосу Президента. Потом на днях ты говорил, что могут прийти солдаты Республики и ты опасаешься этого… С какой стати они вдруг стали бы к нам приходить? Я думал, теперь у нас с ними все в порядке.
Я вздыхаю и наклоняю голову. Иден чуть смягчается, но его подбородок по-прежнему упрямо выпячен.
– Так что ты от меня скрываешь? – повторяет он.
Ему уже одиннадцать лет. Он заслуживает правды.
– Республика хочет снова взять тебя на опыты, – отвечаю я тихо, чтобы меня слышал только он. – В Колониях распространяется вирус. И Республика считает, что твой организм выработал к нему сопротивляемость. Они хотят отправить тебя в лабораторию.
Иден молча смотрит в моем направлении, и секунда кажется вечностью. Еще один глухой удар сотрясает землю над нами. Выдержит ли Щит, спрашиваю я себя. Мгновения тащатся с черепашьей скоростью. Я беру брата за руку.
– Я тебя им не отдам, – успокаиваю я его. – Слышишь? Все будет хорошо. Анден, Президент, знает, что не может забрать тебя без риска спровоцировать революцию. Он не может забрать тебя без моего разрешения.
– И все эти люди в Колониях умрут? – вполголоса спрашивает Иден. – Те, кого поразил вирус?
Я отвечаю не сразу. Я особо не интересовался, как протекает чума, и тогда прервал разговор с Анденом, как только речь зашла о моем брате.
– Понятия не имею, – признаю я.
– А потом вирус перекинется на Республику. – Иден опускает голову и сплетает пальцы. – Может, они прямо сейчас распространяют его. Захватив столицу, они ведь заразят ее?
– Понятия не имею, – повторяю я.
Иден ищет взглядом мое лицо. Его слепые глаза наливаются скорбью.
– Знаешь, ты не должен все решать за меня.
– Я и не думал, что все за тебя решаю. Не хочешь ехать в Лос-Анджелес? Там безопаснее, и я же сказал – я скоро приеду к тебе. Обещаю.
– Нет, я о другом. Почему ты решил утаить это от меня?
Вот причина его расстройства.
– Ты шутишь?
– Почему? – не отстает Иден.
– Ты бы согласился?
Я наклоняюсь, оглядываюсь на солдат и толпу гражданских, потом тихо говорю:
– Да, я заявил о поддержке Андена, но я вовсе не забыл, как Республика обошлась с нашей семьей. С тобой. Я видел, как ты заболел, тогда чумные патрули пришли к нашим дверям и вывезли тебя на каталке, помню твои радужки, почерневшие от крови…
Я замолкаю, закрываю глаза, чтобы прогнать ту сцену. Она миллион раз проходила перед моим мысленным взором, нет нужды возвращаться к ней. В затылке вспыхивает боль.
– А ты не подумал, что я знаю? – возражает Иден тихо, вызывающе. – Ты ведь мой брат, а не наша мама.
Я смотрю на него, прищурившись.
– Теперь я твоя мама.
– Нет. Мама умерла. – Иден делает глубокий вдох. – Я помню, как обошлась с нами Республика. Конечно помню. Но Колонии идут на нас войной. Я хочу быть полезным.
Не могу поверить, что слышу эти слова от Идена. Он не отдает себе отчета в коварстве Республики… неужели он забыл про их эксперименты? Я беру его за тоненькое запястье:
– Ты можешь погибнуть. Понимаешь? И вполне вероятно, в твоей крови ничего не найдут.
Иден снова отстраняется от меня:
– Решать должен я, а не ты.
Он повторяет слова Джун.
– Отлично, – сдаюсь я. – И какое же твое решение, малыш?
Брат собирается с духом и говорит:
– Я, пожалуй, хочу помочь.
– Хочешь помочь им? Ты шутишь? Ты так говоришь из чувства противоречия?
– Нет, я серьезно.
Комок подступает к горлу.
– Иден, мы потеряли маму и Джона. Папа пропал. У меня почти никого не осталось. Я не могу лишиться еще и тебя. Все, что я делал до этого дня, я делал ради тебя. Я не позволю тебе рисковать жизнью ради Республики… или Колоний.
Вызов в глазах Идена блекнет. Он ставит локти на ограждение путей, опирается головой на ладони.
– Одно я знаю о тебе наверняка: ты не эгоист, – говорит он.
Я молчу. Эгоист. Я эгоист – я хочу, чтобы Иден был в безопасности, чтобы ничто ему не угрожало, и мне плевать, что он думает на сей счет. Но от его слов чувство вины закипает в груди. Сколько раз Джон пытался оградить меня от неприятностей? Сколько раз предупреждал он меня, чтобы я не вставал на пути Республики, чтобы не пытался найти лекарство для Идена? Я никогда не слушал его и не жалею о своем упрямстве. Иден смотрит на меня невидящими глазами – этим недугом наградила его Республика. А теперь он идет к ней, точно агнец на убой. А я не могу понять почему.
Нет, я понимаю. Он – такой же, как я, он поступает так, как поступил бы я сам.
Но мысль, что я могу его потерять, невыносима. Я кладу руку на плечо Идена и веду его в вагон.
– Сначала доберись до Лос-Анджелеса. Позже поговорим. А ты пока подумай, потому что, если ты добровольно…
– Я уже все обдумал, – перебивает Иден.
Он скидывает мою руку со своего плеча и направляется к поезду:
– И потом, неужели ты думаешь, что мы их остановим, если за мной придут?
И вот подходит его очередь. Люси помогает Идену забраться в вагон, и я на мгновение задерживаю его руку в своей. Иден, хотя и огорчен, все еще цепляется за меня.
– Ты давай скорее, ладно? – говорит он.
А потом вдруг обхватывает меня за шею. Люси улыбается мне своей умиротворяющей улыбкой.
– Не волнуйтесь, Дэниел, – уверяет она. – Я его в обиду не дам – буду сражаться за него, как тигрица.
Я благодарно ей киваю, потом крепко обнимаю Идена, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Скоро увидимся, малыш, – шепчу я, неохотно отпуская его руку.
Иден исчезает в вагоне. Еще несколько секунд – и состав трогается, увозя первую волну эвакуации к западному побережью Республики, а в ушах у меня все еще звучат слова Идена.
«Я, пожалуй, хочу помочь».
Поезд уходит, и я некоторое время сижу в одиночестве, снова и снова проговаривая про себя слова брата. Теперь я его опекун, у меня есть все права, чтобы защитить его от зла, и после того, что я сделал для спасения Идена, ни черта я не позволю Республике снова упечь его в лаборатории. Я закрываю глаза, зарываясь пальцами в волосы.
Спустя какое-то время я возвращаюсь к помещению, где находятся Патриоты. Дверь открыта. Я вхожу внутрь. Паскао перестает разминать руки, а Тесс поднимает на меня глаза – она заканчивает перевязывать плечо раненой девушки.
– Так что, ребята, – говорю я, глядя на Тесс, – вы вернулись в город, чтобы задать Колониям перцу?
Тесс опускает глаза.
– Какая разница, если нас не пускают в бой, – пожимает плечами Паскао. – А что, у тебя есть какие-то соображения?
– Президент дал добро, – отвечаю я. – Он считает, пока вас буду возглавлять я, мы точно не станем воевать с Республикой.
Дурацкие опасения. Ведь в их руках мой брат.
На лице Паскао появляется осторожная улыбка.
– Так-так. Похоже, намечается хорошая заварушка, – ухмыляется он. – Так что у тебя на уме?
Я засовываю руки в карманы и напускаю на себя самоуверенный вид:
– То, что у меня всегда хорошо получалось.
Джун
51,5 часа с момента последнего разговора с Томасом.
15 часов с момента расставания с Дэем.
8 часов с момента начала затишья – Колонии приостановили бомбардировку Щита
Мы в самолете Президента, взявшего курс на Росс-Сити в Антарктиде.
Я сижу напротив Андена. Олли лежит у моих ног. Два других принцепс-электа в соседнем отсеке, отделенном от нас стеклом (3 × 6 футов, пуленепробиваемое, герб Республики вырезан на обращенной ко мне стороне, судя по кромкам резьбы). За иллюминатором кристально-голубое небо, а внизу – одеяло облаков. С минуты на минуту мы почувствуем, как самолет пойдет на снижение, и увидим обширную столицу Антарктиды.
Бо́льшую часть перелета я молчу, слушаю бесконечные переговоры Андена с Денвером – ему докладывают о ходе военных действий. И только когда мы почти достигаем антарктических вод, Анден наконец замолкает. Я смотрю, как свет обрисовывает молодое лицо, на котором отражается весь груз забот, легший на его плечи.
– Какова история наших отношений с Антарктидой? – спрашиваю я спустя некоторое время.
На самом деле это значит: «Вы и в самом деле думаете, что они нам помогут?» Но такой вопрос не имеет смысла, поскольку на него нет ответа.
Анден отворачивается от иллюминатора и устремляет на меня свои зеленые глаза:
– Антарктида поддерживает нас. Несколько десятилетий мы получали от нее международную помощь. Наша экономика недостаточно сильна, чтобы существовать независимо.
Все еще с трудом верится, что наша страна, которую я считала такой мощной, на самом деле борется за выживание.
– А какие у нас отношения теперь?
Президент не сводит с меня глаз. Взгляд напряженный, но лицо по-прежнему спокойно.