Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
– Пытать?.. Я не причинил парню никакого увечья!
Я еще плотнее закуталась в плащ.
– Ты не считаешь увечьем сломанную руку и клеймо, выжженное раскаленной сталью?
– Нет, не считаю. – Он подскочил ко мне, схватил за локоть и с силой повернул к себе. – Послушай, он сам сломал свою дурацкую руку, пытаясь преодолеть непреодолимое препятствие! Он храбр не менее любого из моих соратников, но совершенно беспомощен в рукопашной схватке.
– А раскаленный кинжал? – не унималась я.
Джейми фыркнул.
– Фу! Под ухом у него сейчас небольшой ожог, о котором он забудет завтра после обеда. Я допускаю, что это немного неприятно, но я хотел всего лишь попугать его, а не причинить боль.
Я повернулась и пошла в сторону темного леса в поисках нашей палатки. А вдогонку мне неслись его слова:
– Я мог бы сломать его, англичаночка, хотя, наверное, это было бы неблагородно с моей стороны. И скорее всего, только на время. Я обычно не прибегаю к таким средствам, если в этом нет особой необходимости. Уверяю тебя, англичаночка, – его голос был едва слышен, но в нем прозвучала угроза, – иногда я вынужден так поступать. Мне нужно было узнать, где находятся английские солдаты, их численность, вооружение и все остальное. Мне не удалось запугать его. Поэтому мне оставалось или сломать его, или обмануть.
– Он сказал, что ты не сможешь заставить его говорить!
– Боже мой, англичаночка. – Голос Джейми казался усталым. – Конечно, я смог бы заставить его! Сломать можно любого, причиняя страдания. Я знаю это, как никто другой.
– Да, – спокойно заметила я. – Видимо, знаешь.
Мы снова умолкли. До моего слуха время от времени доносилось сонное бормотание спящих, случайный стук сапога о твердую землю, шуршание сухих листьев, служивших защитой от осенних холодов. Постепенно глаза привыкли к темноте, и я уже отчетливо различала очертания палатки в тридцати футах от нас, под сенью большой лиственницы. А также черную фигуру Джейми на фоне светлеющей ночи.
– Хорошо, – сказала я наконец. – Если исходить из того, что ты мог сделать и что сделал, то… Ну ладно…
– Спасибо.
Я не могу с уверенностью сказать, улыбался он или нет, но мне показалось, что улыбался.
– Ты, черт побери, играл с огнем. Скажи, как бы ты поступил, если бы я не убедила тебя сохранить юноше жизнь?
Джейми нетерпеливо передернул плечами и издал какой-то звук, похожий на сдавленный кашель.
– Не знаю, англичаночка. Я надеялся, что ты что-нибудь придумаешь. В противном случае я, наверное, застрелил бы парня. Он был бы весьма огорчен, если бы я просто взял и отпустил его.
– Ты бессердечный шотландский ублюдок! – холодно сказала я.
Он глубоко и горестно вздохнул:
– Англичаночка, начиная с самого ужина, который мне не дали завершить, меня преследуют напасти: то мне пытаются перерезать горло, то кусают и порют ремнем. И это еще не все. Я не люблю пугать детей и не люблю пороть взрослых, но мне пришлось сделать это. В трех милях отсюда двести английских солдат разбили лагерь, и я не знаю, что с этим делать. Я устал, я голоден и ужасно расстроен. Если в тебе осталось хоть немного женского тепла, не могу ли я рассчитывать на маленькую толику его?
Его голос звучал так жалобно, что я невольно засмеялась, встала и подошла к нему.
– Думаю, на это ты можешь рассчитывать. Подойди сюда, посмотрим, что я смогу для тебя сделать.
Он накинул рубашку на плечи, не потрудившись застегнуть ее. Я просунула руку под рубашку и ощутила его горячую, нежную спину.
– Кожа не повреждена, – сказала я, водя руками снизу вверх.
– Кожаный ремень не сечет кожу, просто стегает.
Я сняла с него рубашку, усадила на камень и смочила спину холодной водой из ручья.
– Полегчало? – спросила я.
– Ммм… – Мускулы его спины расслабились, но он невольно поежился, когда я осторожно дотронулась до раны на шее.
– Ты бы не застрелил его, правда?
– За кого ты меня принимаешь, англичаночка? – со смешком спросил он.
– За шотландского труса или, лучше, за бессовестного разбойника. Как знать, на что способен такой тип? Если к тому же он еще и беспринципный сластолюбец?
Он рассмеялся вместе со мной, и его плечо затряслось под моей рукой.
– Поверни голову. Если тебе нужно женское тепло и сочувствие, сиди спокойно, пока я буду их демонстрировать.
– Ммм… Нет, – произнес он после небольшой паузы. – Я не смог бы убить его. Но после того как я унизил его в твоих глазах, я должен был дать ему шанс вернуть себе чувство собственного достоинства. Он смелый парень. И заслужил право реализовать это качество на практике.
Я покачала головой.
– Никогда не научусь понимать мужчин, – пробормотала я, нанося на ранку мазь из ноготков.
Он взял мои руки и уткнулся в них подбородком.
– А тебе и не нужно понимать меня, англичаночка, – спокойно сказал он. – Пока ты любишь меня. – Он поцеловал мои руки. – И кормишь меня, – добавил он, отпуская их.
– Значит, женское тепло, любовь и еда? – засмеялась я.
В наших сумках я отыскала холодные лепешки, сыр, а также немного бекона. Напряжение и абсурдность последних двух часов, как оказалось, основательно меня изморили, и я с жадностью набросилась на еду.
Голоса окружающих нас людей смолкли, костер погас – казалось, на тысячу миль окрест не было ни одной живой души. Только ветер непрерывно шевелил кроны деревьев, ломая сухие ветви, падавшие на землю.
Джейми сидел прислонившись к дереву, лицо его в сумеречном свете звезд казалось унылым, но все тело излучало озорство.
– Я дал твоему герою слово, что не стану досаждать тебе своими отвратительными притязаниями. Я буду верен данному мной слову до тех пор, пока ты сама не позовешь меня разделить с тобой ложе. А пока я пойду и лягу с Кинкейдом и Муртой. Правда, Мурта храпит.
– И ты тоже, – сообщила я.
Я секунду смотрела на него, затем дернула плечом, отчего мое порванное платье соскользнуло с него.
– Ты уже провел соответствующую подготовку, теперь можешь завершать дело.
Я встряхнула другим плечом, и платье упало.
Его руки, словно горячий шелк, скользнули по моему телу.
– Ну ладно, – пробормотал он мне в волосы, – война есть война.
– Я вечно путаюсь в датах, – сказала я спустя некоторое время, глядя в густо усеянное звездами небо. – Мигель де Сервантес уже родился?
Джейми лежал, вытянувшись во весь рост, на животе рядом со мной, а голова и плечи высовывались из палатки наружу. Он медленно открыл один глаз, устремив его в сторону горизонта. Не обнаружив никаких признаков восхода, он вновь перевел на меня взгляд, в котором сквозило уязвленное самолюбие.
– Ты что, испытываешь острую необходимость немедленно побеседовать об испанской литературе? – слегка охрипшим голосом спросил он.
– Да нет. Мне просто интересно, знаком ли тебе термин «донкихотство»?
Он приподнялся на одном локте, почесал голову обеими руками, чтобы окончательно проснуться, и повернулся ко мне:
– Сервантес родился почти двести лет назад, англичаночка, и благодаря неплохому образованию, которое я получил, я знаком с этим джентльменом. Но может быть, в твоем вопросе кроется что-то сугубо личное?
– У тебя болит спина?
Словно желая проверить, он пошевелил плечами.
– Не очень. Хотя, думаю, синяки имеются.
– Джейми, скажи, ради бога, для чего все это? – не выдержала я.
Он положил подбородок на скрещенные руки и искоса взглянул на меня. От улыбки его глаза еще больше сузились.
– Ну, Мурте это доставило удовольствие. Он ждал этого момента много лет. Помню, в девятилетнем возрасте я положил кусочек медовых сот ему в башмак, когда он снял их, желая дать ногам отдых. Тогда он долго гонялся за мной, но так и не смог поймать, но зато я узнал много любопытных слов, пока он охотился за мной босиком. Он…
Я изо всех сил ударила его кулаком по плечу, остановив тем самым поток красноречия. Джейми удивленно охнул, рука его подвернулась, и он упал на бок, спиной ко мне.
Я встала на колени у него за спиной и обхватила руками за талию. Его широкая, мускулистая спина поблескивала от мази. Я поцеловала его между лопаток, отодвинулась и подула ему на спину, с удовольствием ощущая, как его тело трепещет от прикосновения моих пальцев и крошечные тонкие волосики топорщатся на коже.
– Для чего? – повторила я, приложив щеку к его теплой, влажной спине.
В темноте рубцы на ней были не видны, но я отчетливо ощущала их щекой – тонкие, твердые полосы. Он лежал не двигаясь, ребра под моей рукой вздымались и опускались в такт глубокому, размеренному дыханию.
– Ну ладно, – сказал он и снова замолчал, о чем-то задумавшись. – Я сам точно не знаю, англичаночка. Может быть, я хотел доказать что-то тебе или себе самому.
Я положила свою легкую ладонь на его лопатку, широкую и тонкую, с четко очерченными контурами.
– Только не мне.
– Но разве достойно джентльмена раздевать свою жену на глазах у тридцати мужчин? – В его голосе звучала горечь, и мои руки замерли у него на спине. – Достойно ли благородного человека проявлять жестокость к пленному врагу, почти ребенку? И даже быть готовым на большее?
