Молот Люцифера - Нивен Ларри
Что-то невидимое разорвало бок Роя Миллера. Он попытался прикрыть рану руками. Его рука вошла в громадную дыру, откуда торчали изломанные ребра. Все, что Маурин съела за завтраком, подкатило к горлу… а в последний миг Рой успел обернуться и увидел ее лицо.
Снаряд мортиры разорвался возле Дика Вильсона и двух его людей. Эти двое покатились от взрыва, они катились и катились и, наконец, замерли, распростершись в позах, которые показались бы ужасно нелепыми, если не знать, что эти люди — мертвы. А сам Дик был брошен вперед и вверх, его руки яростно молотили воздух, они трепыхались, словно Дик превратился в птенца, учащегося летать. Потом он падал прямо в желтый ядовитый туман.
Джоанна Макферсон обернулась, что-то крича Маурин. Пуля прошелестела в ее волосах — и прошила воздух там, где лишь мгновением раньше была ее голова. То, что хотела сообщить Джоанна, превратилось в сплошной яростный мат.
Джек Турнер раскручивал свою бомбу, готовясь бросить ее. И осколок снаряда ударил в эту бомбу, разнес ее на куски. Его товарищи бросились прочь от него, и его свояченица бросилась от него тоже, а Джек Турнер шатался, метался, окутанный желтым облаком. И пропал в этом облаке.
Паджи Галадриль из Графства, вращая пращу, шагнула вперед и метнула бутыль, заполненную нервно-паралитическим газом, далеко вниз — в гущу врагов. И едва успев бросить свою гранату, она застыла, словно статуя Крылатой Победы — без головы. Перед глазами Маурин поплыли черные пятна. Она прислонилась к скале, ухитрилась держаться на ногах.
От нее требовалось лишь стоять на вершине холма и ждать — когда не грозила непосредственная опасность. Отскакивать и уклоняться, если возникала необходимость. (Сознательно ли она это делала? Или рефлекторно? Маурин этого и сама не знала). Но это — одно. А совсем другое — видеть, как падает невзрачная бедняжка Галадриль — а вместо шеи у нее лишь обрубок, забрызганный кровью. И самой, не оглядываясь, смотрит ли на нее кто-нибудь, подобрать с земли пращу убитой и, заложив в нее бутылку с нервно-паралитическим газом, раскручивать и раскручивать над головой этот смертоносный снаряд. И, вспомнив в последний миг, что когда выпустишь из руки конец пращи, бутылка полетит не в том направлении, куда направлена праща, а по касательной, послать свой снаряд точно в лезущую вверх по склону орду людоедов. Внезапно Маурин Джеллисон поняла, что на свете существует множество вещей, ради которых стоит жить. Серое небо, холодный ветер, редкие хлопья снега, предстоящая голодная зима… все это показалось в ту секунду не столь уж важным. Главным было осознание простого факта: если ты способна ощутить ужас, значит ты хочешь жить. Странно, что она никогда не понимала этого раньше.
Маурин быстро оделась, вышла из дома. Ярко светившее солнце уже исчезло. Маурин никак не могла рассмотреть его, но облачный слой казался менее плотным, чем обычно, а небо — светлее. Может быть солнце ей тоже приснилось? Не имеет значения. Воздух был теплым, дождя не было. Вода в ручье, текущем возле дома, вздулась высоко. Весело булькала. Должно быть, вода в ручье сейчас холодная, как раз для форели. Птицы ныряли в поток, громко кричали. Направляясь к шоссе, Маурин пошла по подъездной аллее.
На шоссе было пусто. А прежде оно было запружено, когда раненых доставляли в дом, служивший для жителей долины больницей. (Теперь это госпиталь, а когда-то в нем помещался окружной санаторий для выздоравливающих). Скоро на шоссе снова станет людно, когда в госпиталь начнут доставлять раненых менее серьезно. Их повезут в автомобилях, запряженных лошадьми. Но пока на шоссе пусто. Маурин шла все дальше. Она жадно смотрела, слушала. Звон топора в окрестных холмах. Вспышка красного: это красные крылья черного дрозда, слетевшего на куст. Крики детей, гнавших свиное стадо через чащу. Дети быстро приспосабливались к новой жизни. Один взрослый, куча детей, две собаки и стадо свиней. Это и школа, и работа. Далеко не обычная школа с далеко не обычными уроками. Конечно, предусматривается чтение с арифметикой, но предусмотрены и другие науки; в том числе: как гнать свиней туда, где есть их пища — собачьи экскременты (собаки, в свою очередь, поедают человеческие испражнения). Кроме того, детей приучают носить с собой ведра для сбора свиного навоза (его приносят и сваливают в кучи по ночам). Еще наука, как ловить крыс и белок. В новой экологии крысы занимали важное место. От них следовало оберегать амбары (тут в основном полагались на кошек), но сами по себе, крысы были полезны: еду себе они находили сами, а в пищу годились. Кроме того, из их шкурок можно изготовлять одежду и обувь, а из тонких костей можно делать иголки. Детям, выловившим наибольшее количество крыс, выдавались награды.
Неподалеку от города были установлены сооружения для переработки экскрементов. Испражнения животных и людей, перемешанные с древесной корой и опилками, засыпались в бойлеры. Стерилизация осуществлялась с помощью тепла, выделяющегося при брожении. Горячие газы отводились по трубам к зданиям городского совета и больницы, обогревали их, затем конденсировались. Таким образом, эти трубы составляли часть системы отопления. Выделяющийся в ходе брожения метанол и древесный спирт собирались в емкости, они еще понадобятся в будущем. Строительство системы переработки экскрементов еще не было полностью закончено. Необходимо было иметь больше бойлеров, больше труб и конденсаторов. Тут еще придется работать и работать, но Харди вправе гордиться тем, что уже сделано. К весне в бойлерах накопится большое количество отстоя — это большое количество удобрений с высоким содержанием азота. Удобрения эти будут стерильными и уже готовыми для использования. И будет достаточное количество метанола, на котором смогут работать тракторы. Без тракторов будет трудно обойтись, когда начнется пахота.
Хорошо мы это сделали, подумала Маурин. Хотя сделать предстоит гораздо больше, многое нужно сделать. Построить ветряные мельницы. Заняться севом. Устроить кузницу. Харди разыскал старую книгу, в которой описывается производство бронзы и методы отливки из нее изделий в песчаных формах. Но до сих пор на все это просто не было времени. Теперь время есть, теперь исчезла нависавшая над Твердыней угроза. Когда Гарви Рэнделл после битвы вошел в дом, он пел: «Мы больше не будем учиться воевать!»
Легкой жизни не будет. Маурин подняла взгляд, глянула на облака. Облака превратились в черные тучи. Было б здорово, если б сквозь них пробились солнечные лучи — не потому что Маурин очень хотелось вновь увидеть солнце (хотя, конечно, ей этого хотелось), но потому что это было так, соответствовало тому, что произошло. Солнце — символ их окончательной победы. Но вместо солнца были лишь быстро темнеющие тучи. Маурин, однако, не поддастся им, не позволит, чтобы они подействовали на нее угнетающе. Слишком уж легко может вновь захлестнуть ее черная волна отчаяния.
Гарви Рэнделл был прав. Практически, чем угодно можно поступиться, чтобы помочь спасению людей, ощутивших себя беспомощными, ощутивших себя на краю гибели. Но прежде нужно победить это ощущение в своей собственной душе. В этом новом ужасном мире нужно выглядеть несгибаемым. Нужно уметь предвидеть, что может произойти. И что бы ни произошло — справиться. Лишь тогда ты можешь приниматься за дело.
Мысль о Гарви натолкнула на воспоминания о Джонни Бейкере. Маурин не знала, как обстоят дела у тех, кто участвовал в экспедиции к АЭС. Но ей бы очень хотелось это знать. Теперь у них все должно быть хорошо. Новое Братство разгромлено, и с ядерным центром все будет нормально. Это защитники АЭС отбили первую атаку врага. Но…
Последнее сообщение было получено три дня назад.
Может быть была и вторая атака. Радио, конечно, молчит. Маурин поежилась. Может быть этот проклятый транзистор сдох. А, может быть, мертвы люди — все до единого. Сейчас невозможно сказать, какое из этих двух предположений является правильным. И, что бы ни происходило, Джонни непременно должен оказаться в самой гуще событий. Он слишком, слишком известен…
