Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери
Остальные заметили, как сильно Боб пристрастился к выпивке, но разве кто-то мог винить его? Разве можно было винить хоть кого-то за попытку успокоить свои нервы в этом жестоком чистилище? Боб не гордился своим пьянством – он даже явно стыдился его. Но для этого ему и нужно было лекарство: оно отгоняло стыд, и одиночество, и страх, и ужасные ночные кошмары о забрызганных кровью бункерах в Кандагаре.
В первые предрассветные часы пятницы – Боб заметил на своем бумажном календаре, что было девятое ноября, – он снова сидел на верстаке в задней части магазина и снова наматывал леску, напиваясь до полусмерти, как вдруг услышал звуки, доносившиеся со склада. Он не видел, как Меган со Скоттом ускользнули ото всех чуть раньше этим же вечером, не чувствовал характерного запаха остатков марихуаны, раскуривавшихся в трубке, и не слышал приглушенного хихиканья, доносившегося из-за тонких стен. Но он заметил кое-что другое, что-то, что раньше ускользало от его внимания.
Он прекратил возиться с удочками и посмотрел в дальний угол комнаты. В неровном свете лампы позади большого помятого баллона с пропаном была хорошо различима дыра в стене. Спрыгнув с верстака, Боб подошел к баллону, обогнул его и опустился на колени перед шестидюймовым зазором в обшивке. Дыра выглядела так, словно появилась в результате протечки или из-за того, что гипсокартон прогнулся под действием летней влажности, характерной для Джорджии. Боб оглянулся, удостоверившись, что был один в комнате. Остальные крепко спали в мастерской.
По другую сторону поврежденной стены раздавались стоны и вздохи дикого секса, которые и привлекали внимание Боба.
Сквозь шестидюймовый проем он заглянул в складское помещение, где в тусклом свете работавшего на батарейках фонаря по стенам и невысокому потолку, ритмично толкаясь, двигались тени. Боб облизнул губы. Он подвинулся ближе к дыре и чуть не упал спьяну, опершись на газовый баллон. Ему был виден кусочек прыщавой задницы Скотта Муна, которая поднималась и опадала в желтом свете фонаря; Меган лежала под ним, с раздвинутыми ногами, и пальцы на ее стопах сжимались в экстазе.
Боб Стуки почувствовал, как защемило его сердце и как перехватило дыхание.
Больше всего его завораживала не та голая самозабвенность, с которой любовники овладевали друг другом, и не животные стоны и вздохи, наполнявшие воздух. Боб Стуки был полностью поглощен тем, как сияла оливковая кожа Меган Лафферти в свете фонаря, как рассыпались ее рыжевато-каштановые, точно медовые, локоны по одеялу, подложенному под голову, и как ослепительно они блестели. Боб не мог оторвать от нее глаз, и внутри него нарастало желание.
Он не отвел взгляд, даже услышав, как скрипнул позади него пол.
– О, Боб… прости… я не…
Голос доносился из дверного проема в другом конце магазинчика, где находился выход в мастерскую. Отшатнувшись от дырки в стене и резко развернувшись к своему инквизитору, Боб чуть не упал и схватился за газовый баллон.
– Я пытался… Это не то… это… я… – забормотал он.
– Все в порядке. Я просто… просто хотела убедиться, что у тебя все хорошо.
В дверном проеме стояла Лилли, одетая в свитер, вязаный шарф и спортивные штаны – ее спальный комплект. Она старательно отводила взгляд, отвернув свое заклеенное пластырем лицо; в ее глазах застыла смесь жалости и отвращения. Ссадины выглядели уже немного лучше. Ребра тоже заживали, и двигаться ей становилось все легче.
– Лилли, я не…
Боб рванулся к ней, сложив свои крупные ладони в жесте раскаяния, но споткнулся о плохо закрепленную половую доску, покачнулся и упал, громко выдохнув при этом. Как ни удивительно, звуки секса, доносившиеся из соседней комнаты, не прервались: аритмичная каденция шлепков и вздохов продолжила свое развитие.
– Боб, ты в порядке? – Лилли подбежала к нему, опустилась на колени и попыталась помочь ему подняться.
– Все хорошо, все хорошо.
Он мягко оттолкнул ее и, пошатнувшись, встал на ноги. Смотреть ей в глаза он не мог и не знал, куда деть руки.
– Мне показалось, я услышал что-то подозрительное снаружи, – сказал он, оглядев комнату.
– Подозрительное? – Лилли смотрела на пол, на стены, но только не на Боба. – Что ж… ладно.
– Да, ничего не было.
– О… Здорово. – Лилли медленно попятилась. – Я просто хотела убедиться, что ты в порядке.
– Да-да, у меня все нормально. Уже поздно, я, пожалуй, лягу спать.
– Хорошо, Боб. Ложись.
Лилли развернулась и поспешно вышла, оставив Боба Стуки одного в свете лампы. Он некоторое время неподвижно стоял, смотря в пол, а затем медленно пересек комнату и подошел к верстаку. Нашарив там бутылку «Джека», он отвинтил пробку и приложил горлышко к губам.
Тремя жадными глотками Боб допил остатки виски.
– Я просто думаю: что будет, когда у него кончится выпивка?
Одетая в пуховик и вязаный берет, Лилли шла за Джошем по узкой тропинке, вилявшей между высокими соснами. Держа в своих огромных руках дробовик, Джош пробирался через листву к руслу высохшего ручья, заваленному галькой и валежником. На нем были потрепанная клетчатая куртка и спортивная шапка; с каждым словом изо рта у него вылетал пар.
– Он найдет еще… – сказал он. – Не волнуйся за старину Боба… Пьяницы всегда находят выпивку. Честно говоря, меня больше заботит, что у нас заканчивается еда.
Они подошли к берегу ручья. В лесу было тихо, словно в часовне. Сквозь ветви деревьев пробивался первый в этом году снег, и снежинки кружились на ветру и оседали на их лицах.
Они провели на заправке Фортноя почти две недели и израсходовали больше половины запаса питьевой воды и съели практически все консервы. Джош решил, что будет, вероятно, разумнее потратить их единственную коробку патронов для дробовика на то, чтобы убить оленя или кролика, чем беречь ее для защиты в случае атаки зомби. Тем более в последние дни костры, шум и возня в палаточном лагере отвлекали большую часть ходячих от заправочной станции. И вот теперь Джош пытался воскресить в памяти свои детские воспоминания об охоте на горе Брайар с дядей Верноном и вернуть былое чутье, вернуть былую сноровку Когда-то Джош был настоящим охотником, зорким, как сокол. Но теперь, с этим сломанным дробовиком, который годился разве что для охоты на белок, да с замерзшими пальцами… Как знать?
– Я волнуюсь за него, Джош, – сказала Лилли. – Он хороший человек, но у него проблемы.
– Как и у всех нас.
Джош через плечо взглянул на Лилли, которая аккуратно переступала через упавшие деревья, спускаясь с холма. Впервые с момента происшествия с Чадом Бингэмом она выглядела крепкой. Раны на ее лице залечились, синяки практически сошли. Отек вокруг глаза спал, она больше не хромала и не старалась перенести всю нагрузку на правую сторону.
– Он тебя хорошо подлатал, – отметил Джош.
– Да, я чувствую себя гораздо лучше.
Джош остановился у кромки ручья и подождал, пока подойдет Лилли, попутно заметив на утрамбованной глине следы, которые шли по дну русла.
– Похоже, тут прошел олень, – сказал он. – Думаю, если пойдем вдоль ручья, мы встретим какую-нибудь живность.
– Давай сначала передохнем.
– Как скажешь, – ответил Джош и подошел к ней ближе.
Лилли села на упавшее дерево, и Джош устроился рядом, положив свой дробовик на колени. Он вздохнул и почувствовал невероятное желание одной рукой обнять девушку. Что с ним было не так? Как же он среди всех этих ужасов оказался поражен такой щенячьей любовью?
– Мне нравится, как вы заботитесь друг о друге, – сказал он, глядя в землю. – Ты и старина Боб.
– Ну да… А ты заботишься обо всех нас.
– Жаль, я не смог лучше позаботиться о своей маме, – со вздохом произнес он.
Лилли взглянула на него:
– Ты никогда не рассказывал мне, что случилось.
Джош шумно втянул в себя воздух.
– Я уже говорил, что она много лет тяжело болела… Несколько раз я думал, что потеряю ее… Но она дожила до… – Он замолчал, и тоска захлестнула его, увлекла в свой водоворот, удивив его своей внезапностью.
– Ничего, Джош, если ты не хочешь… – поспешно вставила Лилли, заметив в его глазах боль.
Он слегка повел в воздухе своей огромной коричневой рукой и продолжил:
– Я не прочь рассказать тебе, что случилось. Тогда я еще каждое утро старался ходить на работу, еще пытался зарабатывать. Это были первые дни Обращения, кусачих видели всего несколько раз. Я когда-нибудь говорил тебе, чем занимаюсь? Кто я по профессии?
– Ты говорил, что был поваром.
Джош кивнул:
– И довольно хорошим, если уж судить самому. – Он посмотрел на Лилли, и его голос смягчился. – Всегда хотел устроить тебе настоящий ужин. – Его глаза увлажнились. – Моя мама, мир ее праху, научила меня основам, научила меня готовить такой хлебный пудинг – пальчики оближешь.
Лилли улыбнулась ему, но затем ее улыбка пропала.
– Что случилось с твоей мамой, Джош?
