Тайная книга - Самак Грегори

Чтобы быть как можно ближе к Залу Книги, он даже перебрался в голубую комнатку на антресольном этаже. Иногда следил в окно за ежедневными хождениями туда-сюда маленького Томаса. Дабы оправдать свое затворничество перед домработницей, он выдумал себе болезнь. Заставлял ее покупать лекарства, которые затем выбрасывал. И систематически закрывал на ключ дверь своей комнаты, выходя только для того, чтобы поесть единственный раз за день, чем еще больше усугублял крайнюю усталость, вызванную скорее ночными бдениями над Книгой, чем возрастом.

Ибо теперь Элиас Мудрый посвятил себя исключительно тайне Книги и смыслу ее существования.

Подчинив себя строгой дисциплине в изучении Текста, он часто постился, сам того не замечая, мало спал и постоянно размышлял. Просматривал рассказы о судьбах сотен и сотен душ, и знаменитых, и безвестных… Перед ним была открыта Книга Провидения, повергавшая его в безграничное удивление.

Элиас тщательно следил, чтобы избегать физического контакта со светящимися буквами, и поэтому тоже решил носить перчатки.

Еще он задавался вопросом: почему Всевышний решил доверить ему такое сокровище?

Ибо, если Книга смогла изменить ход жизни Зофа, значит, она способна и на многое другое. И он старался оставаться смиренным, отказывался приписывать себе способности, которыми не обладал. Эта власть – Небесная власть – принадлежала только Книге, и он сознавал, что является лишь ее хранителем.

В последующие недели Элиас потратил много времени и на изучение пассажей, касавшихся его семьи. Дни напролет просматривал мозаичные хроники этих печальных судеб, похожих на миллионы других. На самом деле он искал смысл собственной жизни: почему он сам уцелел?

И всякий раз, закрывая Книгу, снова чувствовал себя бесконечно одиноким среди мертвых обломков прошлого.

Перед необъятностью Текста он часто ощущал себя пассажиром идущего по чужой стране поезда, который время от времени бросает в окно печальный взгляд на прежний, оставшийся вдалеке мир.

Не проходило ни дня без того, чтобы Элиас не нашел корень Зла в ХХ веке. В нем он видел главную причину своего несчастья, обвинял его в том, что Аду было позволено бесчинствовать на земле.

Он проклинал идеологов и порожденных ими палачей, их полные ненависти речи, национализм, расизм и политические теории, позволявшие им процветать, а заодно упрекал и их жертвы, которые предпочли смерть, а не борьбу.

Руководствуясь чувством вины, европейский постмодернизм, постмодернизм века Элиаса, запутался в своем невротическом наваждении – жажде забвения, желании «перевернуть страницу», которая на самом деле была страницей его нравственного краха.

Элиас видел, как рассыпалась память старого мира, мира его родителей и его собственного наследия, открывая врата новой эре, полной опасностей, которые были похожи на опасности прошлого. Он каждый день встречал в Книге Жизни предвестия этого.

Но, как ни парадоксально, больше всего чтение Книги заставило его оценить масштаб собственного отчаяния. Он понял, до чего пустой была его жизнь без родных.

Ему по-прежнему предстояло понять: зачем Создатель пожелал вложить Книгу в его руки?

Решится ли он наконец потягаться со своим страхом, чтобы попытаться найти ответ на этот неотвязный вопрос? Решится ли взглянуть в лицо своей судьбе?

Он медленно встал и снова окинул взглядом полки в поисках тома с его собственным именем.

Какую тайну откроет ему Книга о нем самом? Однако, отыскав наконец нужный том, а в нем рассказ о своей судьбе, он с изумлением увидел, как страницы вдруг вспыхнули и их стало неумолимо пожирать пламя!

Непостижимо. Его жизнь была готова исчезнуть, «выйти» из Регистра живых. Было ли это знаком того, что он приближался к Бесконечности? Или к Небытию? И кто бы мог сказать ему это?

Как бы то ни было, произошедшее убедило Элиаса в одном: отныне его время сочтено. Надо действовать быстро.

26

Пролетали дни. Конечно, надо было действовать быстро. Но как? Элиас не отказался бы от помощи. И надеялся на послание Небес, хотя и знал, что напрасно.

Он все еще посвящал много времени изучению Книги, постоянно блуждая по коридорам Большого зала и просматривая множество новых рассказов о судьбах в поисках знака, способного вывести его на нужный след, показать ему свет в конце туннеля.

Каждый день, надев перчатки, он пролистывал тысячи страниц.

И вот так, перевернув одну из них, неожиданно обнаружил историю Клауса Шенка, графа фон Штауффенберга, – человека, который в 1944 году безуспешно пытался убить Адольфа Гитлера.

Рассказ о покушении был полностью приведен в его жизнеописании и оказался на удивление подробным, с указанием даты и точного времени взрыва бомбы, которой надлежало уничтожить тирана: 20 июля 1944 года, 12 часов 42 минуты.

Элиас обнаружил также кодовое название операции – «Валькирия», и сообщение о месте, где произошло покушение: в зале оперативных совещаний Ставки верховного командования, располагавшейся в лесу «Волчье логово» под Растенбургом, неподалеку от границы Рейха.

Книга детально сообщала о событиях, последовавших за провалом заговора, об аресте Штауффенберга и его сообщников и приводила гнусные подробности их казни.

Элиаса захватил этот рассказ. Он думал о том, что должен был чувствовать Штауффенберг, когда закладывал бомбу в зале совещаний или через несколько часов, происшедших спустя взрыва, после которого Гитлер чудом остался жив, или когда его арестовывали эсэсовцы.

Штауффенберг наверняка был одним из тех, кого после войны назвали «праведниками».

«Если бы только ему удалось…» – сказал себе Элиас.

Тогда его семья познала бы совсем другую судьбу, и фамилия Эйн, быть может, смогла бы существовать и дальше.

Однако потом до него дошло, что, даже если бы Штауффенбергу удалось убить Гитлера в июле 1944 года, это в любом случае не положило бы конец кошмару.

В самом деле, операция «Валькирия» была задумана слишком поздно. К тому времени война уже унесла миллионы жизней, гетто были уничтожены, а театром наибольшего кошмара стали лагеря смерти…

«Слишком поздно», – подумал Элиас с некоторым облегчением, словно втайне опасался, что ему придется лично вмешаться, чтобы исправить эту страницу Истории.

Однако это запало ему в голову: он мог бы исправить Историю.

Потрясенный ходом своих мыслей, он закрыл Книгу.

27

Достопочтенный бургомистр городка Браунау-на-Инне Теодор Рифеншталь сидел, развалившись в мягком кожаном кресле, которое возвышалось в его роскошном кабинете цвета меди и красного дерева.

Пока его семья была чем-то занята на втором этаже, прямо над ним, он доверительно говорил по телефону с Германом Бёзером, начальником местной полиции:

– Вот именно, Герман, я не сомневаюсь.

– Было непросто кое с кем из сотрудников, которые думают не так, как мы. По счастью, их немного.

– О ком речь? – спросил бургомистр.

– О Фуксе и Хофере, но это уже улажено. Ради такого дела они своим местом не рискнут.

– Герр Грубер будет нам очень признателен. Его сын Эрван вовсе не плохой паренек. Да к тому же сами знаете, через несколько недель выборы. Ставки высоки, и не только для меня.

– Да, герр Рифеншталь, отлично понимаю.

– И как вы собираетесь за это взяться?

– Мы сегодня же отправим обстоятельный отчет с выводами о падении пострадавшего в траншею, в месте слияния Инна и Энкнаха. В результате несчастного случая.

– Да, да, замечательно, очень хорошая идея… Даже превосходная! – обрадовался бургомистр, повернувшись на своем сиденье, чтобы лучше рассмотреть тень у двери своего кабинета. – Герман, вы уже представлены к…

Он не закончил фразу. Его дочь Марика смотрела на него мрачным взглядом. Она все слышала.

– Я вам перезвоню, – сказал он, прежде чем положить трубку. – Что ты тут делаешь, Марика?

Она неподвижно глядела на него с какой-то дерзостью, которой он за ней прежде не замечал.