Город и звезды - Кларк Артур Чарльз

Теперь, когда он знал возможности этого чудесного инструмента, план действий был ясен. Не было необходимости тратить месяцы и годы, исследуя Диаспар изнутри, комнату за комнатой, коридор за коридором. С этого нового наблюдательного пункта он мог перелететь за пределы города и сразу же увидеть все проходы, ведущие в пустыню и окружающий мир.

Чувство победы, достижения цели охватило его. В нетерпении, желая поделиться радостью, он обернулся к Хедрону, чтобы поблагодарить Шута за осуществление своей мечты. Но Хедрон исчез. И Элвин почти сразу понял причину.

Элвин, вероятно, был единственным человеком в Диаспаре, способным безнаказанно взирать на изображения, проплывавшие сейчас по экрану. Хедрон мог помочь ему в поисках, но даже Шут разделял непонятный ужас перед Вселенной, пригвоздивший человечество к своему мирку на столь долгое время. Он оставил Элвина продолжать поиски наедине.

И ощущение одиночества, на время покинувшее душу Элвина, вернулось вновь. Но не было времени предаваться меланхолии: слишком многое предстояло совершить. Он опять повернулся к монитору, сделал так, чтобы изображение городской стены медленно проплывало по нему, и начал свой поиск.

Последующие несколько недель Элвина в Диаспаре почти не видели; впрочем, его отсутствие было замечено немногими. Джезерак, обнаружив, что бывший ученик проводит все время в Зале Совета вместо того, чтобы шататься у границы города, почувствовал некоторое облегчение: по его мнению, Элвину там ничто не угрожало. Эристон и Этания раз или два пытались связаться с домом Элвина; удостоверившись в его отсутствии, они не сделали для себя никаких выводов. Но Алистра оказалась более настойчивой.

Для ее собственного спокойствия было бы лучше, если б она увлеклась не Элвином, а кем-либо из других, более подходящих избранников. Алистра никогда не испытывала трудностей в поисках партнеров, но в сравнении с Элвином все другие мужчины, которых она знала, были ничтожествами, отштапмпованными по единому образцу. Она не хотела терять его без борьбы: его отчужденность и равнодушие бросали ей вызов, перед которым нельзя было устоять.

Возможно, ее мотивы были не столь эгоистичны, и в их основе лежало скорее материнское, чем любовное чувство. Несмотря на то, что функция деторождения была позабыта, женские инстинкты защиты и заботы все еще сохранялись. Элвин мог казаться упрямым, самонадеянным и твердо решившим защищать свою самостоятельность, но Алистра тем не менее ощущала его внутреннее одиночество.

Обнаружив исчезновение Элвина, она немедленно поинтересовалась у Джезерака, что с ним случилось. После секундного колебания Джезерак поведал ей все произошедшее. Если Элвин не хотел общения, сказать ей об этом он должен был сам. Его наставник ни порицал, ни одобрял эту связь. Вообще-то ему очень нравилась Алистра, и он надеялся, что ее влияние поможет Элвину приспособиться к жизни в Диаспаре.

Раз Элвин все время проводит в Зале Совета, значит, он занят каким-то исследованием; это, по крайней мере успокаивало подозрения Алистры насчет возможных соперниц. Но в ней пробудилась если не ревность, то любознательность. Она иногда корила себя за то, что бросила Элвина в Башне Лоранна, хотя знала, что если обстоятельства повторятся, она поступит точно так же. Постигнуть мысли Элвина не было возможности, сказала она себе, если только она не сможет выяснить, что именно он пытается совершить.

Она целеустремленно вступила в главный зал и была поражена, но не подавлена глубокой тишиной, наступившей сразу после того, как она перешагнула порог. Вдоль противоположной стены бок о бок были расставлены информационные машины, и она выбрала первую попавшуюся.

Как только вспыхнул сигнал опознания, она сказала:

— Я ищу Элвина; он внутри этого здания. Где я могу найти его?

Даже прожив целую жизнь, трудно было привыкнуть к полному отсутствию какой-либо запинки при ответе информационной машины на обычные вопросы. Были те, кто знали — или утверждали, что знали — как это делается, и с ученым видом рассуждали о «времени доступа» и «пространстве памяти», но от этого итоговый результат не делался менее удивительным. Ответ на любой вопрос, касающийся жизни города, приходил немедленно, несмотря на поистине грандиозный объем всей доступной информации. Ощутимая задержка с ответом появлялась только в тех случаях, когда для него требовались обширные вычисления.

— Он у мониторов, — прозвучал ответ.

От этого толку было мало, и Алистра ничего не поняла. Но ни одна машина добровольно не выдавала информации больше, чем у нее просили, а искусству формулирования правильных вопросов нередко приходилось долго обучаться.

— Как я могу встретиться с ним? — спросила Алистра, решив, что вопрос с мониторами выяснит, когда доберется до них.

— Я не могу сказать тебе без разрешения Совета.

Дело приобрело совершенно неожиданный, даже смущающий оборот. В Диаспаре почти не было мест, запрещенных для посещения. Алистра была вполне уверена, что Элвин не получал разрешения у Совета, а это могло значить только одно — ему помогает еще более высокий авторитет.

Совет правил Диаспаром, но сам Совет мог быть превзойден высшей силой — почти безграничным интеллектом Центрального Компьютера. Невольно хотелось думать о Центральном Компьютере как о чем-то живом, находящемся в одном месте, хотя в действительности он был суммой всех машин Диаспара. Даже не будучи живым в биологическом смысле, он несомненно обладал осведомленностью и самосознанием не меньшими, чем человек. Он

одобрял это, иначе остановил бы его или отослал к Совету, подобно тому как информационная машина поступила с Алистрой.

Оставаться здесь не имело смысла. Алистра знала, что любая попытка найти Элвина — даже если бы его местонахождение в этом огромном здании было ей известно — обречена на неудачу. Двери не будут открываться; движущиеся полы поползут обратно, как только она встанет на них; поля подъемников таинственно отключатся, отказываясь перемещать ее с этажа на этаж. Если она будет упорствовать, ее осторожно выпроводит на улицу вежливый, но непреклонный робот, или же она будет кружить по Залу Совета, пока не утомится и не уйдет по собственной воле.

На улицу она вышла огорченной и озадаченной; она впервые почувствовала, что некая тайна делает ее личные желания и интересы поистине тривиальными. Это не означало, однако, что для нее самой они стали менее важными. Она не представляла, что будет делать дальше, но в одном была уверена. Элвин не был единственным упрямцем в Диаспаре.

8

Элвин отнял руки от пульта, поставив схему на сброс, и изображение на экране монитора потухло. Секунду он сидел в полной неподвижности, глядя на пустой прямоугольник, столько недель занимавший все его сознание. Он завершил кругосветное плавание; на этом экране прошел каждый квадратный метр внешней стены Диаспара. Он знал теперь город лучше, чем кто-либо, кроме, может быть, Хедрона; и он знал, что пути сквозь стены нет.

Элвин не пал духом: он никогда не надеялся, что все будет просто, что он найдет искомое с первой попытки. Важно было исключить одну возможность. Теперь он должен заняться другими.

Он поднялся на ноги и прошелся вокруг образа города, занимавшего почти все помещение. Трудно было не думать о нем как о материальной модели, хотя Элвин и знал, что в действительности это не более чем оптическая проекция картин в изученных им ячейках памяти. Когда он касался пульта управления монитором, заставляя свою точку наблюдения двигаться по Диаспару, по поверхности этой копии перемещалось световое пятнышко, показывая, где он находится. На первых порах это было полезно, но вскоре он так освоил установку координат, что более не нуждался в подсказке.

Город расстилался перед ним: Элвин взирал на него подобно богу. Но он едва замечал его, обдумывая порядок шагов, которые следовало предпринять.

Существовало по крайней мере одно решение проблемы — на случай провала всех прочих. Диаспар удерживался в непрерывном оцепенении своими схемами вечности, навсегда застыв согласно образу в ячейках памяти; но ведь можно было изменить сам этот образ, а вместе с ним — и город. Отсюда следовала возможность перестройки участка внешней стены с таким расчетом, чтобы он включал дверной проход, затем этот образ нужно было ввести в мониторы и дать городу перестроиться по новому замыслу.