Герберт Уэллс - Остров доктора Моро. Первые люди на Луне (сборник)
– Прендик! – крикнул Монтгомери. – Ради Бога, замолчите!
– Прендик! – подхватил и Моро.
Они кричали оба вместе, стараясь заглушить мой голос. А за их спинами виднелись угрожающие лица звероподобных людей, с уродливо висящими руками и сгорбленными спинами. Мне тогда казалось, они старались понять меня, припомнить что-то из своего человеческого прошлого.
Я продолжал кричать, но что, помню плохо. Кажется, что надо убить Моро и Монтгомери, что их нечего бояться. Эти мысли я вложил в головы звероподобных людей на собственную погибель. Я увидел, как зеленоглазый человек в темных лохмотьях, которого я повстречал в первый вечер своего приезда, вышел из-за деревьев, и остальные последовали за ним, чтобы лучше слышать меня.
Наконец я замолчал, переводя дух.
– Выслушайте меня, – сказал решительным голосом Моро, – а потом говорите все, что угодно.
– Ну? – сказал я.
Он откашлялся, подумал и затем воскликнул:
– Латынь, Прендик, я буду говорить на скверной школьной латыни! Но постарайтесь все же понять! Hi non sunt homines, sunt animalia qui nos habemus…[1] В общем… подвергли вивисекции. Человекообразовательный процесс. Я вам все объясню. Выходите на берег.
Я засмеялся.
– Ловко придумано! – сказал я. – Они разговаривают, строят жилища, готовят еду. Они были людьми. Так я и выйду на берег!
– Здесь очень глубоко и полно акул.
– Именно это мне и нужно, – сказал я. – Быстро и надежно. Прощайте!
– Подождите! – Он вынул из кармана что-то блестящее, сверкнувшее на солнце, и бросил на землю.
– Это заряженный револьвер, – сказал он. – Монтгомери сделает то же самое. Потом мы отойдем по берегу на расстояние, которое вы сами укажете. Тогда вы выйдете и возьмете револьверы.
– Не выйдет. У вас, конечно, есть еще третий.
– Подумайте хорошенько, Прендик. Во-первых, я не звал вас на этот остров. Во-вторых, мы усыпили вас вчера и могли делать с вами что хотели, и, наконец, подумайте, ведь теперь ваш первый страх уже прошел и вы способны соображать, – разве характер Монтгомери подходит к той роли, которую вы ему приписываете? Мы гнались за вами для вашего же блага. Этот остров населен множеством злобных существ. Зачем нам стрелять в вас, когда вы сами только что хотели утопиться?
– А зачем вы напустили на меня своих людей там, в пещере?
– Мы хотели схватить вас и избавить от опасности. А потом мы намеренно потеряли ваш след… для вашего же спасения.
Я задумался. Все это казалось правдоподобным. Но тут я вспомнил кое-что другое.
– Там, за оградой, я видел…
– Это была пума…
– Послушайте, Прендик, – сказал Монтгомери, – вы упрямый осел. Выходите из воды, берите револьверы, и поговорим. Ничего другого не остается.
Должен сознаться, что в то время и, по правде сказать, всегда я не доверял Моро и боялся его. Но Монтгомери я понимал.
– Отойдите в сторону, – сказал я и, немного подумав, прибавил: – И поднимите руки.
– Этого сделать мы не можем, – сказал Монтгомери, выразительно кивая назад. – Слишком унизительно.
– Ну, ладно, отойдите тогда к деревьям, – сказал я.
– Вот идиотство! – буркнул Монтгомери.
Оба повернулись туда, где стояли на солнце, отбрасывая длинные тени, шесть или семь уродов – рослые, живые, осязаемые и все же какие-то нереальные. Монтгомери щелкнул хлыстом, и они тотчас врассыпную бросились за деревья. Когда Монтгомери и Моро отошли на расстояние, которое показалось мне достаточным, я вышел на берег, поднял и осмотрел револьверы. Чтобы удостовериться в отсутствии обмана, я выстрелил в круглый кусок лавы и с удовлетворением увидел, как он рассыпался в темный порошок. Однако я все еще колебался.
– Ладно, рискну, – сказал я наконец и, держа по револьверу в каждой руке, направился к Моро и Монтгомери.
– Вот так-то лучше, – спокойно сказал Моро. – Ведь я потерял все утро из-за ваших проклятых выдумок.
И с оттенком презрения, пристыдив меня, они с Монтгомери повернулись и молча пошли вперед.
Кучка звероподобных людей все еще стояла среди деревьев. Я прошел мимо них, стараясь сохранять спокойствие. Один хотел было последовать за мной, но как только Монтгомери щелкнул хлыстом, сразу обратился в бегство. Остальные молча следили за нами. Быть может, когда-то они были животными. Но я никогда еще не видел животных, пытающихся размышлять.
XIV
Объяснения доктора Моро
– А теперь, Прендик, я вам все объясню, – сказал доктор Моро, когда мы утолили голод и жажду. – Должен сознаться, что вы самый деспотический гость, с каким я когда-либо имел дело. Предупреждаю – это последняя уступка, которую я вам делаю. В следующий раз, если вы опять будете угрожать самоубийством, я и пальцем не пошевельну, несмотря на все неприятные последствия.
Он сидел в шезлонге, держа своими белыми тонкими пальцами наполовину выкуренную сигару. Висячая лампа освещала его седые волосы; он задумчиво смотрел через маленькое окошко на мерцавшие звезды. Я сел как можно дальше от него, по другую сторону стола, с револьверами в руке. Монтгомери не было. Мне не особенно хотелось очутиться с ними обоими в этой тесной комнате.
– Значит, вы признаете, что подвергнутое вивисекции человеческое существо, как вы его называли, в конце концов всего только пума? – спросил Моро.
Он заставил меня посмотреть на этот ужас за оградой и убедиться, что это не человек.
– Да, это пума, – сказал я. – Она еще жива, но до того изрезана и искалечена, что я молю Бога никогда больше не сподобить меня увидеть такое. Из всех гнусных…
– Оставим это, – сказал Моро. – Избавьте меня по крайней мере от ваших юношеских бредней. Монтгомери был таким же. Вы признаете, что это пума. Теперь сидите смирно, а я буду излагать вам свои физиологические теории.
Начав свою лекцию тоном человека, крайне раздосадованного, он понемногу увлекся и объяснил мне всю сущность своей работы. Говорил он очень просто и убедительно. По временам в голосе его звучала горькая насмешка. Скоро я почувствовал, что краснею от стыда за себя.
Оказалось, что существа, которых я видел, никогда не были людьми. Это были животные, которые обрели человеческий облик в результате поразительных успехов вивисекции.
– Вы упускаете из виду, что может сделать искусный вивисектор с живым существом, – сказал Моро. – Я же удивляюсь только, почему то, что я здесь сделал, не было сделано уже давно. Слабые попытки вроде ампутации, вырезывания языка, удаления различных органов, конечно, делались не раз. Вы, без сомнения, знаете, что косоглазие может быть вызвано и, наоборот, излечено хирургическим путем. После удаления различных органов в человеческом организме происходят некоторые вторичные изменения: меняются пигменты, темперамент, характер образования жировых тканей. Вы, без сомнения, слышали обо всем этом?
– Конечно, – отвечал я, – но эти ваши уроды…
– Всему свое время, – сказал он, останавливая меня движением руки. – Я только начал. Это лишь самые обычные изменения. Хирургия может достичь гораздо большего, она способна не только разрушать, но и созидать. Вы, может быть, слышали о простой операции, которую делают при повреждении носа? Кусочек кожи вырезают со лба, заворачивают книзу на нос и приживляют в новом положении. Это как бы прививка части организма на нем самом. Перенесение материала с одного живого существа на другое также возможно, вспомните, например, о зубах. Обычно пересадка кожи и костей делается для скорейшего заживления. Хирург вставляет в рану нужные кости и прикрывает ее кожей, беря все это у живого или только что убитого животного. Вы слышали, может быть, о петушиной шпоре, которую Хантер привил на шею быку? Вспомните еще о крысах-носорогах, которых делают алжирские зуавы. Эти уродцы фабрикуются тем же способом: отрезанные с хвостов полоски кожи перемещают на морду обыкновенной крысы и приживляют там в новом положении.
– Фабрикуются! – воскликнул я. – Вы хотите этим сказать…
– Да. Существа, которых вы видели, не что иное, как животные, которым нож придал новые формы. Изучению пластичности живых форм я посвятил всю свою жизнь. Я изучал это долгими годами, накапливая постепенно все больше и больше знаний. Я вижу, вы в ужасе, а между тем я не говорю ничего нового. Все это уже много лет лежало на поверхности практической анатомии, но ни у кого не хватало решимости заняться опытами. Я не ограничиваюсь только тем, что могу изменить внешний вид животного. Физиология, химическое строение организма также могут быть подвергнуты значительным изменениям, примером чему служит вакцинация и другие всевозможные прививки, которые, без сомнения, вам хорошо известны. Подобной же операцией является и переливание крови, с изучения которой я, собственно, и начал. Все это родственные случаи. Менее близкими этому и, вероятно, гораздо более сложными были операции средневековых хирургов, которые делали карликов, нищих-калек и всевозможных уродов. Следы этого искусства сохранились и до наших дней в подготовке балаганных фокусников и акробатов. Виктор Гюго рассказал нам об этом в своем «Человеке, который смеется»… Надеюсь, теперь моя мысль вам ясна? Вы начинаете понимать возможность пересадки ткани с одной части тела животного на другую или с одного животного на другого, возможность изменения химических реакций, происходящих в живом существе, характера его развития, действия его членов и даже изменения самой сущности его внутреннего строения?
