Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы
– В кость, – пробормотала я диагноз, пытаясь не думать о боли, которую чувствует сейчас мой пациент. – Как думаешь, кость сломана? Не буду заставлять тебя поворачиваться, раз без этого можно обойтись.
– И на том спасибо, – слабо поблагодарил Джейми, сложив губы в подобие улыбки. – Думаю, что не сломана. Я знаю, что такое перелом. Ломал и руку, и ключицу. Сейчас болит по-другому. Очень болит.
– Представляю… – Я щупала бицепс. – Скажи, как далеко в руку отдает боль?
Джейми поглядел на свою руку, оценивая.
– Кажется, что в ней торчит по меньшей мере кочерга. Раскаленная. В руке, не в кости. И бок горит, словно в огне.
Он смутился.
– А можно мне бренди? Сердце страх как колотится.
Бренди я ему не дала, но налила воды. Джейми удивился, но промолчал. Выпив воду, он откинулся на подушки и тяжело дышал.
Открыв глаза, он заявил:
– Лихорадка… вот уже два раза я чуть не умер от нее. Теперь пришел мой срок. Я не хотел тревожить тебя. Но хорошо, что ты приехала.
Он задыхался, но говорил:
– Я сожалею. И хочу проститься, сделать все, что нужно. Я не могу просить… быть до самого конца… но ты же останешься ненадолго, да?
Здоровой рукой он сжимал матрас. Просьбу Джейми легко можно было счесть отчаянной мольбой, гласом вопиющего, но он старался говорить и смотреть спокойно, давая мне право отказать ему, как можно отказать во всякой просьбе.
Я села возле него, стараясь, чтобы мое движение не отдалось болью в его руке. Огонь освещал половину его лица, тогда как другая была погружена в тень. За эти несколько дней у Джейми отросла колючая рыжая щетина, в которой кое-где виднелись серебристые седые волоски. Он смотрел на меня в упор, не в силах скрыть желание удержать меня. Из гордости я не могла допустить, чтобы на моем лице отражалось то же желание, но в душе очень хотела остаться.
– Останусь… ненадолго, – гладя его щеку, я боялась говорить однозначно. – Но умереть тебе не дам.
Он удивился такому категорическому заявлению.
– Один раз ты уже спасла меня. Мне до сих пор кажется, что это было колдовство. Второй раз меня спасла сестра. Она не колдунья, но упорная. Наверное, вы хотите мне добра и можете снова спасти. Лихорадка опять убивает меня, и я готов умереть. Так будет лучше для всех.
– Дурак. Дурак и трус.
Мне было жаль Джейми, хотя он и говорил сейчас глупости. Я встала, запустив руку в карман. В юбке у меня было то, что ни в коем случае нельзя было потерять, тем более находясь в Шотландии.
На столе оказалась коробочка, извлеченная из моего кармана.
– Хочешь не хочешь, а жить будешь. Не выйдет у тебя умереть, как ни старайся. Я не разрешаю.
В контейнере находились шприцы, целый набор, блестевший холодным металлом. Они были завернуты в серую фланельку. Рядом лежал пенициллин в таблетках. Целый джентльменский набор практикующего врача.
– Черт возьми, что ты притащила? – Джейми вытаращил глаза, насколько это было возможно в его состоянии. – Что это за иголки?
Пенициллин растворялся в стерильной воде. Я проигнорировала вопрос Джейми, вставив иглу в емкость и проткнув пленку на срезе. В свете свечей было видно, как шприц наполняется белесой жидкостью. Я оттянула поршень – нужно было следить, чтобы в шприц не попал воздух. Когда лекарство было внутри шприца, я нажала на поршень, и шприц выпустил каплю раствора.
– Ляг на правый бок. И убери рубашку с задницы. – Я стояла с иглой в руке.
Он подозрительно покосился на шприц, но выбора не было. Пришлось повиноваться. Я смотрела на его попку, которая сейчас будет ужалена.
– Все то же, что и тогда, двадцать лет назад. – Я скрыла свое восхищение рельефом пятой точки Джейми.
– Знаешь ли, у тебя тоже. Но я почему-то не прошу тебя задрать юбку, – парировал он. – Неужто так нравится?
– Вполне нравится, но сейчас не время для глупостей. – Я прошлась по половинке его попы тряпочкой, предварительно смочив ее бренди.
– Бренди хорош. Я бы не отказался промочить им глотку. Зачем переводить продукт? – Пациент наблюдал за мной через плечо.
– Мне нужен спирт или нечто на его основе. Другого нет, так что лучше помолчи и не двигайся.
Игла вошла в кожу, а с ней и лекарство. Я старалась. Джейми потер шишку и заявил, что я его «укусила».
– О, это не смертельно, скоро пройдет. На-ко, выпей, но немного. – Я расщедрилась и налила на дно чашки бренди, не более чем на дюйм.
Он был рад влить в себя бренди привычным способом, а глядя на ненужные более шприцы, поделился наблюдением:
– Ведьмы вроде как тычут в куколок булавками. А ты всадила в меня иглу. Что, так теперь у вас повелось?
– Иголка – это шприц. Им совершают инъекции под кожу и не только под кожу.
– Угу. Колдовать можно по-разному, да. Мудреное слово, и приспособление у тебя мудреное. Эка штука – пихать в людей булавки! Будто гвоздь вбили. А что, любезная госпожа доктор, как рука связана с задницей, а?
Я вздохнула.
– Помнишь мой рассказ о микробах?
Но Джейми был невеждой и не упомнил.
– Ну как же, маленькие животные, невидимые такие. То есть человек их не видит, но они есть, – популяризировала я микробиологию. – Они живут в грязной воде, в воздухе, могут жить и в плохой пище. А когда попадают в тебя, случается беда – ты болеешь. И через рану тоже могут попасть.
Он оживился.
– То есть у меня в руке поселились такие животные? Да, похоже на то. И похоже на то, что их там целая куча!
Стук моего ногтя по коробочке заставил его замолчать.
– Я уколола тебя лекарством. Оно убьет всех вредных животных, но его нужно колоть через каждые четыре часа. Потерпи до завтра. Где-то в это время мы узнаем, удалось ли нам их победить.
Джейми молчал.
– Согласен?
Он подтвердил кивком.
– Да уж согласен. Они были правы, что хотели тебя сжечь.
Глава 37
Что есть в имени
С инъекцией было покончено. Джейми лег и держал мои пальцы. Это никак не могло повредить ему, так что очень быстро он погрузился в сон и перестал держать меня.
Я находилась подле него всю ночь, словно я была в настоящей больнице, а он был настоящим пациентом. Да, Джейми был моим пациентом, и я дремала возле его кровати и просыпалась совершенно так, как делала это в больнице. Так делают все врачи: во-первых, они привыкают к смене дежурств, во-вторых, чувствуют сквозь сон состояние больного и обычно просыпаются тогда, когда требуется помощь. Необходимость делать инъекции через определенные промежутки времени здорово дисциплинирует. Я сделала еще два укола; во время последнего Джейми был совсем сонный, и если бы не рука, мешавшая лечь на живот, он бы промолчал.
Хотя температура еще держалась, жар спадал и к рассвету прекратился вовсе.
– Пенициллин – это вещь, он убьет всех твоих микробов, это уж как пить дать! – Я говорила со спящим, убеждая его в эффективности лечения. – Да что там, мы бы и сифилис вылечили!
Да уж, интересный вышел разговор. Еще более интересные вещи должны были ждать меня на кухне.
Там орудовала кухарка, походившая больше на горничную. Она уже замесила тесто для хлеба и теперь растапливала печь. Когда я вошла в кухню спросить чаю, она нисколько не удивилась и с добрыми пожеланиями подала к чаю крендели.
Значит, Дженни сказала, что я могу прийти, и наказывала обслужить меня. Ну а что сама она думала о том, что я осталась в Лаллиброхе? Я была уверена в том, что Дженни не желала моего возвращения.
Да, придется расспросить о Лаогере и вообще о жизни Джейми без меня, причем как у него самого, так и у его сестры, раз уж я остаюсь.
Поблагодарив за чай, я снова отправилась к Джейми, еще спящему.
Все утро мимо комнаты сновали люди, пытаясь узнать, что же происходит в комнате, и в то же время избегая моего взгляда. К полудню Джейми завозился, завздыхал, застонал, нечаянно зацепив руку, словом, проснулся.
Я терпеливо ждала, пока он откроет глаза, понимая, что он чувствует, что не один в комнате: Джейми был напряжен, было заметно, что положение его тела не такое расслабленное, как если бы он спал, уж я-то знала.
– Ну, раз ты в порядке, давай поговорим. – Я села подальше от кровати.
Я успела увидеть, как между ресницами на секунду появился просвет, но Джейми тут же закрыл глаза.
Он замычал, притворяясь, что только сейчас проснулся.
– Ну уж нет, дружок, ты не спишь, я вижу. Я хочу знать о Лаогере. Расскажи мне о ней.
Джейми недовольно посмотрел на меня.
– Мне может сделаться хуже. Я болен, значит, меня нельзя тревожить, иначе будет хуже. Ты знаешь об этом?
– Я же врач. Когда тебе станет хуже, я приду на помощь, не беспокойся. – Я не дала ему провести себя.
– Угу. Это я уже видел. И должен сказать, такая помощь вовсе не приятна. – Он сощурился, глядя на мою коробочку, содержащую лекарства и шприцы. – Кажется, что я сидел на колючем кусте, спустив штаны.
– Вот и ладно. – Я была рада такой своеобразной оценке моего лечения. Признаться, ничего другого я и не ждала. – Через часик «посидишь» еще. Расскажи о ней.
