Нулевое досье - Гибсон Уильям

– Слушай, я бы выпила виски, – сказала Холлис.

– Угощайся, – ответила Хайди. Потом улыбнулась: – Черт, как же я рада тебя видеть.

И разревелась.

10

Eigenblich [16]

Милгрим проснулся, принял лекарство, вымылся в душе, побрился, почистил зубы, оделся и оставил включенный «нео» на зарядке (английский адаптер был больше, чем зарядник телефона). Затем, тщательно избегая смотреть на манекен, вышел из номера.

Бесшумный японский лифт спустил его на три этажа. Милгрим думал было погуглить Холлис Генри, но за макбуком в фойе уже кто-то сидел.

В фойе Милгриму всегда становилось не по себе, как будто его непременно заподозрят в попытке что-нибудь стащить. Хотя, если не считать помятой в перелете одежды, он точно не выглядел воришкой. И безусловно ничего бы тащить не стал. Да и зачем бы, думал Милгрим, выходя на Монмут-стрит в смутный утренний свет. Триста фунтов в конверте, убранном во внутренний нагрудный карман, и никакой насущной потребности их тратить. Для человека с его историей – все еще ситуация непривычная.

Зависимости, думал он, сворачивая направо, к обелиску Севн-Дайлс, заводятся, как волшебные зверушки, карманные монстры. Они выделывают удивительные фокусы, показывают то, чего ты раньше не видел. Развлекают. Но мало-помалу, за счет безжалостной алхимии, они начинают решать за тебя. И со временем принимают самые важные решения в твоей жизни. А ума у них, сказала психотерапевт в Базеле, меньше, чем у золотой рыбки.

Он зашел в «Кафе-Неро», более стильный «Старбакс» альтернативной реальности. Там уже было людно. Заказал латте и круассан. Ему нравилось, что круассаны для «Неро» доставляют замороженными из Франции, а здесь только пекут. Женщина в деловом костюме (темная ткань в тонкую полоску) встала из-за столика, и Милгрим поспешил его занять. Отсюда он видел салон «Видал Сассун» через площадь и молоденьких парикмахерш, входящих в дверь перед началом рабочего дня.

Интересно, зачем Бигенду дизайнерские тактические штаны? Милгрим хорошо умел слушать (и скрывать это умение), но мотивы Бигенда от него ускользали. В них была почти агрессивная произвольность.

По словам Бигенда, армейские контракты почти стопроцентно кризисоустойчивы, и американские – особенно. Видимо, это и есть одна из причин, возможно – главная. Страховка от кризиса. И Бигенд сосредоточился на одной области армейских поставок – той, в которой наиболее применимы стратегические навыки «Синего муравья». И теперь «Синий муравей» узнаёт, причем очень быстро, все, что можно узнать о дизайне и производстве армейской одежды. Крайне оживленной отрасли легкой промышленности, насколько можно судить.

И Милгрим – по какой-то причине или без причины – оказался в это втянут.

Контрактным армиям, объяснила в занятной пауэрпойнтовской презентации француженка (та, что вчера была в юбке-шотландке), нужны добровольцы, главным образом юноши. Которые, не пойди они в армию, могли бы кататься на скейтах или хотя бы носить одежду, как у скейтбордистов. А мужская уличная мода, продолжала она, последние лет пятьдесят черпала идеи главным образом из военной формы. Основополагающий код мужской уличной моды начала двадцать первого века – это код военной формы второй половины предшествующего столетия, главным образом американской. Остальное взято из рабочей одежды, преимущественно тоже американской, которая эволюционировала вместе с армейской, заимствуя элементы ее кода, и спортивной командной формы.

Но теперь, если верить француженке, все перевернулось. Военным нужна форма, привлекательная для потенциальных добровольцев. Каждый род американских войск, говорила девушка, иллюстрируя свои слова пауэрпойнтовскими слайдами, имеет собственный узнаваемый рисунок камуфляжа. Корпус морской пехоты даже запатентовал свой (на взгляд Милгрима – чересчур цветастый).

Американские законы запрещают производить американскую военную форму за рубежом.

И вот здесь-то, насколько понял Милгрим, Бигенд рассчитывал найти лазейку. То, что производится в Америке, не обязательно там же и разрабатывается. Производители верхней и спортивной одежды, а также немногочисленные фирмы, специализирующиеся на пошиве исключительно военного ассортимента, конкурируют за американские военные заказы. Прежде весь этот ассортимент разрабатывали американские военные. Но им, продолжала девушка, чуть запыхавшись, словно настигая мелкого зверька на лесной поляне, уже не хватает модельерских навыков для новых задач. Выдумав почти все новые мужские фасоны прошлых пятидесяти лет, они теперь вынуждены конкурировать с собственным историческим продуктом, трансформировавшимся в уличную моду. Им нужна помощь, продолжала француженка, щелкая мышкой, отчего на экране возникла завершающая партия картинок. И они это знают.

Милгрим пил латте и смотрел на утренних прохожих, ища в их одежде подтверждение услышанных тезисов. Получалось, что если говорить о доминирующем подтексте, то француженка права.

– Не занято? – спросил женский голос с американским акцентом.

Милгрим поднял глаза. Ему улыбалась китаянка: черный свитерок, простой золотой крестик на цепочке, белая пластиковая заколка. И тут же недремлющий модуль наркоманского страха просигналил: коп.

Он заморгал.

– Конечно. Присаживайтесь.

Мышцы ног напружинились: вскочить и бежать. Сбой, сказал Милгрим модулю. Частично купированный абстинентный синдром. Привет из прошлого. Его лимбический мозг по-прежнему движется в накатанной колее, как фургоны первых американских поселенцев по ось в пересохшей глине.

Она положила на стол белую сумочку из кожзаменителя, поставила рядом голубой бумажный стаканчик с кофе, отодвинула стул и села напротив Милгрима. Улыбнулась.

На свитерке были белым вышиты полумесяц и пальма с флага Южной Каролины – чуть побольше ральф-лореновского игрока в конное поло. Подспудный модуль Милгрима разом выдвинул целую линию радиолокаторов раннего обнаружения полицейских.

Паранойя, объясняла ему психотерапевт, это избыток информации. Что и происходило с Милгримом сейчас, когда женщина запустила руку в сумочку, вытащила матовый серебристый телефон, раскрыла его и нахмурилась.

– Эсэмэски, – сказала она.

На Милгрима смотрел бездонный черный зрачок телефонной камеры.

– Ой-ой, – сказала женщина. – Мне надо бежать. Но все равно спасибо!

И, сунув сумку под мышку, быстрым шагом вышла на Севн-Дайлс.

Оставив на столе нетронутый кофе.

Милгрим взял стакан. Пустой. На белой пластмассовой крышке – темная губная помада, которой не было на губах у женщины.

Через окно он видел, как та прошла мимо переполненной урны, из которой, наверное, и взяла бутафорский стаканчик. Быстро перешла улицу, к «Сассуну». Исчезла за углом.

Милгрим встал, одернул куртку и вышел, не глядя по сторонам. Назад по Монмут-стрит, к гостинице. Не доходя, пересек улицу по диагонали, все той же рассчитанно беспечной походкой, и вошел в кирпичный туннель, ведущий в Нил-ярд: мини-Диснейленд новейшего времени. Его Милгрим проскочил так быстро, что люди оглядывались. На следующую улицу, Шортс-Гарден.

Теперь быстрый деловой шаг, но не бег, чтобы не привлекать внимания.

Зависимость, разбуженная гормонами стресса, настоятельно советовала что-нибудь принять. Его новой личности это было странно и страшно, все равно как обнаружить у себя на заднем дворе фашистский танк. Засыпанный землей, заросший одуванчиками, но с мотором, работающим на холостом ходу.

Не сегодня, сказал он фашистам в засыпанном танке, направляясь к станции «Ковент-Гарден» через энциклопедическую антологию молодежных обувных магазинов с кроссовками цвета желейного мармелада.

Плохо, убеждала другая часть его личности. Плохо.

Как ни старался он выглядеть спокойным, кучка бомжей у входа в метро рассеялась при его приближении. Они что-то видели. Милгрим вновь стал как они.

Он смотрел на Ковент-Гарден словно с большой высоты, толпа на Лонг-Акре раздвигалась вокруг него, как намагниченные железные опилки.