Нил Клейд - Человек-паук. Последняя охота Крэйвена
Прежде у этой стены стояли пантера, обезьяна и другие пережитки прошлой жизни Охотника. Теперь стена служила окном в самый ужасный кошмар Сергея. В стеклянных витринах отражалось лицо его врага. Сергей приблизился к прозрачной панели, за которой ползали, громоздясь друг на друга, тысячи пауков.
Сергей протянул руку (лапу) и прикоснулся к стеклу, после чего снял маску и приветственно оскалился (большими, острыми, как у лесного кота, зубами) на своих братьев и сестёр пауков. Они поползли к нему по тончайшим, тоньше шёлка нитям, перебирая всеми восемью лапками, и Сергей, вздрогнув, отпрянул.
«Что ты делаешь, – спросил он себя. – Ты же Паук! Почему бежишь? Ты доказал свою силу, ты надел его шкуру, вкусил его плоть. Ты Паук!»
На лбу Сергея выступила испарина. Он стянул костюм до пояса, оголив торс, и вновь повернулся к паукам. В своём отражении он увидел испуганные глаза, спутанные волосы (шерсть) – его облик был не более чем обликом человека (пойманной в капкан зверушки, добычи, а не хищника).
«Нет, – потряс он головой в смятении, чувствуя кожей неодобрение предков и насмешливый хохот невидимого, похороненного глубоко под землёй Зверя. – Нет, я не Паук».
Я Кравинов, человек.
– Я – Крэйвен, – хрипло сказал он, обращаясь разве что к любопытным паукам за стеклянной витриной. – Я – Крэйвен-охотник!
Он нагнулся и прижался лицом к стеклу, уставившись на пауков. Его лицо побагровело от ярости и поднявшегося давления, но он всё сильнее и сильнее прижимался к тому, чего больше всего страшился.
Я – Крэйвен, и моё превращение ещё не окончено.
Пошатываясь, Сергей отступил. Его пробрала дрожь. Он вернулся на середину зала, где его дожидалась простая чаша с мерцающей жидкостью. Сергей понимал, что должен соединить Охотника и Паука (зачем?), стать единым целым с одновременно богомерзкой и святой сущностью Зверя (да зачем?) и найти упокоение в жутком и величественном паучьем естестве (зачем я это делаю?).
Он вновь опустился на четвереньки перед чашей и стал лакать зелье из трав и кореньев, фруктов и цветов, которые были способны уничтожить Охотника и позволить Пауку завладеть его телом. Он пил жадно, желая насытиться соком и ядом. Внезапно его внутренности свело, в голове кольнуло – снадобье начало действовать. Боль пронзила тело Сергея и выплеснулась наружу первобытным, животным воем.
Зачем я это делаю?
Изо всех сил стараясь, чтобы его не вырвало, Сергей чувствовал, что его мысли разделяются, словно колосья в молотилке, рвутся на части и разносятся вихрем. Ради чего всё это? Ради чести (больно!)? Или ради достоинства (боже, как больно)? Ради всего того, что завещал ему отец в этой незнакомой чужой стране?
(Боже, пусть эта БОЛЬ прекратится!)
Нет. Отец Сергея, русский дворянин, некогда влиятельный, но впоследствии изгнанный и вынужденный жить в бедности в Америке, был напыщенным болваном. Он был чересчур привязан к прошлому, одержим тем, что было, а не тем, что есть.
(Мама, папа, как же БОЛЬНО!)
Сергей отдышался. Зелье постепенно растекалось по венам. Организм понемногу привыкал к внезапному, неожиданному расширению сознания. Когда боль стихла, Сергей постарался привести свои беспорядочные, рассеянные мысли в порядок.
Отец. Отец Сергея умер молодым, вскоре после прибытия в Америку из Санкт-Петербурга. После смерти отца Сергея разлучили с матерью, и ему пришлось учиться выживать самостоятельно. Он проникал на корабли, идущие в дальние страны, и путешествовал по миру. В Африке у него обнаружился талант выслеживать диких зверей, и этот навык он оттачивал всю свою жизнь, став в итоге великим охотником. В его жизни появилась цель, а снадобье, повышающее скорость, силу и ловкость, помогло ему в её достижении. Его репутация неуклонно росла, и он нажил богатство и почёт – всё то, чего лишился когда-то его отец.
Отец, этот последний осколок мира, где правили воспитанность, честность и порядочность, был для Сергея сродни богу. Отец так и не смог вернуть тот мир, а мать оказалась перемолота челюстями Америки и того великого Зверя, который жил здесь.
Тот мир поглотил Паук.
В ярости Сергей вскочил и рванулся к стене, за которой роились пауки. Зелье придало ему сил, и он разбил стекло одним ударом кулака. Восьмилапые паразиты посыпались ему на спину, на руки, но Сергей ревел и молотил по стеклу, пока не расколотил его вдребезги.
– Это всё вы! Вы всё разрушили! – кричал он на непонимающих человеческую речь пауков.
Россия была примером новой, лучшей цивилизации, но Паук разрушил её, ровно как уничтожил его родителей («и моё сердце», – кричал он, подчиняясь буйству крови и адреналина).
Паук – этот мифический обманщик, неуловимый выдумщик, князь лжи. Он мог принять облик Ленина, Троцкого, Гитлера, Рейгана или Горбачёва – всех этих людей в зловещих масках.
Сергей не различал лиц. Паук полз, раскалывая мир на отдельные бесполезные части и повергая человечество в бездну.
Сергей стоял посреди своего затянутого алой дымкой убежища, на ковре, усыпанном осколками и злобными чёрными пауками. Сергей расставил ноги, сжал кулаки, готовясь к бою. Он изрыгал проклятия, обращаясь к разбитому стеклу, а древние враги его рода постепенно заполоняли всю комнату.
– Слышишь? – кричал он. – Слышишь меня, Паук?! Выходи и сразись со мной! Я – Кравинов, человек! Я – Крэйвен-охотник! Я…
(я так…)
– Паук!
(я так напуган)
Медленно, неуверенно пауки собрались в единую текучую массу блестящих чёрных тел. Сергей потряс головой и заморгал, желая прогнать неприятное видение – то ли кошмар, то ли вызванную ядовитым зельем галлюцинацию. На его глазах существа соединялись в фигуру огромного, зловещего Паука. Чёрно-красный монстр навис над Сергеем и пополз к нему. Вытаращив глаза от ужаса, неспособный даже пошевелиться от страха, Сергей мог лишь смотреть и ждать нападения жуткого арахнида.
(Беги!)
«Какое-то безумие», – подумал Сергей. Тень перед ним никак не могла быть настоящей, это лишь мираж, рождённый его помутнённым сознанием. Бояться нечего (Беги!). Он ведь Крэйвен-охотник (Кравинов, человек). Несмотря на лихорадочные обвинения в том, что Паук преследовал его и разрушил его семью (беги, пока цел!), никакого Паука, никакого сверхъестественного создания, вселяющегося в души людей и сводящего их с ума, на самом деле не было. Был лишь Человек-паук – чудак в костюме, который в течение нескольких лет по чистой случайности умудрялся побеждать Сергея. Он вытер глаза и попытался выдавить улыбку в надежде притормозить действие зелья и прогнать из своей святая святых несуществующего Паука.
Однако Паук никуда не делся.
«Разумеется», – подумал Сергей, уворачиваясь от его огромных жвал.
(но что…)
Победа Сергея имела смысл только в том случае, если ему удастся не просто победить Человека-паука, а занять его место. Галлюцинация не проходила,
(что, если это…)
потому что Сергею было необходимо создать этого демона, этого Паука. Всю жизнь он провёл в охоте. Представить врага таким образом – не человеком, а животным, хищником, на которого можно охотиться, – было ему удобно. Затем, используя все свои навыки, Сергей мог уничтожить врага раз и навсегда, тем самым доказав своё превосходство. Сжавшись в клубок в углу, пытаясь выбраться из-под миллионов пауков, Сергей чувствовал, как сердце колотится в груди, эхом отражаясь в барабанных перепонках. Испуганный и униженный, он заставил себя встать.
– Сразись с ним, – проревел он, потрясая кулаками. – Ты же Кравинов, человек! Сразись с врагом и повергни его на колени.
– Я – Крэйвен! – крикнул он существу. – Я – бесстрашный охотник!
Сергей бросился на спину чудовища и ударил в шею, расплющив сотни пауков. Погружаясь в бурлящую массу, скреплённую паутиной и силой воли, Сергей молотил кулаками, пробиваясь к самому чреву кошмара, к самому его сердцу.
– Я – Крэйвен, – кричал он, и его голос возносился до небес, слышный богам и чудовищам. – Я отвернулся от погрязшего в пороке мира, от этой сточной канавы, зовущей себя цивилизацией, и нашёл смысл жизни в первобытных, незапятнанных джунглях!
Пауки перегруппировались и вцепились в левую руку Сергея, пытаясь повалить. Оскалившийся, растрёпанный, Сергей нанёс новый удар, желая послать всех пауков в их паучью Вальгаллу.
Он нашёл честь и достоинство в том, что большинство людей считают нецивилизованным, варварским и чем никогда бы не стал заниматься его собственный отец, – в охоте. Но Сергей был не таким, как все, его не страшили ни звери, ни люди, ни осуждение тех, кто был ниже его достоинства.
– Я – Крэйвен! – продолжал обращаться он к водовороту кусачих арахнидов, постепенно погребающих его под своей массой. – Я – Крэйвен, и я ничего не боюсь!
