Академия Шекли (сборник) - Квалья Роберто
Флуггер ожил. Дверь пассажирского салона отползла, едва заметно подрагивая, в сторону. Вывалилась, на ходу распрямляясь, складная лестница.
Рене подхватил детей на руки и поволок в кабину.
– Дядя Рене, я хочу есть! – пискнул Данька.
– Потерпи.
– Хочу-у-у-у!!!
– Потерпи!
– Мама… Мамочка!
– Только не реви, ради бога!
– Пить!
Чёрт, как он мог забыть о еде? Права была Ольга. Воспитатель из него никакой. Да, он сам может сутками терпеть и голод, и холод, и жажду. Но ведь это дети. Десять часов без еды и воды для них многовато… Идиот. Инфантил. Клоун!
Усадив детей в красные блестящие кресла, Рене бегом спустился и опрометью бросился к ближайшему автомату.
Слава богу, холодильник с газировкой был сравнительно недалеко, перед входом на склад. Бутылочки с ситро стояли гвардией за прозрачной стеклянной дверью и терпеливо ожидали, когда жаждущий скормит их электронному тюремщику пару мелких монет. Требуемых автоматом терро в кожаной мошне Рене не обнаружилось: там теснились золотые франки герцога Анжуйского-и-Воронежского и три серебряных рубля – большущих таких, измазанных конским навозом, с портретом князя Олега Игоревича (когда тот ещё был жив, Рене не раз пивал с ним хмельное «Старосельское» пиво). В щель автомата всё это, конечно, не пролазило.
Хрясь!
Ручища Рене, покрытая, как и всё его могучее тело, тёмными длинными волосками (за что одна девица из Северо-Американской Директории в горячке близости звала Рене Кинг-Конгом – правда, он понятия не имел, кто это), рванула вперёд. Многокилограммовый кулак, облечённый кожаной полуперчаткой со стальными наклёпками, врезался в витрину.
Полилось на пол, поблёскивая, неострое, льдистое стекло.
Две похищенных бутылки ситро перекочевали за пояс Рене. Тюбик с черничным йогуртом и надорванный пакет с картофельными чипсами, которые лежали на нижней решетке холодильника (как видно, кладовщик, присматривавший по совместительству и за холодильником, хранил там собственные продуктовые запасы), Рене тоже прихватил.
– Вот. Это ваш обед. И ужин. Саша, проследи, чтобы Данька поел.
– Рене, а что мы скажем, когда приедем туда… ну, в это место? – поинтересовалась девочка, по-взрослому озабоченно сводя над переносицей брови.
– Скажи, что скоро за тобой приедет мама. И всё им объяснит. Вообще-то я им начитал на видеофон всё, что нужно. Не беспокойся, стыковка пройдёт автоматически.
«Просьба ускорить посадку. Поддержание взлётных систем в готовности истощает энергоресурсы! Диспетчеру: занять место за пультом и начать вывод машины в режим автопилотирования!»
– Всё. Поехали. Саша, ты помнишь, что я тебе говорил?
– Да.
– Повтори.
– Ничего не трогать. Рассказывать Даньке сказки. Дать ему картошку. Потом спать, – послушно отрапортовала девочка.
– Правильно, – удовлетворённо кивнул Рене.
– Дядя Рене, а ты мне дашь подержать свой меч? – сонно спросил мальчик.
– Даже не проси!
– Ты обещал!
– Ладно. Если не будешь обзывать Александру какашкой.
– Буду!
– Тогда – пеняй на себя!
– Не буду!
– Тогда дам.
– А собаку?
– Куплю, – пообещал Рене. – Потом. Завтра.
– До свидания, дядя Рене! – блаженно сощурившись, Данька поцеловал наклонившегося Рене в лоб, покрытый холодными бусинами пота.
– Держись, моя прекрасная принцесса! – нежно сказал Рене и погладил девочку по волосам.
– До свидания… папа, – прошептала Саша, загадочно улыбаясь витязю исподлобья.
Рене посмотрел на девочку в немом изумлении.
«Гм…»
Бросив последний взгляд на панель автопилота, он затворил дверь салона. И, грузно брякнув коваными сапогами по лесенке, поплёлся в диспетчерскую.
Сердце Рене отстукивало бешеный ритм, лицо пылало. Он чувствовал себя школьником, не выучившим урок. Нет, не так. Школьником, отродясь не учившим уроков и теперь вызванным на самый важный экзамен в своей жизни. Ведь он не умел дистанционно выводить флуггер в режим автопилотирования. И не было времени учиться. Одно неверное движение и…
«Прочесть бы теперь самому эту сказку про Онегина и Татьяну… Ту, вторую, с хорошим концом. Во укрепление духа».
Новелла третья
Февраль 2622 г.
Планета Грозный, система Секунды
Ночь была густо-чёрной и сырой, как погреб с мокрицами. Даже дышать было нелегко, казалось, вот-вот придётся прикладывать мышечные усилия, чтобы протолкнуть воздух в лёгкие.
Шумное сопение рядовых Нуха и Саккара, а также музыкальное похрапывание сержанта Руза были единственными звуками, которые нарушали великую предрассветную тишину.
Додар, рядовой разведывательного батальона 2-й танковой дивизии, красы и гордости армии Великой Конкордии, встал с застеленного одеялом ящика, бережно отложил растрёпанную книгу в богатом бордовом переплёте, примостил сверху сундучок переводчика (голубой дисплей устройства не спешил гаснуть, а вдруг сейчас снова спросят!) и с удовольствием потянулся – хруст суставов, утробное сладкое «ох!».
Бесшумно ступая, Додар пробрался мимо спящих к термосу и нацедил себе чаю. Стиснул двумя пальцами узкое горлышко стеклянного стакана со сладким коричневым пойлом и направился к деревянной лестнице. Вела она на самый верхний, третий этаж наблюдательного поста № 9, чем-то напоминающий капитанский мостик пиратской шхуны.
Там, на третьем этаже, располагалась звукоулавливающая селективная система «Аташ», к ней протягивали свои усики многочисленные удалённые микрофоны. Днём оттуда был прекрасно виден безбрежный океан джунглей планеты Грозный.
Впрочем, безбрежный океан джунглей можно было наблюдать и ночью, в ноктовизор. Но особенной охоты смотреть на лес в тёмное время суток у рядового Додара не возникало. Ведь некрасиво! Вместо волнующегося изумрудного бархата – серое, с неряшливыми выступами сукно, которое напоминает каменистую поверхность ненаселённой планеты, лишённой благодатной атмосферы-жизнеподательницы.
Странное дело, на Грозном в рядовом Додаре проснулось эстетическое чувство, его создателями нисколько не запланированное, почти нежелательное.
Принадлежи Додар к высшей касте заотаров, прилагательное «красивый» было бы для него таким же обиходным, как существительное «честь». Но он происходил из касты демов и был произведён путем клонирования на одной из биосинтетических фабрик близ Хосрова, столицы Великой Конкордии.
В самой Конкордии фабрики эти назывались достаточно выспренно – Прибежищами Душ. Вот бежала-бежала беспризорная душа по обратной стороне мира – и прибежала на фабрику, чтобы воплотиться в отменном, никем ещё не занятом теле. Совокупность же Прибежищ именовалась Лоном Родины.
Рядовой Додар был рождён синтетической маткой в Прибежище Душ имени учителя Яркаша. Поэтому-то фамилия у него была Яркаш, как и у восьмисот тысяч мужчин, произведённых там же за двадцать два года безупречной работы комбината.
«Дети Яркаша», ласково называли их воспитатели.
Добравшись до третьего этажа, Додар уселся в кресло оператора станции радиотехнической разведки (обычно там сидел Саккар) и поставил вспотевший стакан с чаем на крышку недовольно урчащего аппаратного блока. Додар скрестил руки на груди и закрыл глаза.
Перед мысленным взором рядового встала женщина из русской книги. Душу сковала сладкая судорога.
«Larin», – прошептал Додар. Даже её имя возбуждало в нём вожделение.
У неё было суженное книзу лицо и шоколадные глаза с пушистыми ресницами. Стараниями парикмахера роскошные каштановые волосы образовывали над её ушами два фонтана из завёрнутых петлями косичек. Шея её была пригожей и белой, а прелесть девичьей груди подчёркивало необычного покроя газовое платье с низким квадратным вырезом и вздутыми, как будто ватой набитыми, рукавами.
На шее у женщины серебряными червячками извивалось бриллиантовое колье (впрочем, мудрёного слова «колье» рядовой Додар, словарный запас которого составлял две тысячи единиц, не знал). С белыми камнями колье перемигивались синие камни подвески.
