Тайная книга - Самак Грегори
Продолжая бурчать себе под нос, мегера вышла из кухни, оставив их наедине.
Не говоря ни слова, Элиас заглянул в суповую кастрюлю, стоявшую на плите. Налив себе полную тарелку томившегося там гуляша, он уселся за кухонный стол, аккуратно положив украденные конфеты перед собой, на самом виду.
Затем велел Ти-Тому сесть напротив и начал есть, поглядывая на него. Ребенок, оказавшись перед прибором Анны, выглядел немного смущенным, однако Элиас не стал его убирать.
– Ну что, Томас, прочитал книгу?
– Да, герр Эйн, большое спасибо.
– Ты можешь звать меня просто Элиас…
– Да, герр Эйн, большое спасибо.
Элиас вздохнул. Покончив с гуляшом, старик взял одну конфету и медленно развернул.
– И как она на твой вкус?
– Потрясающе, просто потрясающе! Только слишком короткая…
– Да я не о книге! – возразил Элиас с усмешкой. – Как тебе конфета, понравилась?
Ти-Том покраснел и приготовился получить заслуженный нагоняй.
– Я ее еще не попробовал. Не успел.
– Досадно, – сказал Элиас, кладя конфету в рот и подчеркнуто ее смакуя. – В самом деле досадно… Она – просто чудо.
Ребенок сглотнул слюну.
– Осталось еще две. Ты мне расскажешь немного о себе? – спросил Элиас, разворачивая вторую.
– Да нечего особенно рассказывать…
Старик откусил половину второго трюфеля.
– Мммм… Эта тоже очень хороша.
– Я сирота, живу один… И никогда не пробовал шоколада! – добавил он хитровато.
Пропустив эти слова мимо ушей, Элиас отправил в рот вторую половину, взял последнюю конфету и встал:
– Что ж, угостился на славу! Оставлю эту для кофе. А ты взамен возьми-ка это…
И Элиас отсчитал несколько монет, но, увидев обрадованную рожицу мальчугана, уточнил:
– Не для тебя, а для Крюгеров. Попроси прощения за то, что забыл заплатить. И рассчитайся за конфеты… да и за остальное тоже.
Добродушно ткнув в живот улыбавшегося Ти-Тома, Элиас нащупал бутылку и остаток добычи, спрятанной воришкой.
Когда мальчуган направился в магазин, он бросил ему вдогонку с порога:
– И не забудь проверить карманы – никогда не знаешь, что в них окажется!
Всю дорогу Томас думал об этом странном и привлекательном человеке, которого окрестил Элиасом Мудрым. Сунув руку в карман, он вдруг нащупал в нем что-то круглое и, разжав ладонь, увидел третью шоколадную конфету. Даже не оборачиваясь, он почувствовал покровительственный взгляд старика: тот смотрел ему вслед.
18
Была вторая половина дня, и Ти-Том только что вернулся к себе. Он побродил какое-то время среди руин своего обветшалого маленького королевства и покинул его незадолго до пяти часов. Он всегда уходил точно в это время, поскольку именно тогда заканчивались уроки в школе Браунау и ученики расходились по домам.
На обочине дороги, стараясь держаться подальше от шумной толпы юных шалопаев, появилась Марика, единственная дочка Рифеншталей. Томас ждал только ее.
Они были такие разные: он – маленький гаврош с Востока, она – примерная девочка, всегда в аккуратных синих платьицах и с безупречно заплетенными пепельно-белокурыми волосами.
Оба – и Марика, и Томас – были развиты не по годам. Марика уже училась в гимназии. Она была самой младшей и самой замкнутой в классе.
Как и Ти-Тома, ровесники ее не интересовали. И все же она нашла в нем единомышленника, того, кто чувствовал и выражал свои чувства точно так же, как и она. Оба страстно любили литературу и поэзию. В тот день Марика принесла листки со стихами Гельдерлина. Они собирались читать их вместе, одно стихотворение за другим, долгими часами.
Каждый четверг у Марики был урок фортепьяно в буржуазной гостиной ее родителей. Ее отец, Теодор Рифеншталь, и мать, Гертруда, урожденная Курт, необычайно кичились тем, что произвели на свет такое чудо. Герр Рифеншталь вообще кичился тем, кем он был, – местным бургомистром, австрийским провинциальным нотаблем, тучным и самоуверенным. А также ксенофобом – часто яростным и тупым.
Марика не любила отца, даже ненавидела его. Она была красивой, великодушной, чувствительной, то есть полной противоположностью папеньке. А еще она получила безупречное воспитание. У Марики было все, но только среди всего этого она задыхалась.
Единственную отдушину она находила в музыке. И еще – в обществе Ти-Тома.
По четвергам во второй половине дня он никогда не упускал случая послушать ее игру. Прятался за белыми ставнями в саду. И она знала, что он там, видела его порой мельком, из-за спины преподавателя. Разумеется, родители были не в курсе.
Так Ти-Том освоил, всего лишь слушая украдкой эти уроки, все правила гармонии, и в его голове мелодии Сезара Франка или Ференца Листа превратились в непреложные и совершенные музыкальные уравнения. Он каждую неделю слушал, как Марика играет свои экспромты, и мысленно исправлял неточности.
Оба ребенка знали, что им надо скрывать свою запретную дружбу. Родители Марики считали Ти-Тома бездельником. Но ему было плевать, и в тот день, как и в другие четверги, он поджидал Марику на обочине дороги из школы. Завидев прямой и гордый силуэт девочки, он почувствовал, как подпрыгнуло сердце в его груди. Всякий раз он испытывал это волнение.
И всякий раз Марике тоже было трудно скрыть свое счастье, стоило ей заметить верного Томаса, ожидавшего и видевшего только ее.
Некоторое время они шли вместе; она – рассказывая о Гессе и Манне, о Скалистых горах и озерах Италии; он – о том, как провел день, о новых сокровищах, обнаруженных в своем королевстве, о том, что прочитал, и, в частности, об этой изумительной «Шахматной новелле». Главный герой книги его очаровал. Он упомянул и Элиаса Мудрого, и чудесный вкус шоколадной конфеты из магазина Крюгеров. Марике этот вкус был знаком. Они обменялись улыбкой.
Но вдруг то, чего опасался Ти-Том, случилось.
Они увидели, как на перекрестке внезапно появился Эрван Грубер, гроза деревни.
Эрван и Ти-Том уже успели несколько раз сцепиться на этой дороге, чуть не дойдя до рукопашной. Эрван, возможно, был не намного сильнее Томаса, но отличался необузданностью и жестокостью. Кроме того, он никогда не расставался со сворой своих подручных.
Эрвану было четырнадцать лет, и он уже курил, как взрослый. Томасу однажды случилось видеть, как он во время драки потушил сигарету о лицо одного ученика. По словам учителей, он со временем становился все опаснее, и его отец, врач Ганс Грубер, частенько бил сына.
Так что, заметив, как этот дьявол идет навстречу в окружении своих подпевал, Томас и Марика напряглись.
Однако, против всякого ожидания, хулиган удовлетворился угрожающим взглядом, брошенным на Ти-Тома, и продолжил путь. Его приспешники тоже лишь стиснули челюсти, тупо подражая повадкам вожака.
Марика отвернулась, но Ти-Том, чья честь была задета, постарался из гордости выдержать взгляд Эрвана. И тогда тот бросил:
– Марика! Тебе не надоело путаться с этим босяком? Он же всего-навсего инородец, паршивая крыса!
Марика не ответила. Схватив Ти-Тома за руку, повлекла его дальше.
Мальчуган стиснул зубы и, не замедляя шага, не опуская головы, продолжил смотреть в глаза врагу, пообещав себе, что однажды тот пожалеет о своих словах…
19
День затягивался, и Элиас думал только о том, чтобы поскорее спровадить Польстериху и посвятить вечер работе с Книгой.
Молитва его укрепила. Усталости он не чувствовал, а потому решил вернуться в Большой зал и проработать всю ночь.
На столе по-прежнему лежал том с историей старого антиквара, тот самый, при помощи которого Элиас перенесся в гетто.
Но после того потрясающего опыта он теперь связывал с Книгой множество надежд.
Он снова начал читать и перечитывать длинный рассказ, посвященный Зофу, представляя страдания маленького сироты, затерянного в Треблинке…
Текст Тайной книги сообщал о его жизни очень мало.
И Элиас снова и снова вчитывался в загадочные пассажи, повествующие о решающей шахматной партии, о нацистском офицере и об отрубленном пальце. Рассказ прерывался закодированными записями, что делало повествование еще более темным.
