Обреченный мир - Рейнольдс Аластер
Мерока глянула влево, на длинный коридор, который тянулся через весь вагон.
– Что абсолютно точно известно, так это то, что один из них сейчас едет с нами.
– Может, он нас не видел? Просто вскочил в поезд в надежде, что мы там?
– Он нас видел. Тебя – точно.
– Нужно перебраться ближе к голове поезда. Может, он не успеет до нас добраться.
– Следующая остановка через двадцать минут: будут менять локомотив. Времени ему хватит.
– Но это же не значит, что мы будем безропотно его ждать, верно? – Кильон вдохнул и выдохнул, надеясь успокоиться, пусть даже ненадолго. – Мы не беззащитны. Оба вооружены. И нас двое, а он один.
– Мы видели одного, но это не значит, что он еще не обзавелся дружками.
Девушка снова оглядела длинный коридор. От двери было видно лишь до конца вагона, где коридор нырял в тамбур. «Лазутчик в четырех или пяти вагонах отсюда», – подумал Кильон, вызывая в памяти его образ. Вдруг вспомнятся подробности, которые он сразу упустил? Если лазутчик пробирается к ним, то появится из-за того угла.
– Ты с ангельской пушкой разобрался? – спросила Мерока.
Кильон нащупал спрятанный в кармане пальто пистолет и осторожно вытащил:
– Эй, ты в рабочем состоянии?
– В данный момент КПД составляет шестьдесят три процента и снижается. – Пистолет отвечал негромко, чтобы не слышали в соседних купе. – Дефицит энергии приведет меня в нерабочее состояние через четыре часа три минуты. Функциональность значительно уменьшится через два часа двадцать пять минут. Данные представляю с учетом допустимой погрешности.
– Обойдемся без погрешности. – Кильон поспешил спрятать пистолет в карман, пока в коридор кто-нибудь не вышел. – Четыре часа – это не так уж плохо, да? Избавимся от хвоста – и сразу полегчает!
– Ага, полегчает, как же… – Мерока распахнула куртку и выбрала себе оружие – удобный в обращении массивный пистолет-пулемет со стволом из тисненого металла и прямой рукояткой с длинным магазином внутри. Девушка нащупала на боку черной ствольной коробки рычаг и перевела его в третье положение. – Чем-нибудь еще тебя утешить?
– Я думал, утешение не по твоей части.
– У нас два варианта. Ждать в голове поезда, пока лазутчик нас не разыщет, а он рано или поздно разыщет и поймет, что прижал нас. Либо дать ему бой.
– Думаю, тебе по душе второй вариант.
Мерока убрала автомат под куртку, накрыв полой и правую руку.
– Держись позади. Раньше меня огонь не открывай.
Они зашагали по коридору вдоль тянущихся справа купе. Первые два пустовали, единственная пассажирка третьего, молодая женщина, смотрела в окно. Неоновые Вершины проплывали мимо нечетким пятном. Дождь размыл многоцветие рекламы, которое сменилось пронзительной электрической белизной. Четвертое купе тоже пустовало, в следующем за ним курили и смеялись двое мужчин. В последнем купе не было никого, на сиденьях валялись старые газеты. Кильон чувствовал, что начался спуск. Поезд двигался против часовой стрелки по серпантину на боковой поверхности Клинка. За каждые тридцать лиг пути он спускался на лигу. До следующей зоны еще ехать и ехать. Точное расстояние Кильону высчитывать не хотелось.
У тамбура Мерока остановилась, выхватила автомат и развернулась к глухому углу. Кильон дождался ее кивка и двинулся следом, на шаткую площадку между вагонами. В следующем тамбуре он снова ждал, пока Мерока проверяла коридор.
– Путь свободен, – тихо объявила она.
Они двинулись вдоль очередного ряда купе. И здесь одни пустовали, в других скучали одинокие пассажиры. Полным оказалось лишь второе по счету купе, где пять шумных бизнесменов потчевали друг друга байками. Воротники рубашек расстегнуты, узлы галстуков ослаблены, пахнет спиртным. В следующем купе сидели мать с дочерью. У обеих прямые спины, девочка в шляпе, у матери вуалетка до середины лица. Строгие, изысканные наряды – ясно, уважаемые жительницы Парограда возвращаются из трудной, дорогостоящей поездки на Неоновые Вершины. На коленях мать держала большой коричневый конверт, стиснув его как величайшее сокровище на свете. Слишком бледная и худая, девочка постоянно дрожала. Операция на Неоновых Вершинах матери, вероятно, не по карману, но она оплатила рентгеновские снимки, которые пригодятся местному пароградскому хирургу.
Кильону хотелось поговорить с ними. В сумке у него достаточно инструментов, чтобы провести первичное неврологическое обследование. Девочке это не поможет, но, по крайней мере, докажет матери, что она сделала все возможное.
Кильон замешкался. Девочка повернулась и посмотрела на него через стеклянную перегородку. Мать перехватила его взгляд. Глаза у нее темные, да еще скрыты вуалью, зато в линии рта Кильон прочел невыразимую грусть и безысходность. На руках напряглись жилы – так отчаянно она сжимала конверт со страшной медицинской правдой.
Мерока оглянулась, подгоняя его взглядом.
– Извините! – шепнул Кильон, словно это могло что-то изменить.
Внезапно из-за поворота позади Мероки показался мужчина. Кильон заметил, как девушка дернулась, готовая выхватить оружие. Мужчина в форменном жилете и шляпе железнодорожника казался ниже и плотнее стоявшего на перроне, он едва помещался в узком коридоре. В одной руке проводник держал компостер, в другой – карманное расписание.
– Задержитесь на минуту, сейчас я к вам подойду! – велел он, входя в первое купе.
Мерока шла дальше. В четвертом купе крепко спал единственный пассажир, в пятом не было никого. Проводник перебросился парой слов с ехавшими в шестом купе, пробил билеты и выбрался в коридор. Он двинулся навстречу Мероке, до сих пор прятавшей руку под курткой, и Кильону, которой стоял за ней с ангельским пистолетом в кармане.
– Предъявите билеты и можете вернуться в купе, – сказал проводник.
Свободной рукой Мерока вытащила билеты из кармана. Проводник тщательно проверил их, щурясь подслеповато из-за очков.
– Вам нужно вернуться, – заявил он. – Вы проскочили свое купе, оно в третьем вагоне. Были в вагоне-ресторане, да?
– Да, – подтвердила Мерока.
Проводник пальцем ткнул себе за плечо:
– Там первый класс до самой головы поезда.
Он закомпостировал оба билета и вернул Мероке, довольный хорошо сделанной работой.
– Нам нужно пройти дальше, – сказала девушка.
От профессиональной вежливости не осталась и следа.
– Мисс, боюсь, вы не понимаете. Вы оплатили поездку вторым классом, в первом вам делать нечего.
– А вы почем знаете? – огрызнулась Мерока.
– Незачем создавать проблему на пустом месте. Вы неправильно сосчитали вагоны – ничего страшного, с кем не бывает! Давайте развернемся и спокойно…
Как показалось Кильону, дальше все происходило слишком быстро. Только что проводник надменно разговаривал с Мерокой, а секундой позднее она ткнула стволом в его пухлую щеку. Проводник уронил компостер, расписание и прижался к перегородке между коридором и купе.
– Зря ты волну поднял, – процедила Мерока и, развернувшись, кивком велела Кильону открыть дверь пустого купе рядом с тем, в которое только что заглядывал проводник.
Она втащила бедолагу в купе и от души пнула по яйцам, заставив рухнуть на сиденье, испещренное сигаретными подпалинами.
– Не убивайте! – взмолился проводник, дрожащей рукой поправляя сползшие очки.
– Обещаешь сидеть тихо и не останавливать поезд, пока мы не скроемся из виду?
– Конечно-конечно!
– Вот и умница. – Не выпуская автомат из левой руки, правой Мерока вытащила из-под куртки нечто серебряное – не то пистолетик, не то шприц для подкожных инъекций – и швырнула ошеломленному проводнику.
– Подними! – велела она, когда инструмент упал между скорченных ног кондуктора. Кильон заметил, как на форменных брюках расплывается темное пятно.
– Что вы хотите…
– У тебя, толстяк, два варианта. Либо прижимаешь эту штуковину к шее и делаешь себе укол, либо я тебя застрелю. Выбирай!
– Что в шприце? – спросил проводник, поднимая инструмент негнущимися от волнения пальцами. – Откуда мне знать, что содержимое меня не убьет?