Роберт МакКаммон - Моё!
Мэри выпустила руль, фургон заскользил на разделительный газон, и она потянулась к пассажирской двери за пистолетом, нажимая ногой на газ. Она приставила пистолет к стеклу, навела его на «БМВ» и нажала на спуск с искаженным от напряжения лицом.
Окно водителя осыпало Ван Дайвера осколками, изрезав лицо. Его ослепило кровью, и открыв рот, чтобы издать беззвучный крик, он услышал призрачные голоса и помехи полицейской радиосвязи в металле собственной челюсти. Что-то другая пуля, горячая, как удар, — вонзилась в правое колено и свела мышцы судорогой. Он рванул руль вправо, пытаясь уйти от фургона, но машина дико завиляла, пошла юзом, а на ветровое стекло стремительно надвигалась цистерна, и одинокий, страшный голос призрачного радио сказал: «О Господи!»
В ту секунду, когда Ван Дайвер врубился в молоковоз на скорости семьдесят восемь миль в час, Мэри Террор налегла всем весом на руль, выводя фургон на разделительный газон. Цистерна была прямо перед ней. «Сейчас ударит! внутренне завопила она, готовясь к этому удару. — Сейчас ударит!»
Фургон разминулся с грузовиком меньше чем на полфута, трава и земля летели из-под его задних колес. Когда «БМВ» врезался наотмашь в молоковоз, он смялся, как гармошка. В скрежете металла и звоне стекла высоко рванулись красные языки пламени, тут же хлынуло белое пенистое молоко из разорванных швов молоковоза, пенная волна взметнулась в воздух, накрыв патрульную машину, водитель которой пытался вывернуть на правую обочину. Шины поплыли, патрульную машину занесло и выбросило с шоссе, перевернув через ограждение и еще два раза перевернув, пока она не остановилась вверх колесами, дымясь на коричневой земле соевого поля.
Мэри уже выворачивала в левый ряд, миновав место аварии, которая заняла всего каких-то четыре секунды с момента, когда «БМВ» врезался в молоковоз и до переворота патрульной машины. Она глянула в боковое зеркало, позади в воздухе висели дым и туман горящего молока. Молоковоз лежал на боку, его водитель пытался выбраться из кабины. От «БМВ» ничего не было видно, кроме обгорелой шины, прокатившейся еще десять футов на запад и упавшей на разделительном газоне.
Оба ряда позади нее были заблокированы огнем и грудой металла. Мэри взяла Барабанщика за спину свитера. Он плакал, слезы текли по его лицу. У него были сильно поцарапаны нос и левая щека, маленькие капельки крови сочились из ноздрей. Мэри слизала кровь и прижала его груди, а он плакал.
— Ш-ш, — сказала она. — Ш-ш. Деточка у мамы. Все хорошо, детка.
Но не все было хорошо. Второй автомобиль дорожного патруля, мигая огнями, пронесся мимо нее, двигаясь на восток по направлению к аварии. Нужно на время съехать с восьмидесятого шоссе и найти место для отдыха. Она была близка к истощению, веки отяжелели, от запаха собственной крови тошнило. Время найти нору, чтобы спрятаться.
Она съехала на следующем же выезде. Знак на перекрестке посреди равнины указывал в одну сторону на Плейн-Вью и в другую сторону на Мэйсвилл. Вокруг стояли фермы, из труб вился дымок, акры полей уходили к далекому горизонту. Мэри вела машину, мысли путались от потери крови. Проехав Плейн-Вью с его двумя улицами и кучкой домов, она свернула на грунтовую дорогу и заехала в какой-то яблоневый сад. Она заглушила мотор и осталась сидеть, прижимая к себе Барабанщика.
Глаза отказывались смотреть, мир вокруг нее смыкался. Она боялась уснуть, потому что могла и не проснуться. Указательный палец слегка сдавило. Барабанщик его ухватил и держал крепко. Ее затягивала темнота, соблазнительный поток. Она обняла руками ребенка, словно защищая его этим объятием. Поспать всего лишь чуточку, подумала она. Может быть, час или два, а затем опять вернуться на шоссе и двигаться на запад. Всего лишь час или два, и она придет в себя.
Глаза Мэри закрылись. Пальцы ребенка играли с ее значком-«улыбкой». Мэри снился Лорд Джек, сидящий в освещенной солнцем комнате и говорящий с Богом о том, почему тот утонул в ванне в Париже.
На шоссе в двенадцати милях к западу Диди уткнулась в затор из машин, остановленных аварией. Лаура лежала на заднем сиденье в забытьи, но все равно часто приглушенно стонала, надрывая Диди сердце. Патрульные и пожарные прибыли в полном составе и направляли движение по изрезанному шинами разделительному газону вокруг места аварии. Репортеры уже были на месте, работали камеры и над головами жужжал вертолет.
— Что произошло? — tr- спросила Диди у пожарника, когда на черепашьей скорости подъехала к месту аварии. Тот ответил:
— Столкнулись легковушка и молоковоз. И еще патрульный слетел с дороги.
— Вы уверены, что это была легковушка? Не фургон?
— Легковушка. Водитель молоковоза говорит, что какой-то чертов яппи врубился прямо в него, должно быть, шел на скорости восемьдесят.
— Яппи?
— Ага. Один из пижонских автомобилей. Ладно, кажется, уже свободно.
Он махнул ей, чтобы она проезжала.
Диди проехала по разделительной полосе. Посреди груды металла стояла аварийная машина, пытаясь вытащить кусок автомобиля. Пожарные поливали шлангами шоссе, и в воздухе пахло раскаленным железом и перекипевшим молоком.
Она проехала мимо шины, лежащей в коричневой траве. На ее помятом колпаке был круг, составленный из голубых и белых треугольников и вырезаны буквы: «БМВ».
Диди отвернулась, словно это зрелище ее ужалило. Затем «катлас» набрал скорость и оставил мертвых позади.
Глава 5
ДОКТОР ДИДИ
Наступила тьма.
Холодный ветер задувал через равнины, облака плевались хлопьями снега. В мотеле «Либерти Мотор Лодж» в шести милях к востоку от Айова-Сити Лаура лежала в постели в десятом номере под простыней и грубым одеялом, и ее бросало то в жар, то в холод. По телевизору шла какая-то глупая комедия. Смысл до Лауры не доходил, но хорошо было, что кто-то разговаривает. На ее прикроватном столике оставалась мешанина после обеда: две пластиковые коробки от макдоналдсовских бургеров, пустая упаковка от жареной картошки и допитая до половины кока-кола. Пластиковый мешок, набитый толченым льдом, лежал у нее на боку — пригодился, когда боль в левой руке стала нестерпимой и надо было ее приглушить.
Лаура смотрела телевизор, дожидаясь, когда вернется Диди. Она ушла тридцать минут назад на поиски аптеки. Они договорились о том, что нужно сделать, и Лаура знала, что ее ждет впереди.
Она то и Дело закусывала нижнюю губу. Губа уже потрескалась, но она продолжала ее кусать. Слышно было, как воет ветер на улице, и ей то и дело чудилось, что в этом звуке слышится детский плач. Лаура встала однажды, чтобы выглянуть наружу, но это усилие так ее истощило, что заставить себя подняться еще раз она не могла. И она осталась лежать, прислушиваясь к ветру и плачущему ребенку, и понимала, что она находится на самой-самой грани, и что ей немного надо, чтобы открыть эту дверь и выйти блуждать в голодную тьму.
