Лорел Гамильтон - Жертва всесожжения
Он отошел от Балтазара и приблизился к Жан-Клоду почти вплотную.
– Но из твоих вампиров никто не был ими задет. Я не мог ни отнять у них энергию, ни отдать ее им. Ты этому препятствовал. Меня это удивило больше всех других твоих деяний, Жан-Клод. Здесь пахнет такой силой, которой я никогда за тобой не подозревал. Я бы не поверил, что у тебя она будет и через тысячу лет.
Он отошел прочь и подошел к Ричарду. И все равно его новое тело было выше – не меньше шести футов четырех дюймов.
Странник встал рядом, так, что пурпурная.тога касалась тела Ричарда, обошел его вокруг, не переставая задевать тогой. Она скользила по фраку, как матерчатая рука.
– Падма от своего соединения такой силы не получил.
Странник остановился между Жан-Клодом и Ричардом, поднял руку к лицу Ричарда, и тот перехватил его запястье.
– На этом остановимся, – сказал Ричард.
Странник медленно вытянул руку, так что его кисть прошла через кисть Ричарда. Он с улыбкой повернулся к Балтаэару:
– Что скажешь?
– Скажу, что Жан-Клод – счастливец, – ответил Балтазар.
Лицо Ричарда залила краска, руки сжались в кулаки. Его поставили в положение, в котором обычно находятся женщины. Начнешь отрицать, что ты с кем-то спишь, – тебе не поверят. Чем упорнее будешь отрицать, тем увереннее будет твой оппонент.
Ричард оказался умнее меня – он не пытался отрицать, только повернулся и посмотрел на Странника в упор. Глядя почти глаза в глаза, он потребовал:
– Отойди от меня.
Все плохие парни захохотали, а мы – нет. И Томас с Гидеоном тоже не смеялись. Странно. Какого черта они с Падмой? Какая цепь событий к этому привела? Если все останемся живы, я у них спрошу, но вряд ли это выйдет. Если мы убьем Падму, они наверняка тоже умрут. Если Падма убьет нас – ну, понятно.
В облаке пурпурной материи Странник подошел ко мне.
– И это приводит нас к тебе, Анита.
Его новое тело возвышалось надо мной больше чем на фут, но я к этому давно привыкла.
– И что? – спросила я, глядя на него в упор.
Он снова рассмеялся – такой счастливый. И я поняла, что это такое – последействие. Они с Балтазаром недавно полировали фамильные драгоценности.
Глядя в упор в это улыбающееся лицо, я спросила:
– Это тело, что ли, с двойной потенцией, или Балтазару понравилось разнообразие меню?
Веселье исчезло из его глаз, с лица, как солнце, закатившееся за горизонт. Осталась холодность, отстраненность, и говорить здесь было не с кем.
Наверное, я сказала лишнее.
Жан-Клод взял меня за плечи и отодвинул. Он хотел встать передо мной, но я его остановила.
– Это я его вывела из себя. Не надо меня от него защищать.
Жан-Клод оставил меня впереди, но по какому-то невидимому знаку вся наша свита подошла ближе, встав за нами полукругом.
Из коридора вышли Иветта и Уоррик в сопровождении Лив.
– У тебя такой аппетитный вид – прямо съела бы!
Иветта засмеялась собственной шутке. Она надела простое вечернее белое платье, и плечи ее были белее материи. Увидев ее, я сразу поняла, что она еще не пила крови. Рукава, не соединенные с платьем, прикрывали руки от подмышек до запястий. Прилегающий лиф переходил в широкую белую юбку со слоями, повторяющими слои этих странных отдельных рукавов. Белесые волосы, заплетенные кольцами и локонами, обрамляли лицо. Иветта не носит маскарадных костюмов – ей годится лишь последний крик моды. Грим на бумажно-белой коже казался просто темными полосками, но трудно сохранять сдержанный вид, если ты истощена до предела.
Уоррик был в белом костюме с круглым воротником, где не остается места галстуку. Отличный костюм, полностью подходящий к платью Иветты. Казалось, это молодожены на свадьбе, которую спонсирует ателье мод.
Иветта двигалась так, будто платье сшито специально для нее. Уоррик казался до боли неуклюжим.
Лив оглядела нас всех хмуро и бесстрастно. Она была одета в синее вечернее платье, рассчитанное на женщину с более плавными линиями тела и не столь мускулистую. На нее оно было перешито, и Лив носила его неумело.
Я впервые увидела Лив с тех пор, как узнала, что она участвовала в пытках Сильвии. Казалось бы, я должна сожалеть, что не убила ее на месте, когда представлялась возможность. Но глаза ее глядели неуверенно, тело было сковано, как будто она успела узнать совет вампиров с не лучшей стороны. Я была довольна ее напуганным видом.
– Что ж это тебя одевают в секонд-хэнд, Лив? – спросила я. – Как бедную родственницу.
– Странник отдал тебя Иветте в горничные, Лив? – спросил Жан-Клод. – Он так быстро тебя прогнал?
– Иветта просто помогла мне одеться, – сказала Лив с гордо поднятой головой, но руки ее пытались одернуть платье. Это не получалось.
– У тебя в гардеробе есть одежда гораздо красивее, – напомнил Жан-Клод.
– Но нет платьев, – возразила Иветта. – А на официальных приемах женщина должна быть в платье. – Она сладко улыбнулась.
Я даже пожалела, что надела платье.
– Я знаю, что ты сделала с Сильвией, Лив. И жалею, что не пробила тебе голову вместо коленок. И знаешь что, Лив? Проведешь с советом еще несколько лет – может, и ты об этом пожалеешь.
– Я ни о чем не жалею, – ответила она. Но что-то напряглось у нее вокруг глаз, и в самих этих прекрасных глазах что-то мелькнуло. Она чего-то здорово боялась. Я даже хотела бы узнать, что они с ней сделали, но достаточно было видеть, как она напугана.
– Рада, что ты довольна жизнью, Лив.
В зал вышел Ашер. Волосы у него были заплетены в тугую косу цвета почти металлической нити, неземного цвета, даже если бы Ашер был человеком. Очень трудно было не смотреть, не пялиться на его обнаженные шрамы на лице.
Голый торс Ашера был чудом контраста. Как и его лицо, он представлял собой ангельскую красоту и кошмар хаоса. Черные кожаные штаны Ашера доходили до середины икр, дальше шли сапоги. Мелькающую на правом бедре кожу покрывали шрамы. Кажется, они кончались у середины бедра. Я не стала выяснять, сделали его палачи евнухом или нет? Об этом, как и об автомобильной катастрофе, и хочешь знать, и не хочешь.
– Жан-Клод, Анита, я так рад, что вы с нами.
Он с насмешкой произнес эти вежливые слова, и в их шипящей теплоте слышалась угроза.
– Твое присутствие, как всегда, приятно мне, – ответил Жан-Клод. Слова были совершенно нейтральными – то ли комплимент, то ли оскорбление, на усмотрение слушателя.
Ашер подплыл к нам, губы у него изогнулись в улыбке. И снова действовали обе стороны его рта. Мышцы под шрамами продолжали работать.
Ашер встал прямо передо мной. Излишняя близость была мне малоприятна, но я не отступила и не возразила. Я только ответила ему улыбкой на улыбку. Ни у него, ни у меня глаза не улыбались.
