Джон Харвуд - Сеанс
— Нет, — произнесла она, как бы отвечая на чье-то возражение, — я уверена, что его заинтриговали мои «посещения», но думаю, что главным образом его привлекало ко мне то, что я сопротивлялась его колдовскому обаянию: ведь ему дважды не удалось меня месмеризировать. А еще… боюсь, он и правда желал меня. Потому-то и возненавидел меня еще сильнее, когда обнаружил, как он мне отвратителен.
— А что ваши «посещения»? — нерешительно спросила я. — То, что вы описали в дневнике про ваше с Кларой исчезновение, — вы это придумали специально для Магнуса?
— Да, конечно.
— А они когда-нибудь повторялись?
— Нет, — с иронической улыбкой сказала она, — и сокрушительные головные боли, которые их сопровождали, тоже не повторялись. Это падение с лестницы… Я помню, как решила, что в результате падения у меня в мозгу образовался небольшой разрыв, в который стало возможно увидеть промельки запредельного мира — мира, видеть который я никогда не хотела. А потом этот разрыв снова закрылся: я порой думаю, это произошло из-за шока от гибели Эдуарда. Я до конца жизни буду задавать себе вопрос: не надо ли было рассказать ему о том видении, и принял ли бы он это во внимание, если бы я рассказала.
— Как вы думаете, — осмелилась я спросить, еще более нерешительно, — не мог ли Магнус иметь какое-то касательство к гибели Эдуарда?
— Не знаю. Эдуард был достаточно безрассуден, чтобы по собственной воле влезть на этот кабель, но Магнус вполне мог поощрить его намерение… или даже… Я стараюсь не думать об этом.
— Простите меня, — сказала я. — Не следовало задавать вам этот вопрос.
— Нет нужды извиняться, — ответила она. — Он всегда кроется где-то на задворках моего сознания…
— Как же вам удалось уйти из Холла? — спросила я, помолчав некоторое время.
— Почти так, как вы и предположили: я ушла из Холла на следующее утро, на рассвете, надев платье и шляпку Люси. Мне хватило актерских способностей, чтобы убедительно изображать камеристку. Было бы очень опасно отправиться сразу в Йоркшир, так что я заказала себе номер на имя Элен Норткот в Линкольне, в гостинице, где не подается спиртное. Я была все еще там, когда стали приходить газетные сообщения, и я поняла, что все то время, что я планировала свой побег от Магнуса, он примеривал к моей шее петлю палача.
— Да, — сказала я. — Но… зачем же ему было убивать миссис Брайант в ночь перед сеансом, если он сделал все необходимые приготовления и собрал всех вместе в замке?
— Затем… — она приостановилась, будто бы искала нужные слова. — Затем, что целью всех этих приготовлений было месмеризировать всех так, чтобы они ожидали его исчезновения из доспехов. Теперь, когда я знаю, что он жил двойной жизнью как Давенант, все наконец встало на свои места. Раксфорд-Холл уже тогда был обременен тяжкими долгами; Магнус уже успел превратить десять тысяч фунтов миссис Брайант в бриллианты: ее чек стал ее смертным приговором. Кто-то другой на месте Магнуса попытался бы вытянуть из нее побольше денег, но я думаю, для Магнуса деньги были просто средством достижения цели: он жаждал власти, власти и мести. Если бы меня в ту ночь уволокли в сумасшедший дом, уверена, он в любом случае настоял бы на продолжении эксперимента. Могу себе представить, как он произносит: «Мы в долгу перед памятью миссис Брайант». И Магнус Раксфорд исчез бы, не оставив после себя ничего, кроме пепла. Но когда его первоначальный план провалился, он понял, что может использовать смерть Магнуса Раксфорда для осуществления гораздо более страшного отмщения мне.
— И вы все это время верили, что он жив?
— Да. Жив и охотится за мной. Меня даже наяву преследовал кошмар — один из многих — как я стою на эшафоте, уже с веревкой на шее, а Магнус улыбается, прячась в тени. Я и не надеялась, что смогу скрыться от него, но твердо решила, что Клара будет от него спасена. Поэтому ее родителями стали Ада и Джордж — по моей настоятельной просьбе. Они объяснили слугам в Хелмсли, что Лора — их приемная дочь, а когда год спустя Джорджу предложили приход в Уитби, они стали говорить о Лоре как о своей родной дочери, и никто в этом даже не усомнился. Ада дала Элен Норткот хорошую рекомендацию, и после того, как я три года прослужила в Честере домоправительницей (то были самые долгие три года в моей жизни), я приехала в Уитби в качестве компаньонки Ады.
— Это, наверное, было вам ужасно тяжело, — сказала я. — То есть знать, что вас могут схватить в любой момент.
— Да, — просто ответила она. — Лора знает, что я люблю ее, но мне всегда приходилось в чем-то сдерживаться. Стараться набраться мужества для самого худшего, быть к этому готовой каждый раз, как раздается стук в дверь — это оставляет свой след, вы же видите…
Это так странно… а может быть, вовсе нет, — что Лора выросла настолько похожей на Аду: она очень добрая, спокойная — в ней нет ничего от моего темперамента, и у нее даже есть природный музыкальный дар, которого совершенно лишена я. Никто никогда не сможет усомниться, что они — мать и дочь. А теперь, исключительно благодаря вам, тень, омрачавшая нашу жизнь, наконец рассеялась.
— Вы рисковали жизнью ради меня, — продолжала она, снова взяв мою руку в свои, — вы готовы были отправиться в тюрьму из-за меня; я никогда вас не забуду. Я приехала в Лондон, готовая признаться, что я — Эленор Раксфорд, если бы не было иного способа добиться вашей безопасности. Но, слава Богу, обошлось без этого: полиция согласилась, чтобы имя Ады не фигурировало в деле, и Лоре ничего не нужно об этом знать.
— Но ведь вам, наверное, хочется, чтобы общество узнало, кто вы такая на самом деле, — сказала я. — Как же еще вы можете обелить свое имя?
Нелл некоторое время молчала, глядя вниз, на город. Наконец она ответила:
— Магнус боготворил власть: возможность обманывать кого пожелает, возможность заставлять людей верить, чувствовать, даже видеть так, как он им прикажет. Если они не поддавались, тогда в его глазах они заслуживали смерти. И все же из всей этой жестокости на свет появилась Лора. В ней нет ничего от Магнуса, дурная кровь не всегда оказывает себя, иногда она оказывается промыта дочиста, а может быть, с самого начала не была отравлена…
Однако общество, Констанс, смотрит на эти вещи иначе. Между взглядами Магнуса и взглядами общества гораздо больше общего, чем нам хотелось бы признать. Я могла бы кричать о своей невиновности с каждой из этих крыш внизу, но люди по-прежнему считали бы меня в чем-то виновной. Нет, Эленор Раксфорд навсегда останется «той женщиной, которая убила своего мужа», или ребенка, ведь я не смогу объяснить, что случилось с Кларой. Если Лора узнала бы, кто я такая на самом деле, она, несомненно, догадалась бы обо всем.
