Кассандра Клэр - Механическая принцесса
– Да, и так будет продолжаться долго-долго.
– Но в таком случае это настоящее чудо! – воскликнула Тесса. – Чудеса не подвергают сомнению, а если они не во всем соответствуют нашим представлениям… это все равно чудеса. – Она коснулась нефритового кулона: – Мне вернуть его тебе?
– Нет, – ответил Джем, – теперь я уже ни на ком не женюсь, а забирать свадебный подарок матери с собой в Безмолвный город у меня нет желания. – Джем нежно провел по ее щеке. – Живя во тьме, я хочу думать, что этот кулон пребывает с тобой, со светом.
Он встал и направился к двери. Тесса смотрела ему вслед, и каждый удар ее сердца отбивал слова, вымолвить которые она была не в состоянии: прощай… прощай… прощай.
У двери Джем задержался и сказал:
– До встречи на мосту Блэкфрайерз, Тесса.
И он ушел.
Закрыв глаза, Уилл слушал звуки Института, пробуждающегося к жизни ранним утром. Софи накрывала на стол, Шарлотта с Сирилом помогали Генри поудобнее устроиться в кресле, братья Лайтвуды сонно пререкались о чем-то в коридоре.
А Тесса в своей комнате говорила с Джемом.
О приезде парабатая – бывшего парабатая – Уилл знал: во дворе стоял крытый экипаж Безмолвных братьев, он видел его из окна тренировочного зала. Шарлотта выполнила его просьбу, но теперь сама мысль о том, что сейчас происходит наверху, была ему невыносима. Вот почему он пришел сюда. Тренировки всегда помогали ему, когда разум пребывал в смятении. С самого восхода солнца он метал ножи в мишень, и рубашка его была мокрой от пота.
Бац. Бац. Бац. Нож вонзался в самый центр. Когда Уиллу было двенадцать, метнуть вот так, в «яблочко», казалось ему несбыточной мечтой. Тогда ему здорово помог Джем, показав, как надо держать нож, как прицеливаться и как делать бросок. В сознании Уилла зал для тренировок теснее всего был связан с Джемом, если не считать комнаты парабатая, в которой теперь не осталось ни одной его личной вещи. Она превратилась в еще одно пустующее помещение, ждущее нового постояльца. Даже Чёрч и тот больше не входил туда, хотя раньше любил поспать на кровати Джема.
Уилл сел на скамью у стены. В зале было холодно, огонь в камине едва тлел. Перед его мысленным взором предстали двое мальчишек. Шевелюра одного из них была иссиня-черной, другого – серебристо-белой, напоминающей снег. Он, Уилл, учил Джема играть в экарте, предварительно стащив из гостиной колоду карт. В какой-то момент он начал проигрывать, чего никак не ожидал, и в расстроенных чувствах бросил карты в огонь.
– Ну уж так ты точно никогда не выиграешь, – расхохотался Джем.
– Иногда единственный путь к победе в том и заключается, чтобы сжечь все дотла, – ответил он ему тогда.
Уилл встал, подошел к мишени и выдернул из нее нож. Сжечь все дотла. Все тело болело. Несмотря на иратце, на коже по-прежнему оставались зеленоватые синяки и шрамы, полученные в Кадер-Идрисе. Шрамы теперь останутся навсегда. Они с Джемом сражались бок о бок… Жаль, что он не оценил это по достоинству, ведь это было в последний, в самый последний раз.
В дверном проеме появилась тень. Уилл поднял глаза… и чуть не выронил нож:
– Джем? Это ты, Джеймс?..
– А кто же еще?
Безмолвный брат вошел в комнату. Капюшон был откинут, и он встретился взглядом с Уиллом. Раньше Уилл всегда чувствовал приближение Джема, и тот факт, что Джем появился внезапно, отчетливо говорил о переменах, которые за эти дни произошли с его парабатаем.
«Он тебе больше не парабатай», – прошептал в глубине души тихий голос.
Джем бесшумно затворил дверь. Уилл не сдвинулся с места, ноги отказывались слушаться. Там, в Кадер-Идрисе, он испытал настоящий шок: его побратим был жив, но он был безвозвратно потерян для него.
– Но ведь ты приехал, чтобы повидаться с Тессой…
Джем окинул его долгим, спокойным взглядом. Глаза его теперь были не серебристые, а серо-черные, как аспидный сланец в прожилках обсидиана.
– Неужели ты думал, что я не воспользуюсь шансом поговорить с тобой?
– Не знаю. После битвы ты ушел, даже не попрощавшись…
Джем направился к окну, и Уилл напрягся. В движениях побратима теперь было что-то новое, странное и чужое, не имеющее ничего общего с грациозностью Сумеречных охотников.
Джем остановился.
– Как я мог с тобой попрощаться? – спросил он.
– Как все Сумеречные охотники. Ave atque vale. Здравствуй, брат, и навсегда прощай.
– Но ведь это слова посмертного прощания. Если я не ошибаюсь, их произнес Катулл над могилой брата. Multaspergentes et multaper aequora vectus advenio has miseras, f rater, ad inferias…
Эти строчки были хорошо известны Уиллу. Брат, через много племен, через много морей переехав, прибыл я скорбный свершить поминовенья обряд… Вот на могилу дары… их ты прими… и навек, брат мой, привет и прости![39]
– Ты знаешь стихотворения на латыни? – Он изумленно взглянул на Джема. – По-моему, ты всегда запоминал музыку, но не слова. Ладно, не бери в голову, это, по-видимому, на тебя повлияли ритуалы Братства. – Он подошел к Джему. – Твоя скрипка в музыкальной комнате. Не хочешь забрать ее с собой? Ведь она всегда была так дорога тебе.
– В Безмолвный город мы можем взять только тело и разум, – ответил Джем. – Скрипка пусть достанется какому-нибудь Сумеречному охотнику, которому в будущем, возможно, захочется поиграть на ней.
– Значит, не мне.
– Я был бы рад, если бы ты о ней позаботился, но тебе я оставил кое-что другое. В твоей комнате лежит шкатулка для серебра. Я подумал, ты захочешь, чтобы она была у тебя.
– Страшный подарок… Он всегда будет напоминать мне о серебре, которое отняло тебя у меня, которое заставило тебя страдать, которое я для тебя искал, но так и не нашел в последние дни.
– Нет, Уилл, – возразил Джем. – В ней не всегда хранилось серебро. Когда-то эта шкатулка принадлежала моей матери. На ней изображена богиня Гуанинь. Говорят, после смерти она замешкалась у врат рая и в этот момент услышала стоны боли, доносившиеся из мира людей. Бросить их – это было выше ее сил. Оставшись на земле, богиня стала помогать тем смертным, которые сами помочь себе не могли. Это божество – утешение всем, у кого болит душа.
– Шкатулочка меня не утешит.
– Перемены не всегда означают потери.
Уилл взъерошил влажные волосы.
– Ну да, – горько произнес он. – Может быть, в другой жизни, когда мы переплывем мрачную реку, на новом витке пресловутого колеса, я вновь обрету своего друга, своего парабатая. Но теперь, когда ты нужен мне больше, чем когда-либо, я тебя потерял.
