Юлия Басова - Ловушки памяти
Голова закружилась, словно меня оглушили чем-то тяжёлым. Захотелось присесть обратно, но я поняла, что на меня сейчас усиленно воздействуют, пытаясь навязать свою волю. Я поморщилась и выстояла. В мозгу тяжело ухнул ещё один разряд, в два раза сильнее предыдущего. Колени подкосились, но я заставила себя остаться на месте. Затем прислушалась к своим ощущениям – вроде всё спокойно. Сделав пару шагов по направлению к ванной комнате, я ощутила, что вот-вот рухну на пол. Неожиданно меня словно подхватила невидимая рука и с силой приложила о дверной косяк. На этот раз боль была абсолютно реальной. По крайней мере, происхождение этой самой боли было очевидным. Я быстро подошла к зеркалу в ванной и стала безо всякого удивления рассматривать здоровенный кровоподтёк на лбу. Через секунду матовый светильник на потолке стал часто моргать и искрить. Свет то гас, то вновь зажигался. Из крана вдруг сама собой хлынула вода, переливаясь через край раковины. Стеклянный стакан, стоявший на мраморной столешнице, с грохотом опрокинулся, и разбился вдребезги, соприкоснувшись с полом, выложенным красноватым камнем. Меня снова что-то толкнуло, и я полетела вниз, выставив вперёд правую руку. Повалившись на бок, я угодила этой самой рукой на острые осколки стакана. Мелкие стекляшки яростно впились в кожу сразу в нескольких местах, из груди вырвался почти звериный вой. Так вот, значит, какая участь меня поджидает?
С трудом усевшись на корточки, я стала торопливо выдёргивать осколки из растерзанной руки. Кровь тонкими струйками сочилась из ран. В некоторых из них оставались мелкие стекляшки, и я не понимала, как извлечь их оттуда. Обессиленная, я поднялась, ожидая новых «сюрпризов». Похоже, небольшое затишье.
Я, не шелохнувшись, смотрела в зеркало на своё отражение. Не зная того, что здесь происходило совсем недавно, можно было бы предположить, что я лазила по горам, обдираясь об острые колючки и шершавые скальные породы. Вся рука от плеча до кисти была залита кровью, на лбу красовалась обширная ссадина. Надтреснутая губа распухла и теперь саднила. Я невесело усмехнулась: выгляжу так, словно меня избил не в меру ревнивый любовник. Только всё совсем не так. Любовника у меня нет. Я отказала Роберту, и любить меня теперь некому.
«Ты должна умерить свой пыл и подчиниться», – ненавистные голоса снова пробирались ко мне сквозь туман боли. Я тихонько усмехнулась: ну, что ещё вы можете? Покалечить человека, заставить его дрожать, лёжа на холодном полу? Но я не сдамся! Я всё равно поднимусь, чего бы мне это не стоило! Вы не увидите меня побеждённой, пока я жива!
«Ты должна подчиниться», – повторял голос, и я вдруг почувствовала, как моё горло сжимается в невидимых ледяных пальцах. Я, словно заворожённая, смотрела на себя в зеркало. Со стороны всё выглядело довольно странно: моя голова сильно отклонена назад, рот широко открыт, лицо почти серое, побледневшее. Я поднесла пальцы к шее, чтобы понять, что так сильно давит на неё, но не смогла почувствовать своего прикосновения, только боль. Невидимые объятия сжимали моё горло, из которого теперь раздавался лишь сдавленный хрип. Неужели меня всё-таки решили убить за непослушание? Неужели мой характер сочли столь неудобным, что поступились даже интересами дела, выгодой, лишь бы навсегда избавиться от меня?
Я стала медленно оседать на пол, мысленно прощаясь со всеми, кто был мне дорог – мамой, отцом, Антоном, Робертом Стронгом… Это имя вновь заставило моё сердце биться быстрее, несмотря на то что я была почти уже мертва.
– Мила! – раздалось из глубины комнаты. – Мила, ты где?
Этот голос! Он, несомненно, принадлежит Стронгу. Но как он вошёл сюда? Дверь ведь была заперта изнутри.
Я хотела ответить, позвать на помощь, но не смогла вымолвить ни слова. Горло, сжатое в стальных тисках, отказывалось повиноваться. Я лишь успела судорожно вцепиться в край ванны, чтобы снова не обрушиться на осколки стакана и не шокировать Роберта своим и без того ужасным видом. Мысль о том, что в следующую секунду меня, наверное, уже не будет в живых, волновала в последнюю очередь. Хотелось даже после смерти нравиться этому прекрасному англичанину.
– Мила! – я услышала волнующий бархатистый голос прямо над своим ухом. – Потерпи.
Я попыталась улыбнуться своими одеревеневшими губами и успокоить Роберта, но получилось довольно неубедительно.
Странно, но Стронг не выглядел удивлённым или озадаченным. Он внимательно осмотрелся вокруг, словно понимал, что мы с ним – не одни в тесном пространстве ванной и что здесь незримо присутствует кого-то ещё, кроме нас.
Наконец он с чувством выкрикнул:
– Делео! Делетио!
Ледяные объятия вновь сжали моё горло. Я захрипела и в тот же миг почувствовала, что боль отступила. Совсем. Словно её и не было вовсе. Словно меня не пытались придушить прямо здесь, в ванной комнате дорогого лондонского отеля. Я дотронулась до шеи и, обнаружив, что ей больше ничего не угрожает, стала медленно подниматься.
Роберт, чей взор тревожно ощупывал воздух, по-прежнему казался мне довольно странным. Сейчас он выглядел как-то иначе, не совсем как обычно. Его прекрасное лицо побледнело и стало похоже на маску, высеченную из белоснежного камня. Руки были сжаты в кулаки, а потемневшие глаза пугали своей головокружительной глубиной.
Наконец, когда боль окончательно испарилась и я смогла подойти к зеркалу, Стронг обратил на меня свой взор и медленно, словно взвешивая каждое слово, произнёс:
– Я сразу понял, что ты – не такая, как другие. Наверное, именно это привлекло меня. По крайней мере, ответ на один из вопросов нашёлся.
Я усмехнулась:
– Ну вот! А я надеялась, ты до конца жизни будешь мучиться, но не разгадаешь моей тайны!
Стронг, казалось, не замечал моей иронии. Он внимательно оглядывал меня, как будто впервые увидел:
– Мила, учти: у меня появилось множество вопросов, на которые ты теперь просто обязана ответить!
Ничего не сказав в ответ, я замерла перед зеркалом, оценив наконец весь масштаб разрушения: моя шея почти вся была синей, а в некоторых местах – пурпурнойлиловой. Из левого уха стекала красная густая жидкость. Рука опухла от многочисленных ран и почти превратилась в месиво, да к тому же сильно саднила. На лбу разрастался ужасный кровоподтёк.
Внезапно я почувствовала, что во рту скопилось слишком много солоноватой, непривычной на вкус слюны, подошла к раковине и сплюнула её. Но это была не слюна, а ярко-алая кровь. Она вновь и вновь заполняла собой всю ротовую полость, и мне приходилось изображать из себя верблюда, харкающего кровью, на глазах у кумира миллионов Роберта Стронга.
– Этак можно всю кровь из организма выплюнуть, – пробормотала я, в очередной раз склоняя голову над раковиной.
