Дэниел Истерман - Девятый Будда
Он обнял Чиндамани за плечи и увел ее от реки. Когда они повернулись, он увидел колышек на вершине откоса. Он уже видел несколько таких на берегу — вместо голов к ним были прибиты таблички. Кристофер подошел ближе, чтобы получше рассмотреть, что там написано.
Слова были написаны по-русски и по-китайски. Он прочитал то, что было написано по-русски, но ничего не понял: «Еще сто тридцать дней, и все будет кончено. Я Смерть. Я Разрушитель Миров. Роман фон Унгерн Штернберг».
Он узнал два предложения, они были взяты из индуистской священной книги «Бхагавад Гита». Но первое предложение осталось для него загадкой. Оно напоминало фразу из Апокалипсиса. Но он был уверен, что никогда не встречал ее в «Откровениях Святого Иоанна».
Он снова оглянулся на мрачные трофеи, напоминавшие об учиненной Унгерном бойне. Затем он посмотрел на реку. Она была мирной и чистой, она избавилась от зимнего льда и снова текла к морю. Но он представил себе, какой она была месяц назад, когда в нее сбрасывали трупы тысяч китайских солдат, перебитых фон Унгерном и его людьми.
Спаситель Монголии наконец явился и приступил к работе.
Глава 50
Где-то за час до заката они услышали первые выстрелы. Это было на следующий день после того, как они обнаружили обсаженную головами реку. Всякий раз, когда они проезжали мимо цветущих полей, Чиндамани отворачивалась. «О, Роза, ты больна», — тихо прошептал Кристофер: он видел, что за червь подтачивает ее изнутри.
— Останови машину! — крикнул он.
Прозвучал еще выстрел: стреляли где-то далеко, и звук донесло до них слабое эхо.
Уинтерпоул резко затормозил, так что машину занесло, и выключил мотор. Воцарилась полная тишина. Где-то запела птица, залившись насмешливой трелью. Раздался резкий хлопок, затем второй, и все снова стихло.
— Что, черт возьми, происходит? — возмутился Уинтерпоул.
— Заткнись, — оборвал его Кристофер.
Он пытался определить направление, откуда доносятся выстрелы. Это были именно выстрелы, он не мог ошибиться.
Поблизости раздались еще два выстрела. В стрельбе было что-то осторожное, что-то методичное, что не понравилось Кристоферу. Сезон охоты на вальдшнепов еще не начался, да к тому же монголы не охотятся на птиц с ружьями.
— Уинтерпоул, оставайся с Чиндамани в машине, — приказал он. — Держи револьвер наготове и стреляй в случае необходимости; если кто-то появится поблизости, отпугни его. Даже если он будет выглядеть безобидным. Мы не можем рисковать. Я проверю, что это за стрельба.
— Почему бы нам просто не поехать дальше? — возразил Уинтерпоул.
— Дальше — куда? — отрезал Кристофер. — Прежде чем я поеду дальше, я хочу узнать, в кого там стреляют — в птиц или людей. Я очень сомневаюсь, что это охотятся на птиц, а если идет охота на людей, я хочу знать, кто на кого охотится. Я доверяю тебе Чиндамани, чтобы ты обеспечил ее безопасность. Ты теперь человек действия, Уинтерпоул. Пора тебе немного запачкать свои белоснежные ручки.
— По крайней мере, называй меня Симоном, старина. Сделай такое одолжение.
Кристофер ничего не ответил. Он достал из машины револьвер, который взял в Дорже-Ла, револьвер Царонга Ринпоче.
Они ехали по краю огромного соснового леса, лежавшего справа от них. Кристофер был уверен, что выстрелы доносились именно оттуда. Его предположения подтвердились — когда он вылезал из машины, один за другим прогремели еще два выстрела. Учитывая, что это лес, он решил, что стрельба идет менее чем в километре отсюда.
— Будь осторожен, Ка-рис То-фе, — очень тихо произнесла Чиндамани, обращаясь только к нему, словно кроме них больше никого не было. — Я боюсь за тебя — пожалуйста, будь осторожен.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Лес молниеносно поглотил его. Казалось, он был пловцом, нырнувшим в море и сменившим солнечное сияние на зеленый мир, пронизанный узкими лучами преломленного света, с трудом продиравшимися сквозь мрачные тени. Толстый ковер из сосновых иголок полностью заглушил его шаги.
Повсюду валялись упавшие с сосен шишки. Тишина правила лесом, как безумный король правит безлюдным королевством: она была твердой и убийственной, готовой к разрушениям. Единственным звуком был звук его дыхания, резкий и ритмичный. Обоняние его раздражал сильный запах смолы и гниющего подлеска. Если там и были птицы, то они куда-то спрятались и, безголосые и бескрылые, наблюдали за ним с потайных ветвей. Если там и были животные, то они скалили зубы в своих темных норах глубоко под землей.
Лес продолжался, обступая его со всех сторон. Теперь его кружал кружевной узор из сучьев и низких ветвей. Он нервно взвел курок, так как уже должен был находиться неподалеку от того места, где раздавались выстрелы.
Поблизости послышался мужской голос, рявкнувший что-то вроде команды. После короткого затишья раздались еще два выстрела, вершины деревьев покачнулись. Он подумал, что стреляют слева, в густой чаще. Оттуда доносились голоса, но он не мог разобрать, что они говорят и на каком языке.
Он скользнул в плотную чащу и двинулся по направлению к голосам. Деревья скрывали его, — но они скрывали и тех, кто стрелял. Возможно, мишенями были кролики. Возможно, они охотились на них. Но он не видел ни одного зверька.
Если бы он был кроликом, он бы содрогнулся при звуке следующего выстрела и выскочил бы прямо на открытое место. Но он замер и вжался в ствол дерева. На просеке, начинавшейся прямо за деревьями, где он прятался, начинало смеркаться.
Около двадцати человек в грязно-белой форме образовали круг на ширину всей просеки. На головах были алые фуражки с кокардами, на которых был изображен череп над перекрещенными костями: это была форма бывших сибирских частей Анненкова. В руках у них были восьмимиллиметровые винтовки, направленные в центр круга. Они далеко ушли от дома, и дорога назад была для них закрыта. Здесь, в безлюдных просторах Монголии, они переживали свой личный апокалипсис. Некоторые из них сражались с 1914 года. Прошло семь лет, а война все никак не кончалась.
В центре круга, в тщательно расчищенной низине, лежало около сорока сваленных в кучу тел. На них была серая форма с красными треугольниками на рукавах; на большинстве были каракулевые шапки с красными звездами, на некоторых — войлочные шлемы с эмблемой, изображающей серп и молот. Около тел стояло еще человек десять в такой же форме, которых ждала та же участь.
Но Кристофер смотрел только на одного человека. Сбоку от груды тел стоял маленького роста белый офицер. На нем была рваная монгольская куртка серого цвета и старая зеленая казацкая фуражка. Правая рука была на перевязи, и казалось, что это у него с самого детства, — если у этого человека когда-либо было детство. На плечах у него были генеральские эполеты. А в левой руке он держал тяжелый револьвер.