Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки
Ли потряс своей белокурой головой.
— Похоже, у брата совсем крыша поехала, когда он решил впутаться в такое дело. Кстати говоря, я, наверно, тоже спятил, потому что теперь увяз во всем этом дерьме по уши.
— Увяз в чем? — переспросил отец. — Я не понимаю вас.
— Вам знаком термин «неонацисты»? — спросил отца мистер Штайнер.
— Если вы подразумеваете фашистов, то я знаю, о ком идет речь.
— Нет, неонацисты. Новые фашисты. Ли и его брат были членами американской неофашистской организации, которая действует в Индиане, Иллинойсе и Мичигане. Символом этой организации является татуировка, которую вы видите на плече у Ли. Джефф и Ли примкнули к наци в одно и то же время, но Ли через год покинул их компанию и перебрался в Калифорнию.
— Прямиком и переехал.
Ли зажег новую спичку и прикурил очередную сигарету.
— Я решил убраться от этих ублюдков как можно дальше. Видите ли, они убивают людей, которые осмеливаются утверждать, что Гитлер гадил отнюдь не розами.
— Но ваш брат остался в их организации?
— Да, черт возьми. И даже сумел выбиться в командиры одного из их поганых штурмовых отрядов или как там это у них называется. И это мой брат, с которым мы входили в число лучших юных футболистов США, отстаивая честь школы!
— Вы еще не объяснили мне, кто такой Гюнтер Данинадерк, — заметил отец.
Мистер Штайнер переплел пальцы и положил их перед собой на стол.
— Я как раз подвожу свой рассказ к этому, мистер Маккенсон. Разыскав дневник брата, Ли отнес его на филологический факультет Индианского университета, где попросил оказать ему помощь в расшифровке записей. Один из моих друзей преподает там немецкий язык. Как только он сумел расшифровать фамилию Данинадерк, он немедленно переслал дневник мне в Северо-Западный университет в Чикаго. С сентября я взял эту работу на себя. Возможно, мне следовало объяснить вам, что я ректор филологического факультета и по совместительству профессор истории. А кроме того — и это играет важную роль в моей жизни, — я разыскиваю нацистских военных преступников.
— Повторите, пожалуйста, еще раз, — попросил отец.
— Нацистских военных преступников, — повторил мистер Штайнер. — За последние семь лет я помог выследить и арестовать троих: Биттриха в Мадриде, Савельсхагена в Олбани, штат Нью-Йорк, и Гейста в Аллентауне, штат Пенсильвания. Как только я увидел в письме фамилию Данинадерк, понял, что у меня появился шанс добавить к своему списку четвертого.
— Так он военный преступник? А в чем его преступление?
— Доктор Гюнтер Данинадерк руководил больницей в концентрационном лагере Эстервеген в Голландии. Он и его жена Кара производили селекцию заключенных, определяя, кто может продолжать работу, а кто должен быть отправлен в газовую камеру.
На лице мистера Штайнера на мгновение появилась страшная гримаса.
— Именно эта пара в одно солнечное утро решила, что я еще имею право на дальнейшее существование, а моя жена — нет.
— Это ужасно, — подал голос отец.
— Ничего, я давно это пережил. Узнав об этом, я выбил Данинадерку передний зуб, за что провел год на каторжных работах. Но от тяжкого труда я окреп, что в результате спасло мне жизнь.
— Выбили ему передний зуб?
— Именно так. Я как следует ему врезал. Да, это была та еще парочка!
Лицо мистера Штайнера скривилось от мучительных воспоминаний.
— Мы звали его жену Птичницей, потому что у нее была коллекция из двенадцати птичек, сделанных из глины, смешанной с пеплом из человеческих костей. А у самого доктора Данинадерка, который до войны работал ветеринаром в Роттердаме, была одна занятная привычка.
Отец с трудом выдавил из себя:
— Какая привычка?
— Он любил провожать заключенных в газовую камеру и, когда они проходили мимо, придумывал им имена.
Глаза мистера Штайнера были прикрыты: перед его мысленным взором проплывали видения ужасного прошлого.
— Он давал смешные имена, самые разные. Я никогда не забуду, как он назвал мою Веронику, мою прекрасную златовласую Веронику: Солнечный Лучик. Он сказал ей: «Полезай внутрь, Солнечный Лучик! Полезай прямо внутрь!» Она была очень больна и ей пришлось ползти по собственным…
Слезы затуманили стекла очков мистера Штайнера. Он быстро снял их и вытер глаза. Видно было, что этот человек привык в любой ситуации держать свои чувства под строгим контролем.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Иногда я забываюсь.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Ли Ханнафорд моего отца. — Вы ужасно побледнели.
— Могу я… можно мне взглянуть на эту фотографию еще раз?
Мистер Штайнер положил снимок перед отцом.
Отец глубоко вздохнул.
— О нет! — прошептал он. — Господи боже, только не он!
Мистер Штайнер догадался по голосу отца:
— На этот раз вы его узнали?
— Да. Я знаю, где он живет. Не так далеко отсюда. Точнее сказать, совсем рядом. Но он… такой приятный человек.
— Я знаю подлинную суть доктора Данинадерка. И что представляет из себя его жена, мне тоже хорошо известно. Думаю, и вы это поняли, когда увидели, во что превратилось лицо Джеффа Ханнафорда. Я уверен, что доктор Данинадерк и Кара пытали его, чтобы дознаться, кому еще известно их местожительство, а может быть, они хотели выяснить, о чем он написал в своем дневнике. А когда он им ничего не сказал, они забили его до смерти. Увидев лицо Джеффа Ханнафорда, вы могли убедиться, насколько порочна душа доктора Гюнтера Данинадерка. Молю Бога, чтобы вам никогда больше не довелось видеть подобное зрелище.
Поднявшись с места, отец полез в карман за бумажником, но мистер Штайнер опередил его, выложив деньги на стол.
— Я отвезу вас к нему, — сказал отец, направляясь к двери.
— Такой смышленый молодой человек, — говорил мне доктор Лезандер, стоя между мной и лестницей, ведущей к свободе. — Я вижу в тебе, Кори, устремленность терьера. Тебе хватило крошечного зеленого перышка, чтобы распутать все до конца! Я восхищаюсь тобой, Кори!
— Доктор Лезандер! — Я чувствовал себя так, словно мою грудь сковали стальные обручи. — Мне правда пора домой.
В ответ доктор шагнул ко мне. Я отступил.
Он не спешил, будучи уверен в своей власти надо мной.
— Я хочу, чтобы ты отдал мне зеленое перышко. Знаешь почему?
Я отрицательно покачал головой.
— Потому что ты расстроил мисс Соню Гласс. Это перо напомнило ей о прошлом, отчего ей стало невыразимо горько. Прошлое нужно оставить в покое, Кори. Мир должен продолжать жить дальше. Ты согласен со мной?
