Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам
- П-пошла, пошла... зараза, - выпалил он, пятясь от неё.
"Как бы порчу не навела, проклятая. Схожу к Варенихе. Авось отпустит".
И, устрашённый, он бросился бежать от горестно вопившей женщины.
После совета Головня некоторое время посидел в шатре, размышляя, затем тоже направился к глыбе и долго созерцал Жара и Штыря, долбивших долотами сыпучий камень. Пожурил Костореза, что медленно работает, выслушал в ответ его запальчивые оправдания, утешил как мог, пообещав найти ещё пару умельцев, чтобы ускорить дело. Потом вместе с Осколышем бродил по кузницам и плавильням, глядел на горы железных наконечников, сваленных в дощатом сарае; говорил с кузнецами насчёт железа и меди. "Чадник хороший металл гонит, - орали ему плавильщики, перекрикивая оглушительный звон молотов. - Шлака мало, окалина добрая. Уголь только жидковат... Чёрный нужон, ядрёный, а не этот бурый. А из мёртвого места железо совсем дрянное. Рассыпается в руках". Весь чёрный от сажи, вождь направился к стрельбищу, понаблюдал, как мальчишки, наставляемые Лучиной, упражнялись в пускании стрел. "Выше! Придерживай пальцем! Про ветер не забыл?" - покрикивал Лучина. Мальчишки бегали туда-сюда по истоптанному снежному полю, выдёргивали стрелы из насаженных на шесты тюфяков; промахнувшиеся рыскали по сугробам. Один из стрелков увидел Головню, побежал к нему, размахивая луком и крича:
- Великий вождь! Великий вождь!
Сопровождавшие вождя охранники выступили вперёд с копьями наперевес, сомкнувшись, заслонили собой повелителя. Лучина бросился за стрелком, зарычал оглушительно:
- Куда пошёл, сволочь? Вернутся на место!
Но тот будто не слышал его - семенил к Головне, блестя из-под колпака белками глаз. Щёки и лоб его багровели незаживающими кровавыми расчёсами - следами кожной болезни. Товарищи стрелка, сгрудившись, наблюдали за погоней.
- Великий вождь, - выдохнул лучник, валясь на колени шагах в семи от Головни. - Дозволь сказать слово.
Лучина широкими шагами настиг его, врезал от души рукавицей по затылку.
- Ну попляшешь ты у меня, негодяй!
Головня знаком остановил его.
- Пускай говорит.
Тот залопотал, глядя на Головню снизу вверх, как верный пёс:
- Великий вождь! Добрые духи нашептали мне мысль, как бить зверя издали, если нет под рукою лука. Сказали: "Пойди к великому вождю и поведай ему об этом!". И вот, великий вождь, я исполняю их повеление.
- Ну и как же?
- Ежели вырезать, великий вождь, полоску кожи, чтоб в середине была пошире, да с одного конца сделать петлю под ладонь, а потом вложить в серёдку камень и раскрутить над головой как следует - этак можно не только собаке, а и медведю башку проломить...
Лучина прервал его, досадливо скалясь:
- Всю плешь он мне этим проел, великий вождь. Никакого сладу с ним нет. У-у, несчастный, - кулак помощника подъехал к виску стоявшего на коленях стрелка, костяшки погладили вывернутый край колпака.
За спиной Головни звенела разноголосица становища, впереди, за стрельбищем, высились сосны - словно уснувшие стоймя великаны в серых меховиках, прихотливо отороченных понизу тальниковой бахромой. Стрелок стоял на коленях, тиская правой рукой лук; приоткрыв рот, мелко дышал, не сводя с вождя взгляда шероховатых глаз. Лучина подобрался, готовясь обрушить на наглеца всю мощь своих ударов, тяжело сопел, нетерпеливо косясь на Головню.
- Кто таков? - спросил Головня лучника.
- Сверкан, сын Одноглазого Пепла из рода Ильиных, великий вождь.
- И что же, бросал уже так камни, Сверкан?
- Воистину так, великий вождь. С Лучиной, помощником твоим, бросали.
Головня перевёл взгляд на Лучину.
- Ну и чего добились? Попали в кого?
Тот закряхтел, снисходительно улыбаясь.
- Едва людей не перекалечили. Эти ж камни - не угадаешь, куда полетят. Из лука хоть прицелиться можно. А это нелепица какая-то, забава для детворы. Грех и вспомнить.
Вождь снова посмотрел на лучника.
- Правду говорит мой помощник?
Тот кивнул.
- Истинную правду, великий вождь. Да ведь тут дело в сноровке - из лука тоже не сразу стрелять наловчились. Если много таких бросателей будет - один-то наверняка попадёт. А больше и не надо. Уж этот камень так кость крушит, что любо-дорого смотреть.
- Сам-то умеешь швырять?
- Могу, великий вождь.
- Ну покажь. Вон и цели рядом.
- Сей миг, великий вождь, - ответил тот, вскакивая. - Только за бросалкой слетаю.
И помчался, смешно подпрыгивая, по исполосованному следами от полозьев снегу к мужскому жилищу, терявшемуся за краем обшитого неровными изгородями, неровно бугрившегося холма, над которым дрожали, теряясь в серой прозрачности, тёмные дымки. Лучина проводил его хмурым взглядом, отогнул край пушистого колпака, посмотрел на вождя, сверкнув льдинками глаз.
- Зря ты это затеял, - проворчал. - Только время теряем.
Головня не ответил: неспешно двинулся вниз по склону, направляясь к толпе лучников. Охранники шли по бокам и сзади, положив копья на плечи. Лучина брёл следом, что-то бормоча под нос, облапив мохнатой рукавицей медные, с лёгкой прозеленью, ножны, болтавшиеся на кожаном поясе.
Лучники потеснились, освобождая путь вождю, зашептались, благоговейно таращась на него.
- Отсюда докинет? - спросил Головня Лучину, встав на том месте, откуда стреляли по скособоченным, продырявленным в разных местах тюфякам.
- Докинет, - ответил Лучина, заслонённый от Головни дюжими копейщиками, один из которых не сводил с помощника пристального взгляда. Помолчав, добавил: - Он ещё одну штуку промыслил: петлю на древко набросил, чтоб копьё дальше летело.
- И что, летело?
- Летело.
- Чего ж молчал, мне не сказал?
- Да всё недосуг как-то... - Лучина отвернулся, устремил взгляд на тюфяки с торчащими из них оперёнными стрелами.
- Лентяй ты, Лучина, - бросил вождь, глядя вдаль.
Тот хитренько покосился на него, улыбнулся криво:
- Грешен.
Скоро вернулся Сверкан. Прибежал запыхавшийся, протянул Головне сложенный вдвое неровный сыромятный ремень.
- Вот, великий вождь, эта она самая, бросалка, и есть.
Подмышкой он держал деревянный короб, в котором что-то громыхало и перекатывалось. Тетива лука наискось перетягивала меховик.
Копейщик принял из рук стрелка ремень, передал вождю. Тот помял его так и этак, помотал в воздухе.
- Ну давай, показывай своё искусство.
Сверкан поставил короб на снег, снял крышку, извлёк небольшой камешек с гладкими краями. Вложил камешек в срединную, широкую часть ремня, раскрутил правой рукой и резким движением вытянул руку вперёд. Камень чёрной точкой пролетел по дуге и вонзился в сугроб шагах в двух от тюфяка. Стрелки разочарованно загудели. Лучина хмыкнул.
