Вячеслав Романцев - Псы Господа
Старая история прояснилась почти полностью… Остался неясным лишь один эпизод – отчего, уезжая из России в 1893 году, мадам Навицкая не увезла алтарь с собой? Припрятала, опасаясь дожидавшегося за границей мужа, и желая иметь хоть какой-то козырь? Похоже, просчиталась – ничего с тех пор о мадам не слышно. А неугомонный шляхтич вполне мог еще раз посетить развалины в сотне верст от Эль-Кудса – в каждом храме Дагона было по три святилища и по три алтаря.
Богдан вспомнил, что жандармский полковник, подписывая бумаги на выезд Навицкой и организованной ею «женской театральной труппы» – заподозрил, что актрисы не совсем актрисы. Но мысль бравого жандарма устремилась несколько в ином направлении – начертал резолюцию: «Пусть катится к чертям вместе со своим борделем!» А приказал бы раздеть и внимательно осмотреть юных красоток – узнал бы много удивительного…
Хотя не таких уж «юных», поправил себя Богдан, – даже прошедшим инициацию перед самой ссылкой Навицкого было к 93-му сильно за тридцать… Впрочем, и полтора десятилетия спустя воднодышащие прелестницы не потеряли молодости и способности вмиг очаровывать мужчин – до самой своей гибели в волнах Ирландского моря. Или кое-кто выжил? И близкие какого-нибудь ирландца или валлийца сейчас удивляются: отчего это он пропадает целыми днями на берегу?
* * *Буланский вышел из музея. Шофер, дремлющий за баранкой «Зиса», мгновенно проснулся, выскочил, услужливо распахнул заднюю дверцу.
Начальник Оперативного управления медлил. Потому что никак не мог решить: что делать с разгаданной наконец тайной… С черным камнем-алтарем. И с последней тварью Навицкого, ускользнувшей в свое время от создателя – и до сих пор бродящей-плавающей не так далеко отсюда. Два десятка нападений на молодых мужчин, имевшие место в последние годы, позволили достаточно точно вычислить ее подводное логово.
Не ко времени… Лет бы десять, или хотя бы пять назад… Тогда бы он сумел и успел применить разгадку для достижения успеха в главном деле своей жизни. Изъял бы алтарь из музея. Поймал бы хищную тварь (сама приплывет, достаточно установить на берегу приманку – черный камень). Применил бы для древней операции новейшие методы хирургии, анестезии, дезинфекции – и у многих людей, считающих, что руководят этой страной, появились бы новые любовницы – дьявольски привлекательные и любящие часто принимать ванну…
Поздно. Сегодня – уже поздно.
Пора начинать то, что он готовил почти двадцать лет. Креатуры – фигуры и пешки – расставлены для самой грандиозной шахматной партии в истории этой страны. Готовы к сражению ферзи – «красные маршалы» – бывшие подпоручики, унтера, денщики… Ждут секретной команды слоны и кони – «красные командиры» рангом пониже: командармы, комкоры, комдивы, – они в самом деле красные, красные от многой пролитой крови, и прольют еще больше, и сами захлебнутся в ней. Ладьи прикрывают фланги – «старые партийцы» – еще хорошо помнящие, от кого получал деньги Старик перед знаменитой поездкой в опломбированном вагоне… И бесчисленное количество пешек – людей-винтиков, точнее, людей-патронов, креатур первого уровня, предназначенных выстрелить – и умереть.
Много лет Богдан очищал землю от нелюди, от хищных тварей – пришел Судный день для самых опасных, самых кровавых упырей. Они высосали всю кровь из страны, породившей их, – а теперь будут терзать друг друга своими отравленными клыками – не зная и не понимая, что выполняют тайную волю одного человека – Богдана Буланского.
Потому что пешек и фигур много, но игрок один. Даже Глеб Бокий (к нему Богдан питал слабость, порой самому непонятную) – король на шахматной доске, самая важная, но только фигура…
Можно было начать партию на несколько месяцев раньше, но Богдан медлил, обдумывая методы нейтрализации единственного человека, способного испортить игру.
Юровского.
Товарища Юзефа.
Лишь тот мог понять, что происходит, и сделать свои контр-ходы.
Богдану повезло, судьба сыграла на его стороне: сейчас Юровский умирал в Кремлевской больнице – медленно, тяжело. И никак не мог умереть… «В рай грехи не пускают, в ад Сатана не берет», – говорили про таких в детстве Богдана, в Маневичах, – ставших ныне далеким смутным воспоминанием…
Ничто не мешает начать партию. И она начнется. Первый ход, вопреки учебникам шахматного искусства, сделает не пешка, но король – Глеб Бокий.
* * *Игра началась точно в назначенный срок – но совсем иначе, чем планировал Буланский. И проходила иначе…
* * *Фима Гольдштейн в детстве был любознательным мальчиком с живым, стремящимся до всего докопаться умом, – и вырос в такого же юношу. На беду, юноша угодил в НКВД по протекции родственника (замзавотдела товарища Железнова, в девичестве – Аппельбаума). Угодил в расстрельную команду. А та в последние два года трудилась без сна и отдыха, круглосуточно… Фима приучился пить стаканами неразведенный спирт до, после и во время работы – кошмарные сновидения больше не мучили, но природный ум и любознательность значительно атрофировались.
Узнав, что сегодняшнего клиента надлежит ликвидировать оружием особым, Фима кивнул и принял небольшой деревянный ящичек, – тактично стараясь дышать в сторону. Впрочем, начальство все понимало, и за выпивку подчиненных не преследовало.
Про странный приказ Фима чуть не забыл (память в последнее время тоже ослабла), подивившись странному поведению осужденного врага народа – тот спускался в подвал, смеясь. Не хохотал истерически – таких навидались – а смеялся, словно и впрямь предстояло что-то веселое.
Перестал смеяться, лишь увидев, что Фима извлек из ящичка, вспомнив о нем в последний момент.
Рукоять у странного предмета была, и напоминала пистолетную. Имелся спусковой крючок и прикрывавшая его скоба. Но остальное… Там, где по понятиям Фимы должен был находиться ствол, – находилось нечто, даже отдаленно на него не похожее. Выходное отверстие у нечто прикрывалось ограненной синей стекляшкой (а то, чем черт не шутит, и самоцветным камнем!) – Фиме показалось, что светится не то стекляшка, не то самоцвет тусклым собственным светом. Но, возможно, то был отраженный свет висевшей под потолком лампочки, затянутой частой железной сеткой…
Как бы то ни было, Фима нажал на спуск удивительной конструкции, уверенный: не сработает, придется пустить в ход проверенный короткоствольный «кольт»…
Сработало!
Выстрел не грянул – но еще как сработало!
Глеб Бокий – имя его Фима никогда не узнал – рухнул на земляной пол, задергался, глаза полезли из орбит, кровь хлынула горлом… Подергался и затих. Готов.
