Роберт Маккаммон - Лебединая песнь. Последняя война
Он долгое время сидел спокойно после того как она закончила. Пульсирование кольца убыстрялось и замедлялось во время ее рассказа.
— Карты Таро, — сказал Пол, все еще восхищаясь кольцом. — Скелет с косой — это Смерть. — Он напряженно посмотрел на нее. — Вы знаете, что все это звучит как безумие, да?
— Да, понимаю. Но у меня есть шрам на том месте, где было распятие. И Арти видел, как изменилось лицо этого существа, хотя я сомневаюсь, что он подтвердит это. Он никогда с тех пор не возвращался к этому, но полагаю, что это к лучшему. И к тому же у этого кольца один выступ обломан.
— Хм-хм. Вы, случайно, не забирались в мой «Джонни Уокер»?
— Вам это лучше знать. Я знаю лишь то, что иногда я вижу какие-то вещи, когда гляжу в кольцо. Не каждый раз, но достаточно, чтобы сказать, что либо у меня чрезвычайно развито воображение, либо…
— Либо что?
— Либо, — продолжала Сестра, — для меня есть смысл иметь это кольцо. С какой стати было мне видеть Пирожкового Обжору — куклу, лежавшую посреди пустыни? Или руку, вылезающую из норы? Почему я видела стол с картами Таро? Черт, я ведь даже не знаю, что эта чертова штука означает!
— Они использовались для предсказания будущего цыганами. Или колдуньями. — Он полуулыбнулся, что сделало его почти красивым. Кольцо угасло, когда он протянул его Сестре. — Слушай, я ничего не знаю о демонах с передвигающимися по лицу глазами или о прогулках во сне, но я знаю, что эта вещь — всего лишь кусок стекла. Два месяца назад эта вещица, возможно, стоила целое состояние. — Он покачал головой. — Могу поклясться, — сказал он, — что единственная причина того, что оно оказалось у тебя, это что ты оказалась в правильном месте в правильное время. Уже одно это достаточно загадочно, не так ли?
— Но ты не веришь тому, что я сказала, да?
— Я хочу сказать, что от радиации у тебя кое-что сместилось в голове. Или, может быть, ядерный взрыв открыл крышку самого Ада, и кто тогда может сказать, что же именно произошло? — Он вернул ей кольцо, и она убрала его в сумку.
— Но все же, заботься о нем. Возможно, что это единственная прекрасная вещь, которая сохранилась.
На другом конце комнаты Арти вздрагивал и причмокивал во сне, переворачиваясь с боку на бок и снова успокаиваясь.
— У него что-то внутри не в порядке, — сказал ей Пол. — Я заметил в его кашле кровь. Я полагаю, что у него сломано одно или два ребра, возможно еще что-то повреждено. — Он пошевелил пальцами, все еще ощущая в них тепло кольца. — Мне кажется, он выглядит не слишком хорошо.
— Я знаю. Боюсь, что он мог чем-нибудь заразиться.
— Это возможно. Черт, от жизни в таких условиях вы могли бы умереть от щелчка ногтя.
— И у вас совсем нет медикаментов?
— Извините. Я использовал последний «Тайленол» примерно за три дня до взрыва бомб. Поэма, которую я писал, развалилась на кусочки.
— Так что мы будем делать, когда закончится керосин?
Пол заворчал. Он ожидал этого вопроса, и он знал, что никто не может ответить на этот ее вопрос. — Нашего запаса хватит еще на пару недель. Возможно. Куда больше меня беспокоят батарейки для радио. Когда они сядут, этих людей нужно будет как-то развлекать. Я надеюсь, мы сможем тогда придумать другую игру, — его глаза снова стали старыми. — Например, будем крутить бутылку, и на кого она укажет, тот сможет освободиться первым.
— Освободиться? Что вы имеете в виду?
— У меня есть 9 мм «Магнум» в ящике, леди, — напомнил он ей. — И коробка патронов. Я уже дважды был близок к тому, чтобы использовать их: первый раз — когда моя вторая жена оставила меня с ребенком в половину моего возраста, забрала все мои деньги, заявив моему повару, что он не стоит и двух центов, и второй раз — когда поэма, над которой я работал шесть лет, сгорела с остатками моего жилья. Это было как раз после того, как меня выпихнули из Миллерсвильского Государственного Колледжа за то, что я спал со студенткой, которая хотела получить «отлично» на выпускном экзамене по английской литературе. — Он продолжал вертеть пальцами, избегая взгляда Сестры. — Почти всю жизнь я был неудачником. И в самом деле, все, за что я когда-либо брался, превращалось в дерьмо. Так что «Магнум» ждет меня уже давно. А я все медлю.
Сестра была шокирована откровенностью Пола; он говорил о самоубийстве как о следующем этапе развития событий.
— Мой друг, — сказала она серьезно — если вы думаете, что мы совершили такой длинный путь сюда только для того, чтобы снести себе голову, то вы такой же безумный, какой я была раньше. — Она прикусила свой язык.
Теперь он с интересом посмотрел на нее.
— Так что вы собираетесь тогда делать? Куда вы собираетесь идти? Вниз, к супермаркету, за несколькими бифштексами и пивом? А как насчет госпиталя, который предотвратит смерть Арти от потери крови? На тот случай, если вы не заметили, скажу вам, что не много людей осталось там, снаружи.
— Пожалуй, я никогда не приняла бы вас за труса. Мне казалось, что у вас есть мужество, но вы, должно быть, начинены опилками.
— Лучше и не могло быть сказано.
— А что, если они захотят жить? — Сестра кивнула на спящие фигуры. — Они смотрят на вас с надеждой. Они сделают то, что вы скажите им. Так вы собираетесь им сказать, чтобы они освободились?
— Они способны решать сами. Но я спросил, куда собираетесь идти вы?
— Куда-нибудь, — сказала она и кивнула на дверь. — В мир — в то, что осталось от него, наконец. Вы же не знаете, что там, внизу, через пять-десять миль по шоссе. Там может быть какое-нибудь сохранившееся убежище или целое сообщество людей. И единственный способ выяснить это — сесть в ваш пикап-грузовик и поехать по М 80 на запад.
— Я не любил этот мир даже таким, каким он был раньше. И я уверен, что не полюблю его и теперь.
— А кто просит вас любить его? Послушайте, не заговаривайте мне зубы. Вы нужны людям больше, чем хотите верить.
— Конечно, — ответил он саркастически. — Надо любить их, любить их всех.
— Если вы не нуждаетесь в людях, — бросила вызов Сестра, — то почему же вы пошли на шоссе? Явно не для того, чтобы охотиться на волков. Это вы могли сделать, не отходя от входной двери. Вы же пошли на шоссе, ища людей, да?
— Возможно, я хотел найти, собрать подневольную аудиторию для прослушивания моей поэзии.
— Ха! Ну, в любом случае, когда керосин закончится, я пойду на запад. И Арти пойдет со мной.
— Волки будут рады, леди. Они будут счастливы сопровождать вас.
— Я также попрошу у вас ваше ружье, — сказала она. — И патроны к нему.
— Спасибо, что спросили у меня разрешение.
