Сергей Алексеев - Кольцо «Принцессы»
– И надолго вы в Италию собрались?
– Говорит, пока на три года, там видно будет.
– Это уже окончательно решено или как?
– Согласие дал, поеду, говорит, ума наберусь. Бумагу подписал, деньги большие вперед взял, значит, окончательно… Мол, поправлю дела, назначу хорошего директора и поедем… Ой, как не хочу! По мне, так лучше бы вернулись в деревню и жили… А отец язык не учит, говорит, раз пригласили, пускай по-русски говорят со мной. Мне приходится учить, и тайно от него – ругается… Ведь обманут! Станут за спиной шушукаться по-своему, сговариваться, и обманут… Может, ты на него подействуешь? С этой надеждой ехала. Убеди ты его итальянский выучить. Долгое ли дело? Я так через три недели уже и разговаривать стала… Вот жизнь какая пошла, Германка! Мы тем кефиром раньше больных телят отпаивали, а им не жить, не быть, производство наладить надо, чтоб итальянцев отпаивать. Больные они там, или что, ты не знаешь?
Говорила она, будто ручеек журчал, и успевала еще угощать, подкладывала, подсовывала, как всегда, вместе с домашней пищей наполняя душу умиротворением и радостью.
– Ты ешь, ешь! – между разговором вставляла она. – Знать бы, что поедем, нового сыру сварила. А то собирались спешно, в один день, взяла, сколько было. Но ничего, приедем домой, сварю, посылку соберу и пошлю.
– Да не надо, мам, – отнекивался Герман. – В такую даль посылать! Обойдусь…
– Нет уж, обязательно пошлю. От своей коровы, из родных мест… Все не так тосковать будешь. А то ведь уедем в Италию – кто пришлет?
Самое главное, на ее вопросы до поры до времени не требовалось отвечать. Конечно, родителям уже поведали о катастрофе его самолета, и мать внутренне была напугана, однако, давно привыкшая к причудам своих мужчин в семье, оказалась подготовленной и к такому обороту, и теперь никак не выдавала своего страха. Она тут же рассказала страшную тайну, что командир части вызвал их с одной целью – подействовать на сына, убедить его, чтоб не оставлял службу и перестал бы нести вздор об иных мирах и прочих несуразностях, которые ему помешают в жизни. И чувствовалась, что матушке любопытно узнать, что же приключилось с Германом на самом деле, однако она и этого чувства никак не выдавала, точно так же, как своего страха. А Шабанов тоже не мог задавать прямых вопросов, чтоб не напугать еще больше, хотя подмывало, и мать это почуяла, сама потянула ниточку разговора.
– А я почуяла, с тобой что-то не ладно, – осторожно промолвила она уже на улице, когда, так и не дождавшись отца, пошли гулять по парку. – То собака завоет ночью, то сон приснится… Однажды не вытерпела, взяла у отца телефон… Этот, без проводов…
– Мобильный?
– Ага. И стала звонить в часть. Праздники майские были, никого на месте нет. Кое-как добилась, сказали, в командировке ты, будешь через неделю. Я вроде поуспокоилась, а тут журналистка приехала…
– Журналистка? – боясь выдать любопытство, переспросил Герман.
– Ну!.. Отец итальянцев на охоту повез, уток пострелять. Какой-то катер наняли и поплыли, а мне велел баню истопить и ждать. Я и жду сижу. Вышла на крыльцо, смотрю – лодка по реке плывет, белая, красивая…
– Лодка? Белая? – Он затаил дыхание.
– Больно уж непривычная, – подтвердила матушка. – У нас таких сроду не было… Думаю, охотники мои возвращаются, катера-то ихнего я не видела, что они там наняли… Думаю, замерзли и плывут назад. Черемуха только зацвела, и холод такой!.. Подворачивает к нашей пристани, где мы лодку свою привязывали, помнишь? Гляжу, она и выходит, журналистка, и к нашему дому прямиком идет. Молодая такая, ласковая, говорит, из газеты, пишет очерки об известных в нашем районе людях. Будто дали ей задание про тебя написать…
– А как ее звали? – осторожно поинтересовался Шабанов, чувствуя, как земля под ногами почти не касается подошв.
– Да понимаешь, по виду не деревенская, городская, и одета хорошо, но имя – Ганя. Так и сказала, зовите Ганей, мне нравится. Я еще гадала, как же будет полное имя…
– Агнесса, мам…
– Отец потом сказал… Стала она про тебя все расспрашивать, про детство, как учился, чем занимался. – Мать глянула виновато. – Я уж рассказала ей, как ты с бани прыгал, взлететь хотел, как потом в Тверь побежал в суворовское училище… Ну и как махолет строили с отцом. Она так заинтересовалась, покажите, говорит, сфотографировать хочу. А у самой фотоаппарата нету… Махолет-то отец как поднял на чердак, там он и стоит. Залезли мы… Долго она вокруг ходила, все рассматривала. Уж больно ее чугунное ваше колесо удивило, от трактора которое… Можно, говорит, попробовать педали покрутить? Да крути, говорю, правда, сиденье все в пыли, измажешься. Она тряпочкой протерла, села и раскрутила педали. Колесо-то загудело, и тут случайно что-то включилось – крылья как замашут! Пыли столько подняли – ничего не видать! А она смеется так весело!.. Нашла где выключить, остановила крылья, колесо только крутится…
– Про мое любимое блюдо узнавала? – зажимая в себе восторг и улыбаясь в сторону, спросил Герман.
– Ой, да она много чего спрашивала. Я ее домашним сыром угостила, как раз для итальянцев сделала, с перчиком, чаю попили. Ей сыр понравился, так я в дорогу ей кусок отрезала…
– А про мясо по-французски?
– И про мясо… Часа три мы с ней сидели, ходили. Я еще спросила, а что ты ничего не записываешь? Журналисты обычно пишут, пишут в блокнот или теперь магнитофоны подставляют… Она: я запоминаю все, мне писать не нужно. Оставайся, говорю, заночуешь. В баню сходим на первый парок, а там отец приедет с итальянцами… Спешу, говорит, ехать далеко. Что бы мне спросить, куда?.. В предбаннике у нас мыло увидела, попросила кусок…
– И ты ей дала?
– Что не дать-то? Дала… Она так понюхала, подышала, хорошо, говорит, пахнет. В карман спрятала.
– Земляничное мыло?
– Другого-то и не было… А что ты так спрашиваешь?
– Ничего, мам!.. Потом-то что было?
– Засобиралась она. И одета больно уж легко, в одном платье. А холод на улице. Стала давать свою старую куртку, надень, говорю, на воде-то замерзнешь. Она смеется, не взяла. Мол, и так много грузу с собой везу, лодка не поднимет. Проводила на берег… Думала, там в лодке и правда какой-нибудь груз, или хоть моторист есть, который ее возит – никого. И вёсел нет, и мотора не видать, один руль. Может, где-то спрятан был мотор-то, что ли… Сама встала к рулю, лодка отчалила и быстро так поплыла. Рукой помахала и скрылась за поворотом…
– Она адрес какой-нибудь оставила?
– Да нет, я как-то не спросила…
– Из какой газеты, тоже не сказала?
– Мне тогда и в голову не пришло. Из газеты так из газеты… А ты не читал нигде очерка про себя?
– Не читал…
