Андрей Щупов - Полет Ящера
По всем признакам наступал разгар гражданской войны - год этак восемнадцатый или девятнадцатый. То есть так мы поначалу рассуждали, но не тут-то было! Разъезжая по улицам, мы попадали то в сталинский; то в хрущевский период, а в одном из кварталов нежданно-негаданно обнаружили блокадный Ленинград. Да, да! Тот самый промороженный до костей и легких город, продолжающий отливать оружие, отхаркивающийся от немцев десятками тысяч жизней. В несколько секунд мы проскочили климатическую границу, угодив в жесточайшую стужу. «Ниссан» немедленно завяз в сугробах, и, выбравшись наружу, мы чудом не замерзли, успев вытолкнуть машину из снега до того, как мороз навалился на нас в полную силу. Можно сказать, что здешняя погодка задела нас лишь самым краешком, но и в эти недолгие минуты мы в полной мере прочувствовали, какой безнадежностью и каким ужасом может быть пропитан обычный стылый воздух. Небо здесь напоминало обращенное к земле лицо покойника, кресты бумажных лент на окнах, казалось, подтверждали полную невозможность жизни в здешних местах. У одной из стен полуразрушенного дома громоздилась странная поленица, и не сразу я разобрал, что это тела замерзших людей. По узенькой тропке, волоча за собой санки, брела спотыкающаяся старушка. Наш джип она обошла, проваливаясь в снег по колено. Ни одного слова в упрек, ни одного протестующего жеста. В глубоко запавших угольках глаз читались усталость и поразительное равнодушие ко всему окружающему. И абсолютно не верилось, что в страшном этом городе, выдыхая облака пара, играет на концертах Святослав Рихтер, а Ольга Берггольц простуженным голосом читает по радио свои стихи. Да можно ли вообще что-нибудь творить, когда кровь разжижается до состояния воды, когда не чувствуешь собственных пальцев, когда языку становится тесно из-за распухших кровоточащих десен! Или именно в таком состоянии люди выдают что-то действительно стоящее? Мы этого не знали и не могли знать. Завывая мотором, «Ниссан» наконец-то вырвался из заснеженной ловушки, и, кажется, вовремя. Гонтарь успел обморозить одну из щек, у меня прихватило нос и уши. Это было похуже таллиннских бомбежек. Так или иначе, но с пищей для размышления наблюдался явный перебор. Даже Холмсам и Ватсонам нужна цепочка следов, а не истоптанное в пять слоев поле.
Впрочем, некий прогресс в наших непростых изысканиях все же наметился. По крайней мере, миражи с галлюцинациями мы наконец-то научились отличать от яви, хотя… Возможно, галлюцинации тоже успели претерпеть существенные изменения. Зыбкая призрачная канва потеснилась, уступив место более плотным материям. Обреченным айсбергом привычное время вплывало в полосу Гольфстрима, на глазах оседая и съеживаясь. Вместе с ним течения подтачивали окружающее пространство. Так около часа назад, свернув в бывший район центровых, мы неожиданно угодили на территорию вольного Харбина (опять это слово!). Открывшаяся взору картина была столь необычна, что мы решились на внеочередную остановку.
Постройки, растительность, крики птиц - все здесь несло отпечаток далекого, чужестранного. Река, что поблескивала в лучах заходящего солнца, на Исеть совершенно не походила. Вместо,гор на горизонте высились конические аккуратные сопки, а на широком фарватере густо дымили трубами многопушечные крейсера японцев. Кажется, готовилась высадка десанта. Легкая артиллерия беглым огнем пыталась удержать транспорт противника на дистанции, но переполненные шлюпки одна за другой приставали к берегу. Японская пехота спешно выгружалась, тут же начинала окапываться. Тут и там разматывалась колючая проволока, на земляных насыпях размещались пулеметы и громоздкие прожекторы. На все эти приготовления город реагировал по-своему. С мужественной неторопливостью харбинцы проводили набор волонтеров. К береговой линии на лошадях подвозили тяжелые орудия, строители возводили бетонированные укрепления. В один из списков народного ополчения занесли и нас с Гонтарем. Перечить представлялось крайне неразумным, и, клятвенно пообещав явиться на сборочный пункт, мы спешно отчалили восвояси.
Время шло, а может, и не шло. Даже Земля, возможно, приостановила свое привычное вращение. Не раз и не два мы предпринимали попытки добраться до офиса. увы, всюду джип натыкался на воинские формирования. Квартал, где располагалась контора, оказался под особым контролем разномастных войск. На крышах высились брустверы из мешков с песком, в амбразуры между пыльных мешков глядели рубчатые стволы «Максимов». И повсюду мы сталкивались с конными разъездами. Последних в городе развелось с избытком, и надо отметить, вели себя всадники крайне агрессивно. Впрочем, и мы, наученные горьким опытом, старались более не зевать. Атакующих и проявляющих нездоровое любопытство встречали плотным автоматным огнем, после чего тут же уходили На «свои» улицы, благо таковые в городе ещё имелись.
Еще и пока - два слова и два детских шарика, получивших по миниатюрной пробоине. По крайней мере, свист вырывающегося воздуха мы слышали вполне отчетливо. Слышали, однако, поделать ничего не могли.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Набрякшее небо,
Как черная топкая тина,
Глотает сегодня
Нас всех.
В. Теазо
Пицца, купленная у итальянцев, пошла впрок. По крайней мере, на память и разум, которые тоже потихоньку начинало засасывать сумасшедшим водоворотом, выпечка оказала самое благотворное действие. увы, избавившись от трупов водителя с охранником, мы не избавились от наваждений. «Ниссан» рыскал по городу заблудившимся в квартире щенком. Тут и там мы наблюдали исчезновение целых кварталов. Пропала недостроенная телебашня, провалился сквозь землю центральный рынок, растворился в воздухе ДК, в подвале которого я держал рулетку. На пересечении двух улиц мы не нашли ресторана, где не так давно справлялась панихида по Гансу, а на месте принадлежащего империи авто городка ныне теснились какие-то двухэтажные домишки с яблоневыми садами и огородами.
Вооружившись листом из блокнота, один за другим я выдавал Гонтарю адреса верных людей, и мы двигались по путаному маршруту, вновь и вновь убеждаясь, что никого из включенных в список лиц повидать не удастся. Лишь, когда в ход пошли явочные квартиры, удача наконец-то нам улыбнулась. Как оказалось, один из адресов существовал и поныне. Именно на этой уютной квартирке я некогда встречался с Сильвой и другими дамами. Именно там в последнее время имел свидания с Надюхой.
Нужный район и нужная улица уцелели. Без особых приключений мы добрались до места. Только однажды по машине колотнул из подворотни шальной пулемет, но стрелка спидометра отплясывала вблизи полутораста километров, и объект для прицеливания мы являли собой крайне неподходящий. Ни одна из пуль нашей многострадальной колымаги даже не задела, и уже через десять-пятнадцать минут мы осматривались в пустующих комнатах, не доверяя уже никому и ничему, пытаясь и в этих гулких апартаментах найти отголоски бушующих в городе мистерий. Все обошлось. Никаких пугающих признаков мы не обнаружили. А вот следы недавнего пребывания Надюхи отыскались - кое-какое бельишко, в беспорядке сваленная у зеркала парфюмерия, надкушенный бутерброд и недопитый кофе в столовой. Осмотрев все четыре комнаты и тщательно обшарив кладовую с остекленной лоджией, Гонтарь выложил на журнальный столик всю свою карманную артиллерию, с облегчением рухнул на диван.
