Маленький незнакомец - Уотерс Сара
Бетти уверяет, что на остановке ждала автобуса, когда две приличные дамы — одна пожилая, миссис Шарп, и другая помоложе, ее дочь, старая дева Мэрион, — предложили ее подвезти. Они привезли ее в свой дом, накормили едой, в которую было подсыпано снотворное, и стали уговаривать поступить к ним служанкой. Бетти отказалась, и тогда женщины заперли ее в мансарде, где продолжали улещивать, запугивать и бить, но в один прекрасный день ей, вконец измученной, удалось бежать. Поскольку она слыла девушкой честной и, главное, подкрепляла свой рассказ детальным знанием планировки уединенной усадьбы Франчайз, полиция серьезно отнеслась к ее заявлению: мать и дочь Шарп обвинили в похищении человека. Обескураженные женщины обратились за помощью к местному адвокату — тихоне Роберту Блэру. В романе повествование ведется от его лица, сюжет следует за его неустанными попытками обелить семейство Шарп.
Как и дело Каннинг, история Бетти Кейн становится всенародной сенсацией. Ее подхватывает злобная утренняя газетенка, общественное мнение непоколебимо на стороне пострадавшей девицы, обедневших аристократок Шарп величают не иначе как зарвавшейся знатью. Стены усадьбы испещрены надписями «фашистки», оголтелая толпа бьет камнями окна. Роберт пытается опровергнуть показания девушки, чья репутация неуязвима. Лишь в самый последний момент, когда дело доходит до суда, мы узнаем правду о ее исчезновении. Военная сирота, Бетти взревновала горячо любимого сводного брата, объявившего о своей помолвке. История о похищении и заточении была чистой воды выдумкой, предназначенной скрыть то, что в кафе Бетти «подцепила» коммивояжера, с которым под видом его жены укатила в Копенгаген. Отлупила девицу подлинная жена торговца, застукав ее в постели собственного мужа. Невероятно точное знание планировки Франчайза было почерпнуто весьма прозаическим способом: с верхней площадки омнибуса открывался великолепный обзор дома.
Что ж, пересказ истории Элизабет Каннинг кое в чем просто восхитителен. «Франчайзское дело» — изобретательный детективный роман, где есть преступление без трупа, где жертва — само правосудие, а главное оружие — невежество, предвзятость и легкомысленная журналистика. В книге великолепно создана необходимая загадочность, дело против Шарпов выстроено так, что не подкопаешься, а сами они вместе с их спасителем Робертом — любопытные, отделанные персонажи. Все это позволило роману завоевать популярность среди читателей детективной литературы и любовь ее авторов. Он неизменно появляется в списке лучших детективных историй (скажем, в 1990 году роман занял одиннадцатое место среди ста лучших детективных произведений всех времен по версии Ассоциации писателей детективов, а первое место было отдано «Дочери времени»), его неоднократно экранизировали в кино и на телевидении, инсценировали для радио. Впервые я столкнулась с «Франчайзским делом» еще в детстве, когда в субботней телепрограмме увидела фильм, снятый в 1951 году. Много позже, когда память об этой истории поистерлась, моя приятельница, поклонница детективной литературы, дала мне прочесть книгу, которая была частью ее старинной коллекции: издания «Пингвина» с зелеными корешками и «Пана» в старинных суперобложках. Приятельница уверяла, что это лучший из когда-либо написанных детективов.
Книга, захватившая меня с первых страниц, понудила к размышлениям. Затворницы мать и дочь, девушка с невинным личиком и ее странная, но убедительная история о том, как ее заманили в уединенный дом, раздели до исподнего, заперли в мансарде, а потом высекли арапником, — в этом есть что-то весьма необычное, думала я, некий психологический выверт, который до последней страницы заставит теряться в догадках.
В романе почти сразу возникают странности. Шарпы — тяжелые, «неудобные» личности, которых в общине не очень-то любят. Мэрион обратилась за помощью к Роберту именно потому, что ей нужен совет, как она выражается, «человека нашего сорта», — и впрямь, адвокат быстро и уверенно принимает ее сторону благодаря проявлениям светскости, подмеченным в этих женщинах: невзирая на стесненность в средствах (обстановка в доме изящная, но потрепанная), они потчуют его «восхитительным» хересом. И наоборот, Бетти не получает ни единого шанса завоевать адвокатские или наши симпатии. Ее появление в романе в школьной накидке и туфельках на низком каблуке поначалу выглядит интригующим: «обычная девочка, какую не приметишь в строю учеников». Но далее с каждым абзацем возникают сомнения в ее характере. «Она девственница?» — в присутствии пятнадцатилетней героини прямо спрашивает миссис Шарп. А чуть позже нас вместе с Робертом встревожит «безудержное ликование», промелькнувшее на лице Бетти после того, как подтвердилась какая-то мелочь в ее показаниях: «жестокая первобытная радость исказила лицо скромной школьницы, составлявшей гордость учителей и наставников».
Иными словами, если загадка истории восемнадцатого века лишь в том, кто говорит правду — Элизабет Каннинг или ее предполагаемые похитители, — то во «Франчайзском деле» сомнения рассказчика моментально рассеиваются. Здесь загадкой становится сама Бетти, а главными вопросами — зачем ей понадобились ложные обвинения и как она сумела их обосновать. Усилия Роберта добыть факты, скрытые за месячным отсутствием девушки, по мере расширения контекста лишь укрепляют уверенность в ее вине. Скажем, адвокат отправляется на родину Бетти, чтобы больше узнать о ее покойных родителях, и выясняет, что миссис Кейн слыла «плохой матерью и женой», любила «пошалить» с солдатами и в принудительную эвакуацию охотно сбыла дочку с рук. Он посещает дом в «захолустье» грязных улочек, где Бетти скрывалась во время своего исчезновения, и от ее тетки, шумно прихлебывающей чай, узнает, что на летних каникулах развлечения девочки состояли в катанье на автобусе и одиноких походах в кино.
Такие детали, как непутевая мать, нечистота, чай, автобусы, столь же определенно помещают Бетти в ряды рабочего класса, сколь обшарпанная мебель стиля Хепплуайт и великолепный херес относят Шарпов к категории обедневшего дворянства. Пожалуй, это неудивительно для произведения того времени и подобного жанра. В классических британских детективах сильна консервативная жилка, и во «Франчайзском деле» Тей ничуть не скрывает свою нелюбовь к целям, по которым ведет прицельный огонь: французские фильмы, беженцы, профсоюзы, либеральные газеты, ирландские республиканцы, беспечные собачники… Но от враждебности к Бетти, какой проникнут роман, даже оторопь берет. Первоначальная неприязнь Роберта переходит в затаенную ненависть, которую разделяют сочувствующие персонажи, и вскоре авторское отношение к героине приближается к садизму. Мэрион «смакует» мысль о том, что Бетти «измордовали до полусмерти». Невил, младший партнер Роберта, желает «поистязать» ее или хотя бы «раскровянить ей рожу». Сам Роберт намерен «в суде публично ее оголить, сорвав с нее тряпье притворства». Безусловно, это ему по силам. Развязка романа подтверждает циничную правоту среднего класса: с Бетти сорвана личина школьницы, и она предстает маленькой злобной нимфоманкой, под стать своей матери. В финале она получает заслуженную порку, и даже исполнительница наказания инстинктивно чувствует к ней неприязнь: «от этой шлюшки прям с души воротит».
После первого прочтения книга смутила и озадачила. И вновь потрясла меня через несколько лет, когда я собирала материалы сороковых годов для своего романа «Ночной дозор». Однако теперь в жестокости книги замаячил какой-то смысл, она уже казалась менее странной и шальной, и я положила ее в стопку отобранных документов того времени. Я начала понимать, насколько точно Тей приспособила историю Каннинг к послевоенным тревогам консервативного среднего класса, как густо роман пропитан особым страхом перед «проблемой детской и подростковой преступности». Мало кто из его первых читателей слышал о деле Элизабет Каннинг. Однако история Бетти Кейн наверняка напомнила им о другой Элизабет — восемнадцатилетней официантке закусочной Элизабет Джонс, мечтавшей стать стриптизершей. В октябре 1944 года она познакомилась с американским дезертиром; шесть дней они куролесили, воровали и грабили, а закончилось все убийством таксиста. Над этим делом, которое получило известность как «Убийство с ямочкой на подбородке» (у таксиста была такая ямочка), Джордж Оруэлл размышляет в эссе «Упадок английского убийства», написанном в 1946 году. На его взгляд, данное дело ясно отражает тенденцию к тому, что ныне убийство становится результатом морального распада и духовного убожества, тогда как в процветающие времена отравителей вроде доктора Криппена и миссис Мэйбрик оно было частью рассчитанного движения к респектабельности. «Да, — пишет Оруэлл, — вся эта бессмысленная история с ее атмосферой танцзалов, кинотеатров, дешевых духов, вымышленных имен и угнанных машин весьма типична для военного времени». Он также подмечает, что «оскотинивание как результат войны», видимо, добавило ярости в общественное негодование, выплеснувшееся после того, как Джонс получила тюремный срок, а ее подельника повесили. (Стены ее дома в Ните пестрели надписями «Вздернуть ее!» и рисунками виселицы с болтающейся человеческой фигурой.)
