Валерий Михайлов - Комедианты
– Здравствуй. Меня зовут Моргана. Я буду тебя курировать, – сказав это, она немного покраснела.
Алексей никак не отреагировал.
– Можно я закурю? – спросила она, садясь на белый стул, стоящий возле белоснежного стола. – Ах да, ты не знаешь, что это такое. Ладно, я закурю, а ты, если не понравится, скажешь. Хорошо? Или подашь знак.
Моргана достала из сумочки (слава богу, не белой) запечатанную пачку папирос и зажигалку. Она распечатала пачку и, не найдя пепельницы, бросила оторванный кусок картона в стакан. Позже там оказалась и потухшая спичка.
Воздух наполнился неприятным, тяжёлым дымом, который щекотал в носу и першил в горле. Алексей закашлялся, отчего его голову словно пронзили сотни раскалённых игл. Он громко застонал.
– Извини, извини, я не буду курить. – Моргана потушила папиросу и открыла окно. – Сейчас здесь проветрится. Послушай… Если ты меня слышишь, подай знак.
Его правая рука дёрнулась несколько раз.
– Хорошо. Теперь послушай. Здесь никто не спрашивает согласия. Я тоже совсем не хочу в этом участвовать. Единственная разница… В общем, если хочешь выйти живым из этой богадельни, постарайся вести себя поактивней.
Сквозь шум и головную боль он почувствовал искреннее участие и желание помочь.
– Я… не… и… – только и смог он сказать.
– Ты говоришь! Замечательно. Я понимаю, тебе плохо, ты хочешь поспать. Сейчас тебе сделают укол, и ты сможешь уснуть, а когда ты проснёшься, станет немного легче.
Он вновь пошевелил рукой.
– Вот и хорошо. Я пойду, но скоро вернусь. Возможно, ты ещё будешь спать.
Она осторожно поднялась со стула и вышла из комнаты. Не успела закрыться за ней дверь, как в комнату вошла некрасивая медсестра со шприцем в руке и два здоровенных санитара.
– Подержите его, – сказала медсестра, не скрывая страха и брезгливости.
Санитары сильно придавили его к кровати, отчего стало больно во всём теле. Он инстинктивно попытался освободиться, но они навалились ещё сильней.
– Смотри! Брыкается, зверюга, – сказал один из санитаров, и они громко заржали.
– Держите его лучше, – вмешалась медсестра.
– Как умеем.
Она грубо вонзила в него иглу и быстро вколола лекарство.
– Всё, хороший мальчик, лежи. Теперь тебе надо поспать…
Она говорила ему всякую ерунду, как здоровой чужой собаке, и медленно пятилась к двери. Санитары шли следом. Они старались не показывать, что боятся, но у них получалось из рук вон плохо.
Они не успели дойти до двери, когда Алексей провалился в глубокий, тяжёлый сон без сновидений.
– Как самочувствие? – спросила Моргана, входя в комнату.
– Лучше.
– Не думала, что ты заговоришь после пяти уколов.
– Рот как чужой.
– Это с непривычки.
– Что со мной делают?
– Ты об уколах или вообще?
Он не ответил.
– Если об уколах… Без них твой мозг бы просто не выдержал. А вообще… Им понадобился супер, и ты попался под руку.
– Но я не хочу быть супером.
– Наши желания никого не волнуют. Ты либо делаешь то, что от тебя требуется, либо погибаешь. Или, или. Третьего не бывает.
– Но зачем?
– Не знаю. Здесь лучше не знать лишнего. На лучше, держи. – Моргана протянула ему большой спелый апельсин.
– Что это?
– Сейчас, подожди.
Она почистила апельсин, разломала его на дольки.
– Бери по одной и ешь. Вкусно?
– Очень.
Моргана вспомнила неприличный анекдот и слегка улыбнулась.
– Я забавный?
– Я не поэтому. Так, вспомнила… Ты ещё не поймёшь.
– Ладно.
– Сегодня нам неплохо бы погулять. Сам подняться сможешь?
– Попробую.
Голова ещё кружилась, да и тело было слабым, но ходить можно было вполне.
– Куда пойдём?
– Во двор. Пока только во двор.
Они вышли из комнаты, прошли по пустому белому коридору.
– Ты как предпочитаешь? Пешком или на лифте?
– Объясни.
– Извини. Я постоянно забываю.
– Тогда на лифте. Что такое пешком, я уже знаю.
Они вошли в кабинку лифта. Моргана нажала на кнопку, и кабинка медленно поехала вниз.
– Здесь всего пять этажей, поэтому лифт такой медленный.
– А я на каком?
– Ты на третьем.
Было раннее лето. Пели птицы. Вовсю цвели цветы. Летали бабочки. Да и зелень имела совсем ещё свежий вид. Алексей остановился на ступеньках и сильно вдохнул через нос. Голова закружилась немного сильней, но всё равно было приятно.
– Нравится? У нас тут здорово.
– За нами смотрят? – Это был не вопрос, а уверенное утверждение человека, который знает, о чём говорит.
– Откуда ты знаешь?
– Я чувствую.
– Здесь везде камеры… Но как ты узнал?
– Когда мне что-то нужно, я просто узнаю.
– А ты забавный. Ты как решето. Знаешь, что такое решето?
– Не помню.
– Это такая штука с дырочками. Так и ты.
– Штука с дырочками?
– Именно. Ты находишь камеры, но не знаешь, что такое лифт. Умеешь считать, но не знаешь, что такое решето.
– Когда в меня засунули это… оно было кусками.
– Хочешь сказать!.. Невероятно! Ты что, чувствовал… – От волнения Моргана поперхнулась и закашлялась.
– Только немного. Потом я потерял сознание.
– Всё равно это… Ты не проголодался?
– Я бы поел.
– Отлично. Тогда пойдём.
– «Столовая», – прочитал он по слогам надпись на двери, – нам сюда?
– Входи.
– «От себя»… Это как?
– Это туда. – Моргана толкнула дверь.
– А когда сюда?
– Когда сюда, пишут: на себя.
Столовая была маленькой, на десять столов. Пахло вкусно. Людей почти не было. Только за тремя столиками сидели небольшие группы людей.
– Садись.
– Слушаю вас. – Возле них возникла официантка.
– Для нас готово?
– Спецзаказ?
– Да.
– А вы что будете?
– Давайте то же самое. Там хватит?
– Я посмотрю.
– Хорошо.
– Ты, наверно, хотел бы чего-то существенного, но после принудительного питания лучше ограничиться кашкой. Пусть желудок привыкнет к еде.
– Эти люди… они все смотрят на нас.
– Не обращай внимания. Просто…
– Просто они только слышали, но никто не видел.
– Откуда ты знаешь?
– Я же говорил.
Принесли реденькую овсянку, сваренную на воде, но со сливочным маслом.
– Будем учиться есть. Бери ложку вот так… Теперь аккуратно набирай, и в рот. Как я…
Вскоре они подружились. Моргана была рядом с ним практически целыми днями, бережно заделывая дыры в решете, – так они называли процесс первичной адаптации. Поняв, что он, подобно князю Мышкину, мог видеть внутреннюю сущность вещей, она не пыталась быть неискренней. Её открытость сочеталась с природным тактом в довольно редких пропорциях, что делало её более чем милой. С другой стороны, Моргана была единственным (знакомым) человеком, кто не испытывал страха, ненависти или неловкости рядом с мальчиком. Моргана была немного дрессировщицей, Алексей немного зверем.